Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт - Фаня Шифман

В этот раз Офелия (по рекомендации своего друга Тимми) приготовила зрителям другую конфетку – интервью с юными близнецами, каратистами, культуристами, к тому же страстными пропагандистами силонокулла и струи подобающей цветовой гаммы.

В этот пятничный вечер эранийцы в нетерпеливом предвкушении, без отрыва от стакана и дивана, устроились в своих салонах перед любимыми ящиками, дабы насладиться очередной творческой находкой Офелии – анонсированным интервью с близнецами Галем и Гаем Блох. Поскольку это ОФЕЛЬ-ШОУ, как всегда, выпало на пятничный вечер, его не смогли посмотреть Дороны, как, впрочем, и их друзья и соседи. Но, собственно, программа ОФЕЛЬ-ШОУ для них не предназначалась по определению. Музыкальное оформление передачи было, по обыкновению, подобрано со вкусом и со смыслом: речи близнецов искусно перемежались самыми острыми антиклерикальными куплетами кумира далетариев Виви Гуффи, на сей раз – ещё и в сопровождении самых тихих пассажей силонофона, изысканный диссонанс которых вошёл в последнее время в музыкальную моду.

Конечно же, Блохи-старшие в урочный час расположились перед экраном телевизора в просторном и уютном своём салоне. Моти словно чувствовал, что эта передача для него явится сильным ударом, и ему захотелось хотя бы молчаливой поддержки дочери.

Ширли предлагала ему сделать запись, думая, что в будний день посмотреть её не будет таким уж страшным грехом. Но Моти было просто необходимо в эти минуты чувствовать рядом молчаливую поддержку своей маленькой Бубале… ("Однако, она давно уже не маленькая: подросла в Австралии…" – частенько думал Моти при взгляде на её побледневшее за время болезни личико.) Рути кликнула Ширли, на что девочка ответила из своей комнаты: "Ну, мам, ведь уже суббота началась! Я и свечи зажгла…" – "Неужели, ради того, чтобы на братьев посмотреть, не можешь немножко нарушить? Когда ещё такое увидишь! Давно ли ты начала так уж строго соблюдать? Ну, мы с папой тебя просим!" – "У меня горло болит и голова тяжёлая…" – "А ты перевяжи горлышко, сладкая моя, тут на диване приляжешь! Я тебе тёпленького приготовлю… Да не забудь принять лекарство… Мама с папой тебе плохого не желают. Сделай же это ради нас! Нам так тоскливо без тебя… Ведь не ты, мы включили, так что нестрашно". – "Ну-у, мам, почему ты меня заставляешь нарушать?.." – и девочка, опустив голову, спустилась в салон, села в уголок дивана, исподлобья глянула в экран и тут же отвернулась. Рути посмотрела на дочь, пододвинулась к ней, погладила её и пробормотала: "Ничего страшного не случится, если ты только сегодня посмотришь.

Последний раз, я тебе обещаю. Больше ни разу не попрошу…" Ширли случайно бросила взор на отца и увидела умоляющий взгляд его потухших чёрных глаз. С обвязанным горлом и закутавшись в тёплую шаль, она уселась рядом с мамой, злясь на себя – и не в силах отказать родителям, да и, честно говоря, превозмочь любопытство.

А посмотреть было, на что! Сначала под звуки уже упоминавшегося шлягера группы "Шавшевет" и под аккомпанемент модернизированных стиральных досок ихних бабушек из глубины экрана, заполненного колышущимся то желтовато-молочным, то зеленовато-ядовитым туманом, медленно выплыла великолепная затейливо закрученная морская ракушка.

Затем, под то же сопровождение, закрутилась-завертелась красочная до ряби в глазах реклама та-фонов новой конструкции с бесконечно-широкими возможностями.

Наконец, на экране сквозь всё тот же туман желтовато-молочного цвета прорезалась маленькая, уютная студия Офелии, обставленная в соответствии с требованиями, предъявляемыми к современному интимно-деловому интерьеру.

Моти и Рути затаили дыхание. И вот он, торжественный момент: за круглым столом напротив Офелии Тишкер в глубоких плетёных креслах в нарочито расслабленных, до неестественной напряжённости, позах сидят их мощные и уверенные в себе мальчики.

Близнецы-каратисты предстали в самом сногсшибательном прикиде, какой только могли придумать, дабы подчеркнуть свои яркие индивидуальности. Тим уговорил их выставить напоказ косы и локоны, предрекая, что после ОФЕЛЬ-ШОУ с их подачи австралийская изысканная мода завоюет и Арцену. Офелия была ярко и умело накрашена, её волосы переливались под ослепительно мигающими софитами зыбучей гаммой зеленовато-желтоватых тонов, подвижное тело плотно обтягивало мини-платьице супермодного цвета зыбучей трясины, насмешливо блестели ядовито-изумрудные ледышки глаз.

Родители от волнения поначалу не особо вникали, что спрашивала мальчиков Офелия, что они ей отвечали. Они просто жадно и взволнованно пожирали глазами сыновей.

Со смешанными чувствами, в которых преобладала всё-таки гордость, Моти и Рути думали о том, что сейчас на их мальчиков, несмотря на чудачества в одежде и причёске, красивых и мужественно обаятельных, со сверкающими сталью глазами, смотрит вся Арцена. Были забыты все грубости, которые они себе позволяли в последние годы. Рути с некоторым смущением поглядывала на пышную, перекинутую через плечо косу Галя цвета спелого банана. У Гая по широким плечам были нарочито небрежно рассыпаны лохматые, кудрявые, блестящие пряди того же красивого оттенка. Снова на лица вернулись многочисленные колечки и шарики, которые они сняли в самом начале пребывания в Австралии, и они нежно позванивали при малейшем движении мальчишеских голов. В самый разгар передачи близнецам показалось, что это классно выглядит, и они принялись встряхивать головой по делу и не по делу. Каждый раз, видя, как они мотают и трясут головой, Рути не находила себе места. Моти всех этих нюансов словно бы не замечал. Ему только удалось про себя отметить, что, как с раннего детства повелось, больше говорит Галь, а Гай только поддакивает, привычно пребывая в психологической тени своего более активного и мощного близнеца.

Естественно, Моти и Рути не заметили, что на заднем плане, между многочисленными, искусно имитирующими плавающие среди вьющихся струй болотной водицы ракушки, аритмично, подобно дыханию астматика, колышущимися полупрозрачными белесовато-болотного цвета занавесками, маячил серым расплывчатым пятном Тим Пительман. Только Ширли удивлённо бросила: "А что там делает Тумбель?" – "Кто, доченька?" – машинально спросила Рути, напряжённо вглядываясь в экран. – "Я же говорю – Тумбель!

Придурок…" – раздражённо ответила дочь, прищурившись, вглядываясь в экран, ёжась, рассеянно поглаживая завязанное горло и плотнее закутываясь в бездонную шаль. Моти поперхнулся горячим чаем и гулко закашлялся. Лицо его покраснело, он отставил чашку, сердито глянул на дочь и сквозь кашель закричал: "Тебе померещилось!.. Нету там никакого Пительмана! Нет и быть не может! И что это за слова – придурок! Ты бы на братьев лучше смотрела! Когда такое увидишь!" – "Ну, нету, нету там Тима, дорогой! Успокойся! А ты, Ширли, прекрати и не смей грубить!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});