Танкист №1. Бей фашистов! - Валерий Большаков

Едва отгремели пушки, на позицию вышли «БМ-13», они же «катюши», в количестве пяти гвардейских минометных полков. В каждом полку насчитывалось три дивизиона «катюш», а залп только одного такого дивизиона по силе мог сравняться с залпом двенадцати тяжелых гаубичных полков.

Зрелище впечатляло – трепещущие огни с воем и ревом пролетали по небу, устремляясь на запад.

А саперы в это время уже вовсю расчищали проходы, да не вручную, а с противоминными тралами, прицепленными к «тридцатьчетверкам», и вот «КВ-1М», да «СУ-122» пошли на штурм. Их обгоняли бомбардировщики, вываливая на немцев ФАБ-500. Работали по целям «Ил-2». Особое вниманиеуделялось Мгинскому железнодорожному узлу, а также укрепленным поселкам Горы и Келколово, расположенным на господствующих высотах.

К исходу третьего дня боев советские войска заняли станцию Мга – пути и платформы были завалены обломками и телами в мышастых шинелях, полуразваленное здание вокзала весело пылало. Из развороченных взрывами амбразур дотов и выжженных дотла блиндажей несло чадом. Гарь настолько плотно покрывала снег, что тот чернел, как вспаханное поле.

Победу эту можно было бы счесть промежуточным результатом, но для немцев станция Мга означала очень многое. Прежде всего подвоз подкреплений и боеприпасов.

Без постоянной «подпитки» 18-я армия вермахта продержится недолго. Командующий армией генерал от кавалерии Линдеманн прекрасно это понимал, а поэтому бросил против русских танков все свои резервы. Поздновато – штурмовые батальоны заняли поселок Горы, расположив на нем НП для артгруппы, а пехота окопалась вокруг. С высот вся местность просматривалась километров на двадцать, и командование лишний раз подтвердило, что русские – народ сметливый и устоявшимся канонам не поддаются. На Горы затащили 152-миллиметровые гаубицы и открыли огонь на поражение всего, что движется или притаилось…

* * *

…Выбеленный известкой тяжелый паровоз «ФД» прибыл в Старую Руссу, отбитую у немцев еще в прошлом году. Отсюда железная дорога шла к самому Пскову.

Танкисты-катуковцы приступили к разгрузке, радуясь, что сэкономили моторесурс.

Уже темнело, ветер свежел, заметая снегом, – отличная погода для рейда по тылам!

Первым делом 1-я танковая перерезала коммуникации – железную и шоссейную дороги от Старой Руссы к Новгороду. Хорошо помогли партизаны 2-й и 3-й Ленинградских бригад, устраивая настоящие облавы на фашистов, окружая деревни – и зачищая.

Восточнее станций Дно и Бежаницы существовал настоящий партизанский край – жители четырехсот деревень жили по законам советской власти. Здесь были восстановлены колхозы, работали школы, библиотеки, больницы, издавались газеты.

Комбат Репнин первым вышел к разрушенной станции Торошино, оказываясь на подступах к Пскову. Правда, занять город с ходу не получилось – здесь у немцев был крепкий рубеж обороны. Развилки дорог перекрывались дзотами и сетями проволочных заграждений. На колючую проволоку фрицы понавешали пустых жестяных банок и колокольчиков, те сразу начинали греметь да названивать, как только разведчики принимались резать «колючку».

Из-за реки Великой не переставая били орудия немецкой батареи, а засевшие на колокольнях церквей смертники пускали очереди из пулеметов.

К вечеру того же дня Псков был освобожден, только по другую сторону реки, на Завеличье, еще копошились гитлеровцы.

Тогда в район Крестов, где немцы организовали концлагерь, на полном ходу ворвался дивизион «катюш» со 132-миллиметровыми «подарками». Дали два залпа и ушли – на окраине, где засели фашисты, поднялись столбы дыма и пыли.

Концлагерь в поселке Кресты освобождал тот же 1-й батальон Лавриненко.

Все как везде: столбы с колючей проволокой, приземистые бараки, пулеметные и наблюдательные вышки, теплая комендатура.

Сюда сгоняли пойманных партизан или тех, кого к ним причисляли, горожан, попавшихся патрульным после комендантского часа, пленных красноармейцев. Евреев держали отдельно, в условиях невыносимых: проживая по восемнадцать человек в комнате, «юде» работали с раннего утра до позднего вечера. Например, возили воду в огромных бочках на санях, куда обычно впрягали лошадь. Нет, согласно новому порядку сани тащили четверо евреев, а пятый правил ими, сидя на бочке.

Правда, мучились они не слишком долго – «жидов» регулярно расстреливали, а сейчас, в зимнюю стужу, выводили босиком на лед Великой и топили в проруби.

Впрочем, и русским, заключенным в Крестах, жилось погано – лагерь охраняли литовские каратели из батальона самообороны «Гележинас вилкас»[43]. Ну, слово «самооборона» вставлено было, как реверанс в сторону западных демократий, где принято говорить одно, а делать совершенно иное.

Так и здесь. Литовцы, как и прочие гитлеровские холуи, вроде украинцев-западенцев, латышей или эстонцев, использовались немцами на самых грязных «работах».

Бандеровцы расстреливали киевских евреев в Бабьем Яру, немецкие офицеры только командовали: «Фойер!» В Каунасе литовцы одних лишь евреев уничтожили десять тысяч человек.

В общем, как зажали прибалтов, еще в средние века, тевтоны, так и продолжают они верно служить немецким господам – Дале Грибаускайте было с кого пример брать…

…Когда танки окружили концлагерь, литовцев на подвиги не потянуло – дружно сдались.

– Да куда ж их девать, товарищ комбат? – растерялся Заскалько.

– Никуда, – сухо ответил Репнин, вооружаясь трофейным «Шмайссером». – Таких в плен не берут.

И выпустил очередь. Литовцы заметались, но командира поддержали с башен, огнем из ППС-42, из «наганов» и «ТТ», а потом подключились и курсовые пулеметы.

– Выпускайте людей, – хладнокровно велел Геша, закидывая «МП-40» на плечо.

Когда танкисты увидели изможденных, окоченевших узников, искалеченных побоями, когда рассмотрели, что в «поленницы» за бараками сложены вовсе не дрова, а людские тела, то те, кто не участвовал в расстреле палачей, пожалели о своем выборе.

– Да они хуже фашистов! – выпалил Жуков. – Те хоть на фронте сражаются, а эти…

– Я, когда война началась, в Вильнюсе служил, – хмуро сказал мехвод Рыбкин. – Так литовцы косяками дезертировали, чтобы нам в спину стрелять! Говнистый народец.

– Ну, не все же, – оспорил его Капотов.

– А, ну да, русские там тоже попадаются!

– Это что… – протянул Репнин. – У немцев замах куда больший. Они такой план составили, «Ост» называется. Они по этому своему плану собрались наши земли колонизировать. Да-а! Раздадут землю на Украине эсэсовцам под имения, а батрачить на них будем мы.

– Хрен угадали!

– Во-во… Немцы уже понастроили «лагерей смерти» и в тамошних крематориях столько народу сожгли, что пепла целые холмы. Но это все, так сказать, опытные установки – на наших землях они хотят поставить концлагеря еще больших размеров, чтобы по десятку миллионов душ уничтожать за год в каждом таком «заведении»! Земли они займут до Волги, а население… Ну, часть спалят, немного оставят в холопах, а остальных выселят – в Сибирь или в Бразилию. Вот такие мечты… Новгород они в Наугард переименуют, Ленинград – в Адольфсбург, Гатчину – в Линдеманштадт…

– Во наглые! – воскликнул Федотов.

– Да уж… Немцы заранее поделили нашу страну на уделы-рейхскомиссариаты – Остланд, Московию, Туркестан, Кавказ, Украину… И еще что-то… А, рейхскомиссариат Дон-Волга.

Жуков усмехнулся.

– Это называется – делить шкуру неубитого русского медведя!

– Хрен нас убьешь, мы живучие!

– Ладно, живучие, – вздохнул Репнин. – По машинам!

Танки выехали на Крестовское шоссе прямо через линию проволочного заграждения. На Лугу.

* * *

Захват Пскова советскими войсками нанес весьма болезненный удар по всей группе армий «Север». Именно через Псков шло снабжение 18-й армии вермахта, которую нынче лупили в два фронта.

А тут и Балтийский флот сказал свое веское слово: ледокол пробил канал в невском льду, и на позиции около Дворцового моста вышли крейсера «Киров» и «Максим Горький». Восемнадцать 180-миллиметровых орудий главного калибра на двоих выдали несколько залпов по немецким позициям.

Из гавани Торгового порта открыли огонь двенадцатидюймовки линкоров «Марат» и «Октябрьская революция».

Забухали крупнокалиберные пушки фортов «Серая лошадь» и «Красная Горка» с Ораниенбаумского пятачка.

Свой вклад внесла и артустановка «МК-1». Это была единственная орудийная башня с 406-миллиметровым орудием «Б-37», размещенная на Ржевском полигоне под Ленинградом.

Башня должна была занять свое место на линкоре типа «Советский Союз», но война помешала его строительству. А вот орудие осталось.

Снаряды и полузаряды для него сгружались с «ЗИС-5» на загрузочный стол «МК-1», оттуда на лоток заряжания. Громадная пушка стреляла раз в четыре минуты, метая снаряд весом более тонны на расстояние в пятьдесят километров.