Новая Магдалина - Уильям Коллинз

Говоря это, он поднял карандаш, которым подписал свое имя.

Леди Джэнет, естественно, приведенная в недоумение и (может быть, основательно) также оскорбленная, не отвечала. Она махнула рукой слуге и отослала его с карточкой.

В комнате наступило молчание. Глаза всех присутствующих смотрели с большим или меньшим беспокойством на Джулиана. Мерси была удивлена и испугана. Орас, так же как леди Джэнет, оскорблялся, сам не зная хорошенько почему. Даже Грэс Розбери поддалась предчувствию чьего-то приближающего вмешательства, для которого она не была совсем подготовлена. Слова и поступки Джулиана с той минуты, как он расписался на карточке, были окружены таинственностью, которую не мог разгадать никто из окружающих его.

Причину его поведения можно, однако, описать в двух словах. Джулиан все еще верил врожденному благородству характера Мерси.

Он без особого затруднения сделал заключение из тех слов, какие Грэс сказала при нем Мерси, что оскорбленная женщина воспользовалась безжалостным преимуществом своего положения при свидании, которое он прервал. Вместо того чтобы обратиться к состраданию и чувству справедливости Мерси, вместо того чтобы принять выражение ее искреннего раскаяния и поощрить ее стремление загладить свою вину как можно скорее, Грэс, очевидно, оскорбила и обидела ее. Как неизбежный результат, терпение ее лопнуло от чувства справедливого гнева и нестерпимой обиды.

Поправить вред, таким образом нанесенный, можно было (как Джулиан тотчас приметил), поговорив наедине с Грэс. Надо только успокоить Грэс признанием, что его мнение о справедливости ее прав переменилось в ее пользу, а потом убедить Грэс в том, что для ее собственной выгоды необходимо позволить ему передать Мерси такие выражения извинения и сожаления, какие могут привести к дружескому соглашению между ними.

Побуждаемый этими причинами, он высказал просьбу поговорить отдельно с той и другой. Сцена, последовавшая затем, новое оскорбление, нанесенное Грэс, и ответ, который она вырвала у Мерси, убедили Джулиана, что такое вмешательство, какое он задумал, имеет весьма мало надежды на успех.

Теперь оставалось только попробовать предоставить все естественному ходу событий и, безусловно, положиться на благородный характер Мерси.

Пусть она увидит, как полицейский в партикулярном платье войдет в комнату. Пусть она ясно поймет, каков будет результат его вмешательства. Пусть она увидит выбор между тем, чтобы засадить Грэс Розбери в дом умалишенных и чтоб сознаться в правде, — что случится тогда? Если доверие Джулиана к ней было основательно, она благородно простит оскорбления, которыми осыпали ее, и будет справедлива к женщине, которую обидела.

Если, с другой стороны, его доверие к ней не что иное, как слепое доверие обольщенного человека, если она сделала выбор и все будет настаивать на своей личности, что тогда?

Доверие Джулиана к Мерси отказывалось дать место в его мыслях этой мрачной стороне вопроса. Решительно от него зависело впустить или нет полицейского в дом. Он помешал леди Джэнет применить на практике его карточку, послав в полицию предупреждение не обращать внимания на уведомление, если на карточке не будет его подписи. Зная ответственность, которую он берет на себя, зная, что Мерси не сделала ему никакого признания, на которое он мог бы сослаться, Джулиан подписал карточку без минуты колебания, и вот теперь стоял и смотрел на женщину, благороднейшие черты натуры которой он решился оправдать, будучи из всех присутствующих один спокоен в этой комнате.

Ревность Ораса увидела нечто подозрительное в том внимании, с которым Джулиан смотрел на потупленное лицо Мерси. Не имея предлога для открытого вмешательства, он сделал усилие, чтобы разлучить их.

— Вы сейчас говорили, — сказал он Джулиану, — что хотите сказать несколько слов наедине этой особе.

Он указал на Грэс.

— Не уйти ли нам, или вы уведете ее в библиотеку?

— Я не хочу ни о чем говорить с ним, — вспылила Грэс, прежде чем Джулиан успел ответить, — я знаю, что он менее всех способен быть ко мне справедливым. Ему просто завязали глаза. Если уж надо говорить с кем-нибудь наедине, то с вами. Вы имеете больше всех прав узнать правду.

— Что вы хотите сказать?

— Желаете вы жениться на уличной женщине?

Орас сделал шаг к ней. На лице его было выражение, ясно показывавшее, что он способен выгнать ее из дома собственными руками. Леди Джэнет остановила его.

— Вы были правы, предлагая сейчас Грэс уйти отсюда, — сказала она, — уйдем все трое. Джулиан останется здесь и отдаст этому человеку нужные распоряжения, когда он придет. Пойдемте.

Нет. По странному противоречию, теперь Орас не хотел, чтобы Мерси ушла из комнаты. В пылу негодования он потерял всякое чувство собственного достоинства, опустился до уровня той женщины, рассудок которой считал расстроенным. К удивлению всех присутствующих, Орас отступил назад и взял со стола футляр, который поставил туда, когда вошел в комнату. Это был свадебный подарок, подарок его матери, который он принес своей невесте. Его оскорбленному самолюбию представился случай оправдать Мерси, публично сделав ей этот подарок.

— Подождите! — произнес он сурово. — Эта тварь получит ответ. У нее достаточно разума, чтобы видеть, и достаточно разума, чтобы слышать. Пусть она видит и слышит!

Он раскрыл футляр и вынул оттуда великолепное жемчужное ожерелье в старинной оправе.

— Грэс, — сказал он с большим чувством, — моя мать с любовью поздравляет вас с нашей наступающей свадьбой. Она просит вас принять как часть вашего подвенечного наряда этот жемчуг. Она сама в нем венчалась. Он несколько столетий находится в нашей старинной фамилии. Как члену нашей фамилии, уважаемому и любимому, моя мать дарит их моей жене.

Он поднял ожерелье, чтобы застегнуть его на шее Мерси.

Джулиан смотрел на нее, затаив дыхание. Выдержит она испытание, которому Орас невольно подвергнул ее?

Да! При столь дерзком поведении Грэс Розбери чего она только не могла выдержать? Ее гордость восторжествовала! Ее прелестные глаза сверкнули, как только могут сверкать глаза женщины, когда они видят драгоценные камни. Ее прелестная головка грациозно наклонилась принять ожерелье. Лицо Мерси покрылось румянцем, ее красота как бы собрала все свое очарование. Ее торжество над Грэс Розбери было полное. Голова Джулиана опустилась. В эту грустную минуту задал он себе вопрос:

"Неужели я в ней ошибся? "

Орас надел ей жемчуг.

Ваш будущий муж надевает вам на шею этот жемчуг, мой ангел, — сказал он гордо и остановился посмотреть на нее. Теперь, — прибавил он, бросив презрительный взгляд на Грэс, — мы можем пойти в библиотеку. Она все видела и слышала.

Он думал, что заставил ее замолчать. На самом деле он просто дал себя ужалить ее ядовитому языку.

— Вы услышите и вы увидите, когда мои доказательства придут из Канады, — возразила она. — Вы услышите, что ваша жена украла у меня мое имя. Вы увидите, как вашу жену выгонят из этого дома!

Мерси повернулась к ней в страшном порыве гнева.

— Вы помешаны! — закричала она.

Леди Джэнет не выдержала этой напряженной атмосферы, повисшей в воздухе комнаты. Она также обернулась к Грэс. Она также сказала:

— Вы помешаны!

Орас последовал примеру леди Джэнет. Он был вне себя. Он устремил взгляд, полный презрения и гнева, на Грэс и повторил те же слова:

— Вы помешаны!

Грэс замолчала, она была напугана, наконец. Тройное обвинение показало ей в первый раз существование страшного подозрения, которому она подвергнула себя. Она отступила назад с тихим криком ужаса и наткнулась на стул. Она упала бы, если б Джулиан не бросился и не подхватил ее.

Леди Джэнет пошла в библиотеку. Она отворила дверь, вздрогнула и вдруг отступила, чтобы оставить свободным проход.

В отворенных дверях показался человек.

Это был не джентльмен, это был не работник, это был не слуга. Он был одет дурно, в платье из лоснистого грубого черного сукна. Его фрак висел на нем, как на вешалке. Жилет его был слишком короток и узок. Панталоны напоминали безобразные черные мешки. Перчатки слишком велики. Начищенные сапоги отвратительно скрипели, когда он передвигался. У него были очень зоркие глаза — глаза, казавшиеся способными видеть сквозь замочные скважины. Его большие уши, торчавшие по сторонам, как у обезьяны, были созданы для подслушивания под дверьми. Его обращение было хладнокровно-бесцеремонно, когда он говорил, скрытно и самоуверенно, когда он молчал. Этого человека с головы до ног окружала какая-то атмосфера секретности — так казалось присутствующим. Он осмотрел кругом великолепную комнату, не обнаруживая ни удивления, ни восторга. Он внимательно рассмотрел каждого в этой комнате пристальным взглядом своих хитро-зорких глаз. Поклонившись леди Джэнет, он не отрекомендовался, а вместо этого показал ей карточку, призвавшую его. Чувствовал он себя непринужденно, всем стало ясно, что эта зловещая личность — полицейский в партикулярном платье.