Ключ от Дерева - Сергей Челяев

Последний спутник Волынщика, имени которого Ян не запомнил, не участвовал в разговоре. Он спал, подложив под голову локоть и серую котомку, расшитую неясным узором. Его лицо обросло недельной щетиной и даже во сне несло на себе отпечаток физической усталости и недосыпания.

Друиды не проявляли больше никаких чувств. Даже порывистый Збышек неподвижно сидел на траве, спокойно глядя прямо перед собой, остальные сохраняли те же позы. Казалось, спутники Яна выполняли какой-то неясный ритуал, даже дыхания друидов не было слышно. Спустя некоторое время друиды вдруг, не сговариваясь, встали и образовали правильный полукруг. Травник пружинисто поднялся на ноги и сделал ладонью жест, отсекающий Птицелова от себя и своих спутников. Ян тоже встал и прижал к себе робеющего Гвинпина, который всячески избегал встречаться глазами с бывшим хозяином. Впрочем, Кукольник не обращал внимания на своего деревянного питомца, его пальцы быстро заплетали и расплетали веревочку, они жили отдельно от всего остального тела – ловкие, чуткие, опасные.

– Жизнь и смерть – суть одного целого, зорз, – сказал Травник. – Отныне мы станем искать их друг в друге. Смертная тень падает на нас, и в этой игре может не оказаться ни победителей, ни побежденных. Все правила кончаются на закате, но с рассветом, Волынщик, законы на земле возобновляются. А теперь мне больше нечего тебе сказать. Утро нас рассудит.

Старшина что-то негромко сказал про себя, но Ян не расслышал, а Птицелов повернулся и зашагал по зеленой мураве и распустившимся одуванчикам обратно в сторону покинутого замка, а следом за ним и остальные зорзы. Последний, седьмой, тот, что недавно проснулся, шагал тяжело и грузно, но, отойдя на заметное расстояние, несколько раз обернулся и посмотрел на друидов, словно пытаясь запомнить их лица. Через несколько минут зорзы вошли под сень замкового моста, и солнечные тени поглотили их.

Друиды остались в поле и неподалеку от черного пепельного круга развели свой костер. Травник сказал, что на ночлег они останутся в поле, благо дни стояли безветренные, и по ночам было уже тепло. Лисовин с Молчуном отправились в близлежащие дубравы высматривать кроликов и куропаток. Ян остался сидеть у огня, у него сильно болела голова, в глазах темнело, и Травник велел ему поспать несколько часов, обещав разбудить к обеду. Дудка спать не хотел, но послушно прилег и рассеянно смотрел, как теплый воздух поднимается над огнем, размывая очертания березовой дубравы, зеленым мыском спускающуюся в поле. Он и сам не заметил, как быстро заснул. Когда его разбудил голос Снегиря, фальшиво мурлыкавшего веселый мотивчик, было уже далеко за полдень, и пчелы на цветках жужжали по-вечернему.

Друиды сидели вокруг догоревшего костра, над углями вился ароматный дымок, но запах печеной дичи перебивали влажные испарения травы, готовящейся проститься с солнцем. Снегирь уже высказался и теперь сидел, медово улыбаясь и щуря маленькие глазки, как сытый домашний кот. Книгочей укоризненно смотрел на него, Лисовин хмурился, а Збышек отчаянно закусил губу. Видимо, друиды уже обсудили план дальнейших действий, но не пришли к общему согласию. Ян лежал, зажмурившись, теперь ему не хотелось просыпаться, хотя запах печеной куропатки щекотал ноздри. Сейчас, думал Коростель, сейчас Травник скажет коротко и ясно, и все встанет на свои места, и нужно будет только делать, а делать друиды умеют четко и быстро, помогая друг другу и минуя труднопреодолимые препятствия подобно быстрой, хлопотливой воде в половодье. В конце концов, всегда в итоге решает командир, ему и выбирать из многих путей единственно правильный. Но Травник молчал, а вместо него заговорил рыжий бородач:

– Нечего больше тут рассуждать, правильно или неправильно – это покажет только время, и никто из нас заранее предугадать не сможет, как все способно обернуться. Я разумею одно: при этом раскладе у нас гораздо больше шансов уцелеть, а значит – выполнить то, в чем мы поклялись перед Кругом, хотя ему, по моему большому мнению, дела нет до Камерона, а значит, и до нас с нашими клятвами, будь они хоть трижды священными и нерушимыми. Если быть точным – ровно в три раза, а если мы еще будем маневрировать и сплетать усилия, шансы увеличатся многажды.

– Во столько же увеличатся и шансы сгинуть… – тихо промолвил Книгочей, и Травник покачал головой, то ли соглашаясь, то ли осуждая логику слов, но не товарища, который, похоже, уже принял для себя решение.

– Ты несправедлив, Лисовин, говоря непочтительно о Круге. И прежде не раз возникали трудные ситуации, но Круг друидов всегда выходил из них достойно, не нарушая своих обычаев или порядков. Возможно, мы придаем зорзам слишком большое значение, ведь мы еще пока не сталкивались с ними в открытую.

Среди его спутников пробежал тихий ропот, и даже Гвинпин, единственный, кто знал зорзов не понаслышке, громко и протестующе закрякал, приняв негодующую позу. Только Лисовин с ласковой хитрецой похлопал Травника по плечу и подмигнул ему:

– Ты нам тут зубы не заговаривай, Симеон! Я тебя не один год знаю и сразу раскусываю твои хитрости, как лещину молодую, незрелую. Небось хочешь все сам порешить, задумал уже чего-нибудь? А мы, значит, потом, на готовенькое, глядишь, и уделает кто, а? Так ведь разумею?

Травник несогласно замотал головой, но было видно, что он немало смущен. Лисовин хмыкнул и звучно припечатал свою широкую ладонь к голенищу сапога.

– Посему буду я сам решать за свою совесть. Надобно нам разойтись, потому порознь будет сподручней и нападать, и защищаться, если на то будет нужда. Вам, почтенные господа друиды, тоже посоветую на группы разбиться, и сделать это до захода солнышка нужно, потому как обсудить планы требуется, кто куда пойдет и как связь держать будем.

– Я согласен! – запальчиво выкрикнул Збышек и тут же прикусил губу, но встал Снегирь и согласно кивнул.

– Я тоже, – сказал Книгочей. – Хоть это и не лучший выход, другого я пока не вижу, а бросать товарищей не в моих привычках.

Он демонстративно захлопнул толстую коричневую книжицу в изящном кожаном переплете и аккуратно положил ее в свой дорожный мешок, зашнуровав его быстрым движением. Молчун прислонился щекой к его ноге и преданно улыбнулся, при этом он запустил пятерню в свои лохматые непослушные волосы и усердно скреб затылок. Снегирь источал сахарную патоку и не сидел – плыл, парил над одуванчиками, с ним можно было ведрами пить вприглядку несладкий чай, но в его безмятежности было все, кроме равнодушия; казалось, он все знал заранее, наперед, и всем своим видом говорил: вот сейчас еще немного поспорим, посуетимся – и за дело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});