Дети неба / Дети Солнца (СИ) - Елегон Веся

— Велизар, вы присаживайтесь. Пока лучшие места еще не заняты, — предложил землянин, вырвав меня из моего собственного эмоционального ада.

От неожиданности я даже вздрогнул. Не помню, когда я вообще последний раз испытывал столько эмоций, да еще и одновременно. А самым удивительным был страх, который свернулся где-то в районе солнечного сплетения и мелкой дрожью расползался по внутренним органам.

Опустившись на край одеяла, прислонился к стене.

Афанасий Петрович, хоть и пытался скрыть, но все же улыбнулся, когда я взял протянутую мне чашку с лапшой и едва не расплескал содержимое по причине того, что рука моя мелко дрожала.

Поставив чашку на одеяло, все же сжал кулаки. Оглянулся на дверь, в нее в любой момент мог войти Нулевой. От этих мыслей легче не становилось. Я даже завидовал дегану, который уже безмятежно спал, растянувшись на полу вдоль стены.

— Держите вилку, — человек протянул мне зажатый в руке металлический предмет.

Я рассеянно взял вилку и попытался не шарить сознанием по этажам здания. Нулевому такой контакт явно приносил дискомфорт.

— Велизар, простите мне мое любопытство, но я стар. Очень стар. В мои годы положено сидеть в тесной комнатушке, весь день смотреть за окно и вспоминать все самые прекрасные моменты прошедшей жизни, а не пытаться выжить в разрушенном мире, да ещё и заботиться о осиротевшей внучке. Так что, ввиду всего вышесказанного, могу ли я узнать, чем же люди так насолили вашей расе, что вы не поленились пересечь космос, ради того, чтобы уничтожить нас и нашу планету? — Закончив раскладывать по чашкам лапшу и усевшись на пол, Афанасий Петрович продолжил. — Что же вы получили в итоге, разрушив Землю? Людей вы не ели, селиться здесь вроде как не намерены? — взгляд тусклых почти прозрачных глаз, не мигая, смотрел на меня из-под густых кустистых бровей. Старый землянин, на удивление, вызывал во мне некое подобие уважения. Поэтому я решил ответить:

— Мы хотели вернуться домой… — начал я, но дёрнулся и замолчал, когда услышал звук шагов — частые и звонкие — ребёнок, и мягкие еле уловимые — эту поступь я уже давно научился различать — Нулевой.

— А вот и они, — улыбнувшись, констатировал Афанасий Петрович, он смотрел мимо меня на вошедших.

Вселенная знает, чего стоило мне продолжать сидеть, не вскочив и даже не повернувшись в сторону человека. Только что-то бешено забилось в центре моей груди, и этот гул едва не заглушил голос девочки и недовольный скрежет зубов Нулевого.

— Садитесь уже, — добродушно позвал пожилой землянин и похлопал иссушенной временем рукой по одеялу рядом с собой. Туда почти сразу уселась девчушка и, придвинув к себе чашку, стала усиленно дуть на ее содержимое.

— Анна, не топчись у порога, мы без тебя не начнём, — невозмутимо сообщил Афанасий Петрович.

— Боюсь, мне кусок в горло не полезет, — раздался недовольный шепот из-за моей спины, но все же через пару секунд человек подошёл и опустился на край одеяла.

В мою сторону Нулевой не смотрел. Я пытался убедить себя, что это к лучшему. Ещё один взгляд пылающих синим глаз навряд ли смогу выдержать и остаться существовать. Хотя все мое я сейчас желало ещё раз встретиться взглядом с удивительными глазами человека. Бред.

— Так значит вы хотели вернуться домой, но разве вы не оттуда прилетели? — как ни в чем не бывало продолжил прерванный разговор землянин, вырвав меня из порочного круга боли, густо замешанной на диком восторге от осознания того, что Нулевой совсем рядом. Я попытался сосредоточиться на смысле сказанного. — Дай Тритос — седьмая планета системы Аполо галактики Чёрный глаз — разве не это ваш дом?

— Дай Тритос — это наш дом, наша родная планета. Только она находится не в Галактике Чёрный глаз. Дай Тритос или Дом Света — это ваше земное Солнце, — едва я договорил, Нулевой странно захрипел и, согнувшись пополам, глухо закашлялся. Ребёнок, сидящий по другую сторону от Нулевого, отложил вилку и постучал ладошкой по спине задыхающегося человека. Я застыл с протянутой в сторону землянина рукой, не решаясь что-то сделать, чтобы помочь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нулевой тем временем затих, девочка перестала хлопать человека по спине и как ни в чем не бывало принялась доедать остатки своей лапши, а Афанасий Петрович поинтересовался:

— Анна, с вами все хорошо?

— Жить буду, — сипло с непривычной хрипотцой в голосе ответил Нулевой.

А я выдохнул и резко опустил руку, пока человек не успел увидеть эту мою протянутую в его сторону конечность.

Нулевой выпрямился, и на меня уставились все ещё синие от исходящего изнутри сияния глаза с чёрными влажными ресницами.

— Солнце… Вы возвращались к себе домой и ваш дом Солнце? — прошипел Нулевой, а я смотрел и в который раз, даже не пытаясь себя контролировать, произносил про себя это имя, которым Дмитрий и Афанасий Петрович называли его. Хотел бы я назвать его так же.

— Анна, у вас майка дымиться! — воскликнул старый землянин. Нулевой дёрнулся и, пролив содержимое чашки, вскочил, похлопывая руками по дымящейся ткани. В самом центре груди на майке образовалось чёрное пятно, которое тлея, расползалось в стороны.

Стало понятно, что попытка прекратить тление полностью провалилась, когда из образовавшейся дыры в майке вырвались языки синего пламени. Все это заставило меня окаменеть. Все до единой мысли исчезли, остался только вязкий страх, который, казалось, заполнил комнату, будто застывший янтарь, и я увяз в нем, подобно зазевавшейся мухе.

"Если осколок Души, живущий в теле человека, проснётся, что маловероятно, сила души уничтожит носителя и сама погибнет без сосуда, способного вместить всю ее мощь…"

(Кроноган, бесячий ты ублюдок!)

Слова брата хоть и поставили жирный крест на моей ещё теплеющейся надежде, но заставили меня очнуться от оцепенения. Я дёрнулся, вскакивая с одеяла. Нужно было что-то делать и немедленно.

Все внимание человека было полностью поглощено пламенем, вырывающимся из его груди. Он поднял руку и кончиком дрожащего тонкого пальца прикоснулся к колыхающемуся, словно на ветру, языку пламени. И зашипел, тотчас же отдернув руку. Словно придя в себя, Нулевой сделал шаг назад от бледного старика и напуганного ребёнка. Ухватившись за края пришедшей в негодность майки, потянул вверх и стянул через голову, бросив дымящуюся тряпку в угол.

Я впервые увидел человека без одежды. Его грудь от плеча до плеча пересекала кривая ломаная линия раны, края которой почернели, словно обуглились, а из самой трещины вырывалось наружу пламя.

Что-то в моей груди сжалось и ухнуло вниз. Увечья на теле Нулевого, словно стёрли все, что до этого момента горело во мне. Я выпрямился, сглотнул горечь, разлившуюся во рту, и, повернувшись, вышел из комнаты, переступив через лапы развалившегося на полу безмятежно спящего дегана.

(Душа реагирует на чужаков. Стоит пришельцу коснуться поверхности планеты, Душа пробуждается ото сна, чтобы защитить своих детей. Благо, процесс этот не быстрый…)

Голос брата в моей голове звучал все отчетливее, а я пересек квартиру и, не останавливаясь, шагнул в пустоту, что начиналась сразу же за линией обрушившейся когда-то стены. Я знал, что нужно уйти как можно дальше от Нулевого, и тогда ему станет легче. И остальные… их тоже нужно убрать.

Но сначала дезер…

Глава 25

Вы когда-нибудь горели? Нет, это не бред ради бреда. Просто, сложно описать то, что произошло…

Огонь, вот уже несколько месяцев с переменным успехом сжирающий меня, наконец обрёл форму и вырвался наружу, испортив мою единственную майку и подпалив края незаживающей раны. Паника от вида синего пламени, что рывками вырывалось из меня, на несколько тягучих секунд сковала тело, но заживо сгорать в мои планы не входило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Преодолев неожиданную и совершенно неуместную многотонность своего тела, кинулась к бутылю с водой, который стоял возле стены и, открутив крышку, вылила все его содержимое на свою многострадальную грудь. Раздалось тихое шипение. Пламя погасло, оставив после себя черноту опаленной кожи и зияющую черную с красными лоскутами мяса рану. Но сияние не пропало совсем. Оно все ещё светилось там внутри, хотя было очень тусклым, не сильнее света светлячка.