Темные алтари - Димитр Гулев

еще осталось болото и центральная часть города!

— Надо было до обеда съездить туда! — вздохнул Фил.

Луи чувствовал себя бодрым, только возбужденным немного больше обычного; и виноват в этом был опять же Кардуно со своей непонятной мрачностью и странной сдержанностью.

«Скорей бы кончить!» — сказал себе Луи, включая кондиционер.

Они снова миновали железнодорожный переезд и очутились в старом центре, населенном сейчас неграми, которые сидели на деревянных ступенях в тени потемневших, облупленных веранд, неподвижные и непроницаемые, как черные изваяния в широкополых шляпах. Только белки их глаз поблескивали, как плоский жемчуг, и их блестящие черные глаза внимательно встречали и провожали огромный «кадиллак».

Кардуно молчал. Он не проявлял никаких признаков усталости, в то время как Фил на заднем сиденье непрестанно отирал платком шею и лоб, на которых проступало выпитое им пиво.

За домами начиналась площадка для игры в гольф с выстриженной зеленой травой, где обычно собирались после ужина члены клуба банковских служащих, чьи конторы, так же как и административные органы, все еще помещались в солидных двадцатиэтажных зданиях в самом центре. Как-то неожиданно тут же за площадкой выросли красновато-серые каменные стены колледжа, в котором учились дочери Луи. По углам здания торчали остроконечные башни, окна были высокие, узкие, сводчатые. От мостовой колледж отделялся большим газоном без единого деревца, кустика или цветочка — лишь трава, перерезанная асфальтовыми, расходящимися в разные стороны дорожками. Стоянка для машин и спортивные сооружения были расположены позади здания, что усиливало производимое им впечатление строгости, неприступности, и Луи он казался то необыкновенно маленьким, далеким, то огромным, нависающим, как скала, над окружающим его пустынным пространством. И хотя Луи понимал, что это не так, он никогда не мог себе объяснить, почему колледж представляется ему совсем не таким, каким он его видел.

Фил знал об этой его странности, которую объяснял тем, что в свое время ни он, ни Луи не могли получить настоящего образования, и если бы они сидели сейчас в машине одни, то, наверно, опять говорили бы о своем детстве, о дочерях Луи, о Харви или сыновьях Фила. Но сейчас с ними был этот загадочный Кардуно, с которым надо было считаться, быть любезным и в то же время настороже, чтобы и он их ни в чем не заподозрил и чтобы не обиделся Фардуччи, человеком которого, несомненно, был маленький пуэрториканец.

Зачем Фардуччи прислал им его?

Неужели он пронюхал про их тайные сделки?

И так ли уж сведущ в этих делах корчащий из себя важную персону, а на самом деле имеющий почти карикатурный вид Кардуно, чтобы разгадать их запутанные махинации, которые они с Филом тщательно маскировали?

Дорога плавно поднималась вверх. Город возник именно тут, на пологих склонах этого самого высокого из холмов среди безбрежной, чуть волнистой равнины. Широкая Олдфилд-роуд, по которой они ехали, была главной улицей. Некогда нарядная и оживленная, сверкавшая огнями и вывесками кинотеатров, магазинов, баров, заполненная шумной толпой, теперь она, такая же, даже более, чем раньше, широкая, была унылой и запущенной — заброшенные дома и магазины, разбитые витрины и стекла окон, обвалившиеся стены. Теперь здесь чаще всего можно было видеть молодых негров, которые собирались стайками на углах домов, у открытых дверей дешевых сомнительных баров — места сборищ хиппи, наркоманов, бездельников и воров. Кое-где против этих групп, среди которых иногда мелькали белые девушки и парни, держась поближе к своим машинам, поставленным обязательно так, чтобы зад одной был почти вровень с передом другой, стояли полицейские С гладко выбритыми лицами, в широкополых шляпах, неподвижные, внешне безучастные, какие-то незаметные в своих серых брюках и серых рубашках с короткими рукавами. Черные пояса, провисающие под тяжестью взведенных револьверов, дубинки и блестящие браслеты наручников придавали им внушительный вид.

Кардуно не смотрел по сторонам. Но Луи, снизивший скорость до требуемых двадцати пяти миль в час, окидывал взглядом молодых людей на тротуаре то справа, то слева и вдруг, еще не видя лиц, узнал по фигуре своих дочерей, стоявших на углу по другую сторону улицы. Он узнал их но обтягивающим бедра джинсам, хотя одежда всех, кто был в этот час, этот год, это десятилетие на Олдфилд-роуд, была цвета предзакатного неба, узнал их по книгам, которые они держали под мышками, и уже готов был остановиться, но его поразило то, что Джил и Джесси были единственными белыми среди группы тонких, гибких черноволосых девушек и юношей.

«Подлые девки! — разъярился он, и холодный пот выступил у него на лбу. — Увижу вечером — убью!»

Он не понял, заметил ли Фил его дочерей и обратили ли они внимание на «кадиллак». И отвернулся, когда машина поравнялась с углом дома, возле которого они стояли.

Ему вспомнилась Бетси.

Переставал ли он вообще думать о ней? Где она сейчас, в это самое мгновенье, что она делает в это навсегда отнятое для их близости время, которое никто, никогда им не вернет?

Он мог бы ей позвонить, он даже положил было руку на телефонную трубку, но воздержался. Острое желание прошло.

И в другой раз он ловил себя на том, что может спокойно думать о Бетси, пока его не начинает вдруг мучить, терзать вопрос, где она, с кем, о чем думает в этот самый миг…

Проехав Бентон-стрит, которая разделяла Олдфилд-роуд ровно пополам, Луи затормозил и остановился. На противоположной стороне виднелся желтый трехэтажный дом, парализованный владелец которого доверил Филу и Луи его продажу.

— Можно отремонтировать! — сказал Луи. — А можно снести и построить что-нибудь подходящее! Кто как пожелает! Во всяком случае, в этом месте приличный человек вполне может поселиться.

Взгляд его фиксировал мельчайшие детали окружающей обстановки, мозг отмечал все — досаду, гнев, необъяснимое безразличие — так, словно он наблюдал со стороны за кем-то другим, знакомым и чужим одновременно, который двигается, действует, думает вместо него.

Кардуно оглядел улицу. По обеим сторонам действительно были неплохие магазины, солидные здания, не было ни полицейских, ни групп молодых людей, стоящих на углах.

— И цена, цена! — откликнулся с заднего сиденья Фил. — И цену этот бедняга просит — ниже некуда. Вот что главное!

Кардуно молча кивнул. В блокнот ничего не записал. С того момента, когда они выехали из торгового центра, он больше не делал никаких пометок.