Диверсионная война - Александр Тамоников

Дверь захлопнулась. Пару минут наблюдалось молчание. Потом Поповский начал кашлять. Откашлялся и снова замолчал. Судя по звукам, он добрался до свободных нар и уселся на них. Глеб затаил дыхание. Интересно, слышимость односторонняя или эти двое тоже слышат, как он дышит?

– Надо же, знакомые лица, – усмехнулся Басардин. – Кажется, начинаю понимать. Доброго дня, Вячеслав Аркадьевич.

– Рад за вас, Сергей Иванович, что вы такой понятливый, – буркнул Поповский. – А я вот до сих пор теряюсь в догадках. И не могу избавиться от мысли, что бездарно проведу сегодняшний день. Как бы еще и не завтрашний. Это новый тридцать седьмой? Что случилось? Нас в чем-то подозревают?

– Думаю, в измене, Вячеслав Аркадьевич… – Скрипела неудобная лежанка, Басардин пытался на ней угнездиться. – Литвинец считает, что один из нас работает информатором… сами знаете, кого.

Поповский помалкивал – видимо, настраивал содержимое головы на новые реалии. Потом тяжело вздохнул. Поднялся и принялся вышагивать по камере – причем делал это в своей неподражаемой вкрадчивой манере. Потом остановился.

– Это логично, Сергей Иванович… – Вкрадчивый голос вдруг начал как-то подозрительно ломаться. – Мы оба имеем доступ к информации, которая бесценна для… хм, наших украинских партнеров. А если мы не владеем такой информацией, то получить к ней доступ нам гораздо проще, чем простым смертным. Логично, что мы под подозрением. Изолировали обоих, чтобы больше не навредили. Все правильно, Сергей Иванович…

– На что это вы намекаете? – угрожающе проворчал Басардин.

Поповский помалкивал.

– Хорошо, Вячеслав Аркадьевич, не будем ссориться, – сменил тон Басардин. – Можете объяснить, почему мы с вами находимся в одной камере? Почему нас не допрашивают? Мы в городе Неверове – в изоляторе местного райотдела милиции. Почему здесь, а не в изоляторе Северодона? Это что, такая психологическая обработка – свести нас вместе? Я тоже начинаю думать, что подозрения Литвинца и примкнувшего к нему Холодова имеют основания. Один из нас, вполне вероятно, может оказаться чужим среди своих. Но фишка в том, Вячеслав Аркадьевич, что я точно знаю, что это не я. И что мы после этого имеем в сухом остатке?

– То, что вы первым об этом заговорили, Сергей Иванович, не дает преимущества вашим домыслам, – невозмутимо отрезал Поповский. – Я тоже не страдаю раздвоением личности и пока еще знаю, на кого работаю. Это не разведка украинцев, уверяю вас. Мне не в чем себя упрекнуть. Я в ополчении больше года, и думать, что я могу продаться укропам – извините, это даже не бред. Это фантастика какая-то.

– Не сомневался, что вы это скажете.

– Я тоже был за вас уверен.

«Хватит ссориться – давайте драться», – подумал Глеб.

Несколько минут в «палате номер шесть» было тихо. Лишь нары поскрипывали.

– Ладно, – миролюбиво прогудел Басардин. – Надеюсь, наши… мои коллеги во всем разберутся.

– Согласен, – отозвался Поповский. – Уверен, это не 37-й, когда было без разницы, кого расстреливать… – Он выдержал паузу. – Вы замолчали, Сергей Иванович, это так не похоже на вас. Нечего сказать?

– Надоело переливать из пустого в порожнее, капитан. Вам не кажется, что нас могут подслушивать? Иначе с какой стати мы бы оказались в одной камере? В Донбассе нехватка тюремных камер? Так что ступайте к черту, Вячеслав Аркадьевич, больше ни слова не скажу.

Поповский озадаченно примолк. Устами Басардина гласила сермяжная истина.

«Жалко, – подумал Глеб, покосившись на прикрытую дверь. – Еще немного, и один из них мог бы сказать что-нибудь интересное».

Он даже не успел войти в барак, в котором проживала его любимая. Безропотно посторонилась бомжеватая молодежь, давно уяснившая, что этого парня лучше не трогать (как и ту особу, к которой он ходит), в этот момент телефон и исполнил арию надоевшего гостя. Он всего лишь на минутку хотел забежать к Насте!

– Надеюсь, ты исполняешь свои должностные обязанности? – угрюмо проворчал начальник разведки.

– Из последних сил, – отозвался Глеб. – Не хотелось бы грубить, Захар Георгиевич, но я сам умею себя контролировать.

– В секретной части расшифровали очередное донесение киевского агента, – обескуражил Литвинец. – Группа «Гепард» намерена продолжить прогулку по нашим тылам с целью дестабилизации ситуации в Донбассе. Следующий удар – нападение в форме ополченцев на деревню Броды близ линии разграничения. Деревня на нашей стороне – это порядка сорока дворов, небольшой леспромхоз и частное хозяйство по производству гробов и прочей похоронной атрибутики. Группа «Гепард» обогнет деревню и войдет в нее с востока. Цель – уничтожение всех жителей. Повторяю для тех, кто плохо слышит – ВСЕХ. Назревает циничная провокация, Глеб. После акции украинские СМИ разразятся такой версией: жители деревни не поддержали власть боевиков и изгнали главу администрации, назначенного террористами. Было волнение, которое подавило комендантское подразделение. Но этого показалось мало. С целью наказания непокорных в деревню вошла небольшая группа пьяных сепаратистов, собрала на площади всех жителей, загнала в амбар и подожгла.

– И вы в это верите? – напрягся Глеб. – Среднестатистические укропы, конечно, далеки от высоких моральных идеалов, но чтобы натворить такое… Думаете, поверит в это хваленый цивилизованный мир?

– Сепаратисты были… в смысле, будут пьяными, – повторил Литвинец. – Легко поверят. Мы в их глазах – сборище уголовников, наемников и беспринципных ублюдков. Не считая регулярных российских частей, которых никто тут в глаза не видел. Укропы объявят, что командиры боевиков покрывают своих солдат и не намерены никого наказывать… Глеб, мне плевать, веришь ты или нет, но это достоверная информация, на которую надо реагировать.

– Мы отреагируем, не волнуйтесь, Захар Георгиевич… А что, реально в Бродах было волнение?

– Было, – согласился Литвинец. – Но без политики. Новый глава администрации оказался старым знакомым сельчан – бывший бухгалтер, подозревавшийся в хищении денег. Это было четыре года назад. Почему этого типа назначили главой администрации – не ко мне. Тот, кто это сделал, и есть реальный вредитель.

– Хорошо, я понял. Когда состоится акция?

– Неизвестно, капитан. Но пока тихо. Живо собирай свой спецназ – и в Броды. Не забудь посмотреть на карте, где это. Гусельниковский район. Фактически линия раздела. Но там тихо – с обеих сторон фронта почти нет войск…

– Хорошо, я понял…

Он рванул в барак, как кенийский спринтер! Помчался через ступени, едва не вынес дверь в квартиру. На пороге возникла обделенная целлюлитом (и даже намека на жир) фигурка в трогательном домашнем платьице. Он принялся жарко осыпать ее поцелуями, гладил по голове, по остальным частям щуплого тела.

– Прости, родная, некогда, начальство вызывает, срочная работа образовалась… Я исчезну на денек, хорошо? – Насилу оторвался от нее, запрыгал вниз по ступеням, а она стояла на пороге, ошеломленная, расстроенная.

Броды действительно оказались маленькой деревушкой, раскинувшейся на краю смешанного леса. Леспромхоз закрылся еще до войны в связи с отсутствием финансирования, в частном «похоронном» хозяйстве, разместившемся в бараке на окраине деревни, наблюдалась какая-то жизнь – тоскливо завывала циркулярная пила, постукивали молотки.

– Может, украм закажем по гробику? – предложил Гриша Косарь, украдкой перекрестившись. – Им скоро понадобится – зуб даю, понадобится.

– Перебьются, много чести – в гробы такое дерьмо укладывать, – проворчал Баранович. – Мешки для мусора им привезем – в самый раз будет. Я этих уродов лично в мелкую капусту шинковать буду.

– А как же «возлюби ближнего своего»? – спросил Роман Подвойский.

– Возлюбим, – уверенно кивнул Баранович. – Еще как возлюбим. Ближние как-никак.

Спецназ прибыл на двух неприметных легковых машинах. Первая въехала во двор председателя кооператива Шевченко, который считался ярым сторонником отделения от Украины и сам предложил свои услуги. Вторая остановилась в тени под деревьями на деревенской площади – фактически пустыря, посреди которого лениво щипала траву одинокая лошадь. Из нее выходили люди в гражданской одежде с «туристическими» рюкзаками, разбредались по окрестным проулкам. Операцию планировалось провести конспиративно, не светясь формой и не гремя оружием. Большинство жителей давно съехали из деревни, остались лишь несколько десятков – в основном пенсионеры и семьи работников кооператива, производящего ритуальную атрибутику. В деревне было тихо, из-под «хлопковых» облаков выглядывало солнце. Больше половины домов в деревне пустовало. По наводке Шевченко Петра Григорьевича – рассудительного усача с дефектом голеностопа – ополченцы занимали пустующие строения, стараясь поменьше попадаться местным жителям. «Чужаков в деревне нет, – уверил Петр Григорьевич. – Сам-то я проверить не могу, нога не позволяет бегать вприпрыжку, но племянника отправил – он по-тихому обошел спозаранку деревню, по опушкам полазил. Тихо все. Племяш мой парень наблюдательный, он бы заметил, если что». Ополченцы оккупировали чердаки, занимали наблюдательные позиции, извлекали из рюкзаков все, что бог послал – автоматы Калашникова, пулеметы РПК, кое-что из провианта, – неизвестно, как долго тут куковать придется.