Колдун - Глен Кук

Теперь Марика готова сделать все, что от нее требуется. Забыть о том, чего ей это будет стоить, забыть свое воспитание будущей охотницы и матери Дегнанов. Она выпустила призрака, благодарно прикоснувшись к нему на прощание, и вернулась в обычный мир – мир ненависти, страха и непрекращающейся борьбы. Холодными глазами обвела зал. Все силты уже заняли свои места.

Марика невозмутимо шагнула вперед и выпрямилась, элегантная в своем наряде. Подождала, пока две послушницы закроют за ней дверь. Потом повернулась направо и нагнулась поцеловать край древнего горшка с дарамом. На вид это был просто старый горшок, такой изношенный, что стоило бы его выбросить. Марика окунула палец внутрь и помазала сладкой вязкой массой язык и губы.

Горшок был очень древним – древнее, чем Рейгг. Даже древнее, чем Серк, община, породившая Рейгг. Он был сделан когда-то на заре времен.

Край горшка был истерт прикосновениями бесчисленных губ, внутренняя сторона стала шершавой от остатков присохшего дарама, тонны которого прошли через этот сосуд. Это был самый древний предмет в мире Рейгг, символическая связь между общиной и доисторическими силтами древности, сосуд Всесущего, дающий силтам возможность ощутить вкус Вечности, вкус Великой Силы. А до того, как Всесущий создал себя, горшок служил семи другим богам и богиням – с той же целью.

Тепло дарама побежало по жилам, вызывая легкое онемение, как от чэйфа. Но у дарама было еще и другое действие: сознание Марики начало расширяться, пока не охватило всех, кто находился в зале. Они тоже лизнули дарама, поэтому от их мысленной защиты почти ничего не осталось. Прикосновения присутствующих слились в единое сознание, нечто большее, чем индивидуальное сознание каждой силты. Сознание Марики тоже стало каким-то расплывчатым и менее индивидуальным.

Существовала легенда, что когда-то в древности, до начала цивилизации, силты сливались в единый разум, принимая большие дозы дарама.

Часть ее разума, большая часть, – то, что оставалось Марикой, несмотря на дарам, не переставала удивляться. Как же так получается, что в каждом из этих слившихся в единое сознание разумов таится столько страха, злобы и ненависти?

Верховная жрица Градвол – поручительница Марики – и главные жрицы ждали ее в дальнем конце зала. Марика нараспев произнесла первую песнь – просьбу послушницы разрешить ей приблизиться и смиренно подать свое прошение. Где-то справа от нее одна из силт что-то спросила. Марика отвечала автоматически, не задумываясь. Только потом она заметила, что первой, кто задал ей вопрос, оказалась Утиэль, старая силта, которую она собирается сменить в четвертом кресле Совета. Все Советницы Макше приняли участие в этой церемонии, даже старшая жрица, которую было не видно и не слышно с тех пор, как она впала в немилость у Градвол.

Не успела Марика осознать, что происходит, как предварительный ритуал закончился. Она подошла к жрицам. Снова начались вопросы.

Марика действовала совершенно бессознательно. Она отвечала четко и ясно, в нужные моменты подчеркивая свои слова жестами. Она была как танцовщица, грациозно кружащаяся в сложном танце, причем действующим лицом этого зрелища был уже не актер, а сам танец – идеальное творение совершенной магии. Точность ее движений и слов, ее артистичность настолько захватили жриц, что они тоже оказались во власти этого ритма.

Сначала, в результате присутствия многочисленных врагов, в зале чувствовалось напряжение, но сейчас оно пропало, развеянное дарамом, тем всеобщим единением, сердцем которого была сейчас Марика. Это чувство стало расти, разбухать, заполнять собой все.

И все же где-то в глубине души Марика не хотела подчиняться тем обязательствам, которые накладывал на нее этот обряд.

Ритуальные вопросы кончились. Марика начала снимать с себя облачение кандидата и по одному предмету кидать их в жертвенный огонь, возле которого стояли жрицы. Сначала – посох, потом пояс с черепами, шапку и все до одной одежды. К потолку поднялся столб вонючего дыма, наполняя зал смрадом. Через несколько мгновений Марика стояла перед жрицами в наряде из одних только боевых красок.

Теперь осталось самое худшее. Камень преткновения. Последняя надежда тех, кто жаждал поражения Марики. Сейчас ее положат на алтарь, и сестра-целительница призовет Сущих. Призрак коснется простертого тела, навсегда лишая прошедшую Тогар силту возможности рожать щенков.

Марика посмотрела прямо в глаза Градвол и кивнула. Верховная жрица обошла вокруг дымящегося жертвенника и протянула Марике облатку.

Марика осторожно взяла ее в зубы.

И повернулась лицом к собравшимся. Это был ее собственный штрих, маленькое дополнение к церемонии. Марика разжевала и проглотила облатку, ощущая всей шкурой волну невольного восхищения.

Концентрированный чэйф разошелся по всему ее телу. Это было приятное ощущение. Жрицы подхватили Марику на руки и уложили на алтарь, над которым склонилась сестра-целительница – Марика видела ее как в тумане.

Что-то внутри нее хотело вырваться, закричать, убежать как можно дальше. Но Марика подавила это желание.

Она почувствовала, как призрак движется в ее теле, уничтожая яичники и трубы. Это было не больно – только отчаянно ныло сердце. Ей говорили, что потом будет немного неприятно.

Марика ускользнула в мир призраков, чтобы отвлечься от происходящего хоть на несколько мгновений.

Когда она вернулась, все было кончено. Зрители гуськом потянулись к выходу. Жрицы и их помощницы наводили порядок. Над Марикой склонилась Градвол, и лицо ее было довольным.

– Ну что, Марика, все не так уж плохо, а?

Марика хотела сказать, что рана в ее душе еще долго будет кровоточить, но не смогла. Слишком много было съедено чэйфа и дарама.

Марика вспомнила о стае, которую так никто и не оплакал, и подумала, простят ли ее когда-нибудь духи погибших. И сможет ли она простить Градвол, которая заставила ее пойти на это преступление против себя самой.

Это пройдет. Душевные раны всегда заживают.

– Ты все проделала очень хорошо, Марика. Это был впечатляющий Тогар. Даже твои враги вынуждены были признать, что ты выдающаяся личность.

Марика хотела возразить, что этого они никогда и не отрицали, а просто боялись и ненавидели ее по каким-то причинам. Но рот опять не открылся.

Градвол потрепала ее по плечу.

– Теперь ты – Четвертая Советница. Утиэль официально отказалась от должности с того момента, как завершится твой Тогар. Управляй мудро, Марика. Сейчас сюда придут твои вокторы. Когда ты оправишься, они напомнят тебе, что нам надо поговорить. Я дам им соответствующие указания.

Градвол снова дотронулась до Марики – нежно, почти с любовью. Ее родная мать, Скилдзян, никогда так не делала. На мгновение Марика заподозрила, что Верховная жрица думала не только о будущем Рейгг, когда взяла ее под свою опеку.

Эту мысль она заставила себя отбросить. Нетрудная задача после такого количества наркотиков.

– Ну, будь здорова, – шепнула Градвол и вышла.

* * *

Грауэл и Барлог вошли в зал всего через несколько минут после того, как его покинула последняя силта. Марика, несмотря на свое состояние, улыбнулась, глядя, как обе охотницы крадутся по комнате, подозрительно оглядывая все углы и тени. Это они-то, которые верят, что силты умеют становиться невидимыми с помощью колдовства! Наконец они подошли к Марике и помогли ей спуститься с алтаря.

– Ну, как все прошло? – спросила Барлог. В ее тоне чувствовалось внутреннее напряжение.

– Отлично, – хрипло каркнула Марика. От наркотиков в горле у нее совсем пересохло.

– Как себя чувствуешь?

– Физически… Все прекрасно… Но душа… В душе очень мерзко.

Грауэл и Барлог снова оглядели все темные места.

– Ты можешь говорить о деле? У тебя не кружится голова? – спросила Грауэл.

– Могу. Да. Но сначала… Заберите меня отсюда.

* * *

– Сторет нашла тех рабочих, – сказала Марике Грауэл, когда они трое добрались наконец до дома. – Она доложила об этом, когда ты была там.

Они не хотели разговаривать, но Сторет убедила их, что пришла от тебя.

Они признали свой долг. Знают они очень мало, но сказали, что ходят упорные слухи, будто бандиты нашли себе сильного верлена. Такого, что сможет побить силт их же оружием, когда придет его время. Так что, как ты и думала, не все кончено.

Все пленные мятежники, которых они допрашивали, верили в то, что с их движением скоро должно произойти нечто важное. Природу этого «нечто» Марика так и не смогла определить. В конце концов она решила разыскать в Макше тех двух рабочих, которые служили у нее в Понате много лет назад, рабочих, поклявшихся вернуть ей воображаемый долг.

– Колдун, – пробормотала она. – И конечно же, великий колдун. Иначе он не смог бы внушить им эту сумасшедшую надежду.

Марика не стала рассказывать всего этого Верховной жрице. Интуиция подсказывала ей, что лучше сохранить эти сведения у себя. По крайней мере пока.