Расплата за жизнь - Эльмира Нетесова

Следователь молча оценил неплохую осведомленность сержанта. И спросил, едва погасив уязвленное самолюбие:

— Однако вам в тот день все же не удалось взять коллекцию. Только позже?

— Вот этого я не знаю. Мы — маленькие люди. Нам начальство не докладывает. Что велено, то делаем. Дальше — нос не суем…

— Неужели лично вам никогда не хотелось увидеть столь нашумевшее сокровище, стоившее жизни человеку? — задал вопрос следователь, исподтишка наблюдая за сержантами.

— Знаете, у моей бабки еще от царских времен сохранилось несколько золотых десяток. Берегла их моя бабулька больше собственной жизни. Никому о них не говорила, не хвалилась, не показывала. Все про черный день берегла. Когда деда в тридцать седьмом репрессировали, весь дом на уши поставили чекисты, листовки искали, прокламации — против советской власти. Три обыска провели. А у нас в семье даже по слогам никто читать не умел. Но деда взяли, объявив провокатором, шпионом, врагом народа. И расстреляли… Но монеты не нашли. Потом — война случилась. Дом два раза горел. Один раз немцы подпалили, второй — партизаны. Все ж удавалось восстановить. И снова жили. Голодно, бедно, но не умерли. Бабка десятки сберегла. После войны, когда уже мать подрастать стала, вместе с братьями старый дом по бревну перебрали, расширили, обновили. Бабка и тогда молчала. Обложили деревню непосильными налогами. Пришлось не только корову, всех кур перерезать. Жили голодно, трудно. Но… десятки бабка хранила. Сколько бед пережито, сколько правителей сменилось, никто не сломал нашу старушку. Да вот… Настали нынешние времена… Три года назад умер мой отец. Надорвался. Нелегко ему пришлось в фермерах. Мать проработала всю жизнь в колхозе, на копеечную пенсию еле тянула. Вконец состарилась бабка. И вот как-то вечером приехал я к ним со своей семьей. Дай, думаю, помогу своим в поле управиться. А сынишка не выдержал, да и какой с него, пятилетнего, спрос, подошел к бабке. Она хлеб испекла и доставала его из печки. Мальчонка мой обнял ее за коленки и говорит: «Бабуля, дай хлеба! А то в животе скрипит. Помру, если не дашь!» Бабка ему каравай подвинула, да говорит: «Погоди, голубчик, чтоб простыл, тогда ешь, сколько хочешь». А сын спрашивает: «Это все мне? Правда? Тогда я насовсем у тебя останусь. Мне папка с мамкой никогда по стольку хлеба не дают. Все говорят, что и на завтра оставить надо. А мне так есть хочется…» Услышала бабка такое, полезла в чулан. Принесла царские десятки. Поделила поровну — мне и сестре. По четыре каждому. И сказала: «На черный день берегла их. Через все горести сохранила. Но разве есть лихо больше этого, чтоб дитё голодом мучилось, да еще при живых родителях? Возьмите. И кормите детву. Не считайте поеденное. Пусть хоть они горя не знают. Конечно, нынче это не деньги. Но все же подмога. А меня схороните попроще. Может, когда-то помянут меня, старую, дети малые словом добрым. То мне отрадно будет, что впрок им пошло». И велела все на детей пустить. Так мы и сделали… Не стали беречь. Помнили слово бабкино: не в золоте счастье. И никогда не тянуло нас купить украшения или дорогие вещи. По одежке протягивали ножки. Жили по своим средствам. Никому никогда не завидовали. Я и теперь могу уйти из квартиры, не закрывая двери на ключ. Соседу позавидовать не на что. А вор, глянув, лишь посмеется — украсть нечего. Зато и не дрожу ночами…

— Ладно, Федор! При такой бедности нашли на что дачу купить! — оборвал следователь.

— А я ее не покупал. Сам строил вместе с родней. Перевезли по бревну деревенский дом. Собрали на месте. Он и стоит. Чуть что подгнило, заменяю. Вот и участок отдачу дает…

— Как же мать осталась без дома?

— Почему? Я сестринский забрал. Она с матерью живет. На хозяйстве теперь работает. И меня зовут вернуться в деревню.

— А вы, Олег, тоже из деревни дом перевезли? — усмехнулся следователь недоверчиво.

— Нет! У меня другое. Жена ухаживала за старухой-соседкой. Та парализованной была.

Шесть лет… С ложки кормила ее, хотя у нее свой сын имелся. Да только не видел я его ни разу за все годы. Когда соседка умерла, телеграмму дали, чтобы приехал на похороны. Заявился через месяц. Квартиру продал, а дачу — жене оставил. В уплату за уход. Так и оформил по документам. Потому что если бы подарил, платили бы пошлину, да такую, что дача того не стоила. Мы не просили ее. Он сам так решил. Сказал, что не хочет жить в должниках. Так и досталась она мне — в память…

Следователь долго проверял сказанное, но сержанты не соврали ни в одном слове.

— Кто же все-таки взял коллекцию? Кто сумел украсть, обведя вокруг пальца не только воров, убийц, милицию, прокуратуру и самих чекистов? — думал следователь ночами. Он много раз побывал в квартире Карпова, но разгадку не находил. — Ну не могла она исчезнуть бесследно сама по себе?! Кто-то знал, где она была спрятана, — говорил он Соколову

И тот, вспомнив, сказал о любовнице Карпова и ее сыне.

— Они знали и видели. Хотя возможность маловероятна, проверить стоит, — подсказал Вадим, сомневаясь в собственном предположении еще и потому, что знал наверняка: женщина, сожительствовавшая с Карповым, оставила своего любовника задолго до его смерти и ни разу не навестила его, не звонила, не интересовалась им. Она опозорила своего сожителя на весь город, назвав его не только импотентом, а и негодяем, жлобом, пьяницей, пропащим человеком. После таких отзывов, а они, понятное дело, дошли до ушей Карпова, он ей не открывал бы двери и не стал бы восстанавливать прежние отношения. Ее сын, работавший с Карповым, перешел в другую фирму, как только мать рассталась с любовником. И никто никогда не видел его даже поблизости от дома Карпова.

Осведомительница, работавшая вместе с бывшей любовницей, была ее приятельницей. Частенько бывала в доме у Любови Ивановны. Хорошо знала о жизни своей подруги и говорила прямо:

— Ничего между ними нет. Разругались навсегда. Она о нем не хочет слышать.

— Из-за чего поссорились, сказала вам Любовь Ивановна? — спросил Соколов женщину.

— Естественно! Я весь этот разговор слышала своими ушами. Она попросила Карпова помочь ей купить для сына отдельную квартиру Раньше он обещал ей это. Когда Любовь Ивановна нашла подходящую и договорилась с хозяевами о цене, Карпов отказался помочь. Сказав ей, что на этот момент не в состоянии… Она и взбеленилась. Мол, ты же обещал! Там слово за слово. Начались насмешки, потом и до оскорблений дело дошло. Долго они поливали друг друга грязью, пока сын, не выдержав, дал отбой, сказав матери, что сам найдет недостающую сумму, взяв деньги в долг у своего приятеля. И верно. Этим же вечером принес деньги.

— У кого он их взял?

— Сказал, что у своего друга, с каким вместе служил еще в армии. Любовь Ивановна моментально успокоилась. Уже на другой день они начали оформление квартиры, а через месяц сын уехал туда. А Любовь Ивановна живет одна, обзавелась новыми любовниками.

— А как же с долгом? Сын его вернул? Или друг согласен ждать?

— Знаете, Любовь Ивановна человек предприимчивый. Она не умеет долго горевать. И моментально нашла двоих других сожителей.

— Двоих? Зачем же так много? В ее возрасте! — не поверил Соколов.

— Она не захотела больше влипнуть так, как с Карповым. И решила ни к кому не привыкать. Жить в свое удовольствие. Теперь это не предосудительно. Исходила из простой бабьей логики: двое любовников всегда лучше одного. Вдвое больше внимания, подарков и материальной поддержки. Вот и доит мужиков обоих сразу. Живет, как сыр в масле катается.

— Где она их отыскала?

— По объявлениям в газете. Их теперь полно. Читай, выбирай, кто понравится! Ей повезло! Оба семейные попались. Бизнесмены. На руку и супружество — не претендуют. Им она — на время. И ей удобно. Теперь женщины иначе живут. Не хотят стирать и готовить мужикам. Кому нужны лишние заботы. Их и так в жизни каждой хватило. В этих связях хлопот мало. Любовники сами обеспечат выпивку и закуску. А уж постель, подарки и помощь — гарантированы.

— Тьфу! Кобели! — сморщился тогда Вадим.

— Нет! Теперь их называют спонсорами. И считают самыми цивилизованными, добропорядочными людьми. Благодаря им ожила Любовь Ивановна. Она через месяц отдала сыну деньги, какие тот взял в долг на квартиру. А неделю назад купила ему иномарку! От Карпова она до конца жизни такого не получила бы. Жалеет, что столько лет на него угробила! Вы бы посмотрели, как она одевается, ест! Ее не беспокоит, дадут зарплату вовремя или нет. Ее обеспечат. Она в свои под шестьдесят счастливее молодых.

— Кто ж ее спонсоры? — заинтересовался Вадим, подумав, может, приклеился к старой бабе какой-нибудь фартовый и выдал себя за бизнесмена. Выведал про коллекцию и обчистил квартиру Карпова.

Но когда осведомительница назвала обоих, рухнула и эта надежда…

— Сын Любови Ивановны, Петенька, до чего хороший человек. Во всем мать слушается. Всегда советуется с нею. Вот она, когда поругалась с Карповым, велела сыну уволиться. Тот мигом заявление на стол и ключи от его квартиры в лицо ему швырнул. Оно и верно. Им с матерью хорошие люди попались. Грех жаловаться.