Возвеличить престол (СИ) - Старый Денис

Дело в том, что на Запорожье, даже в большей степени, чем у донцов, имело место социальное расслоение. Да, элементы военной демократии были, но на Доне даже низовой казак мог сказать свое слово на Казацком Круге. Майдан же, Казацкая Рада, проходил при закрытых дверях, а казачеству сообщали только о результатах. Да, там были выбранные старшины, но почему-то получалось, что все старшины из старших, потомственных казаков, с немалым имуществом. Иные казаки и вовсе имеют имения и считают себя шляхтой, отделяясь от сечевых, истинных казаков. Тот же Богдан Зиновий Хмельницкий считался шляхтичем.

То, что было недоверие между реестровыми казаками и теми, которым не собираются платить, оказывалось привычным. Но к тому, что теперь разжигается конфликт между казацкими элитами и низами, запорожское руководство не было готово.

Казак, он же как? Он беглый крестьянин, спасающийся от крепостничества. Для многих именно казачество — спасение от закрепощения. Уже изданы три Статута Великого княжества Литовского, установлены сроки поимки беглых крестьян. Негде скрыться бывшему труженику села от панщины, число дней отработки которой все больше возрастает. Вот и бегут туда, откуда нет выдачи.

Да, были и иные причины, почему мужчины бежали на Сечь. Вот прошлась татарская саранча по селениям, убивая и уводя в рабство людей, остался в живых мужчина, он на Сечь, мстить, или хоть как прокормиться. Обеднел шляхтич настолько, что за плуг в пору становиться, так кто-то и станет землю пахать, а иной на Сечь, сабелькой помахать, но только, если православный, а таких было еще немало. Много путей было в казаки, разные там люди, думали по-разному. От того, либо порядок на крови, либо кровь в беспорядках. А тут прелестные письма, заражающие, и без того активных людей, бунтарским духом, или сеют зерна сомнения.

— Скажи, Микола, как батюшку твоего завали? — спросил Иван Исаевич.

— Иваном, — ответил Микола.

— Стало быть Николай ты, Иванов сын! — сделал вывод Болотников.

— Стало быть, — усмехнулся Николай Иванович Ничипор.

На самом деле, Ничипор был некогда сыном боевого холопа одного из помещенных дворян. Его отец, Иван являлся не простым холопом, а полусотником. Но опричнина… Испомещен был тот дворянин, которому служил Иван Ничипор, боярином, что имел вотчинные земли, на которые обрушилась немилость царская. Вот и бежал отец Иван Ничипор, не забыв кое-что прихватить из дворянской усадьбы, на Сечь. А так дело было в поместье у Твери. Знамо быть, тверичем был нынче запорожский старшина. А после Ничипор стал Ничипоренко, а серебро, что он прихватил, позволило сразу начать строить карьеру среди запорожского казачества. Хотя, да, большинство запорожцев были с Речи Посполитой.

«Москальское» происхождение, как считал Петр Сагайдачный, самое то, для посольства к русскому представителю в Киев. Самопровозглашенный гетман был не уверен, что сам государь, когда Россия все более превращается из раненного медвежонка в матерого медведя, станет принимать казаков, тем более, когда он, гетман, еще не взял полную власть. А у московитов и речь схожая и понимание друг друга. Все-таки земляки быстрее найдут общий язык.

— Николай Иванович, я тебе вот что скажу, — Болотников деловито разгладил бороду. — Выбирай и ты и твои люди правильную, Богом осененную сторону. Россия становится сильной. С того и нам, казакам, добре будет. Передай Петру Кононовичу, что государь может признать за ним Гетманство с межами, что оговорить можно особливо. Пусть шлет послов в Москву и не мешкает. Будет и помощь и реестр. Нынче же готовит государь указ о реестре, там будет место для многих, абы сабелькой махать умел, ды в нужный час являлся на службу.

— А что с новой войной? — спросил Микола.

— Кто станет супротив нас, посечем, опосля придем на Сечь и покараем! — прорычал Болотников, напуская страха.

Зря. Не было в этой комнате трусов, чтобы проникнуться угрозами, каждый в бой ходил и за спинами товарищей не отсиживался. Но позиция стала понятна. Ну а сам разговор не стал столь бесполезным. Знали запорожцы, что Иван Исаевич Болотников — это голос государя российского среди казачества, что признано и самими казаками.

*…………*…………*

— Что скажете побратимы? — спросил Микола Ничипоренко у своих товарищей, когда они уже прошли казацкие заслоны у Киева и направились на юг.

— А что сказать, старшина? Как по мне, так ляхи с крулем ихним обман чинят. То двадцать тысяч в реестр и все добре у казаков, то пять тысяч и у нас люди с голоду дохнут. Не может такое быть, — высказался Тарас Храпун, хорунжий.

— А я мыслю так, — решил высказаться и второй спутник посланника Сагайдачного. — Коли москали потреплют ляхов, а мы в том помощниками станем, то скоро круль Жигимонт увеличит реестр и не станет казаков бить и карать за предательство. Пойдем тогды до круля. Ну а можно же и так: доброе теля двух мамок сосет.

Казаки рассмеялись. Между тем они понимали, что долго стоять в стороне не получится. Обвинения будут с двух сторон. Поэтому два вопроса, как были, так и остаются: кто даст больше денег и оружия, ну и кто даст больше вольницы для собственной казацкой власти.

— Царю нужда тольки, каб мы на Крым ходили. Так мы и так пойдем. Ну а зброю и порох где брать? Вишневецкие не торгуют, король такоже. А москальский царь даст, — размышлял Храпун.

На самом деле, все было уже решено. Петр Кононович Сагайдачный решил воспользоваться ситуацией с прелестными письмами, которые сильно влияли на умы незнатных запорожцев. Самопровозглашенный гетман даже сдержано возмущался суровостью наказаний за разговоры о русском государе, как о хорошем и правильном царе. Точнее, кошевой атаман распространял слухи, что он недоволен, но Казацкая Рада так постановила, а у кошевого атамана нет столько власти, кабы противиться. Вот у гетмана могла быть такая власть, потому и призывал Петр Кононович поддержать его.

Если нынче не воспользоваться случаем, то уже шанса может и не быть, чтобы стать властителем гетманских земель. Ляхи ослабли и не смогут выиграть войну, особенно, если казаки не придут, ну а русские казались после победы на реке Угре, сильными, на голову сильнее шляхты.

*…………….*……………*

Варшава

6 ноября 1608 года.

По традиции Сейм начался значительно позже, чтобы все депутаты смогли решить насущные дела на своих землях. Собран урожай, теперь можно и устраивать говорильню и общественную порку королю. Конечно, раньше открытие вального Сейма в конце октября было еще больше актуальным, когда шляхта и магнаты, действительно, принимали много участия в руководстве хозяйственными работами, но нынче все дается на откуп приказчикам. Да это и правильно, когда умный и опытный человек, занимается вопросами сбора урожая и его продажи.

У доброго шляхтича иные заботы. Он должен быть в курсе событий и готовым в любой момент прийти на выручку своего отечества. Ну или красочно об этой готовности говорить в трактирах, где этот самый геройский шляхтич опустошает бочонки с медом или пивом, крайне редко, с вином.

Потому не только Варшава нынче была пропитана политикой, но вся шляхетская Речь Посполитая. Особо интересующиеся тянулись к новой столице большого государства, чтобы быстрее узнавать новости. И всем в этом случае хорошо: и шляхтичу, который по приезду в какое местечко будет самым востребованным собутыльником, рассказывая после о своих приключениях в столице во время Сейма, привирая, конечно, ну и хозяевам трактиров, обогащающихся на приезжих.

Еще в сентябре, когда стало известно, что Сейму быть, в Варшаву стекались шляхтичи. Дороги в столицу были забиты вереницами повозок, криками и руганью. Случались заторы и никто никому не желал уступать. Заранее, за пару месяцев, было важно занять комнату в трактире, ну а уважаемый ясновельможный пан стремился снять хорошую квартиру, иначе скоро это будет решительно невозможно сделать. Может после, он два года будет экономить, выжимая все соки из своих крестьян, но в преддверии Сейма поживет так, чтобы не нужно было и преувеличивать в сюжете рассказа о своем пребывании в столице. Насколько же наскучила сельская жизнь, настолько нужно было успеть потратить заработанное серебро в городе, переполненном польско-литовской шляхтой. И эти ощущения пан никогда не предаст, будет помнить их и завещает бороться за подобные эмоции своим детям.