Ушма - Алексей Наумов

всё, что он пожелает, и даже больше…

Мысль, что все свежеиспечённые дачи живут по тем же неписаным правилам, что и его собственные, была столь очевидна, что никогда прежде не приходила ему в голову. Ведь и правду, на всех без исключения садовых товариществах большинство взрослых упорно трудились с раннего утра и до позднего вечера, а дети, от мала до велика, были по большей части предоставлены сами себе. По крайней мере, в то время, пока светило солнце. Дети гонялись друг за другом по переулкам, обрамлённых густой порослью молодых берёз и ивняка, прятались в нехоженом лесу, который знали лучше своих родителей, уходили в поля в поисках цветов и красивых бабочек, катались на велосипедах по пустынным просёлочным дорогам, а в жару подолгу купались в местных озёрах и реках, зачастую проделывая от дома до них неблизкий путь через лес…

Он перевернулся в воде на спину, раскинув руки и ноги и улыбнулся. До этого момента дня он страшился смотреть на девочек с их участков. Он боялся, что однажды, не сможет сдержаться и совершит ошибку, а этого он вовсе не хотел делать.

«Я не хочу попасться, точно бешенная собака, — думал он. — Я буду призраком, которого никто не никогда не увидит, за исключением тех, кому я явлюсь… Нет, я не совершу ошибки… Я буду осторожен… Мои дачи, будут моим полигоном… Здесь я научусь следить… Здесь, я научусь приближаться… Здесь, я научусь исчезать и появляться… А после, я устрою настоящую охоту…»

Слово «охота» ему не очень понравилось, и он недовольно мотнул головой. Он не желал быть охотником. Он хотел быть особенным. Слово вертелось у него на языке, но никак не давалось. Тогда он перевернулся на живот и поплыл кролем, не переводя дыхание, так быстро, как только мог. Это помогло. Когда он вновь лёг на спину, слово было найдено.

— Поиск… — прошептал он, улыбаясь. — Как у разведчиков… Да, так хорошо… Очень хорошо…

Очевидная абсурдности сравнения себя с разведчиком не волновала Олега. С этого момента он вообще прекратил обращать внимание на всё, что шло в разрез с его убеждениями, точно какое-то невидимое колёсико внутри него окончательно замерло, тогда как другое, начало стремительно набирать ход.

«Это мой мир, — думал он, вытираясь полотенцем и цепко оглядывая веселящуюся молодежь. — И я в нём хозяин… Я… А они — моё стадо… Я возьму только то, что мне нужно, не больше и не меньше, но я возьму это, и никто не сможет мне помешать… Нужно только хорошенько подготовиться… Это удовольствие не должно закончиться из-за какого-то глупого пустяка… Оно должно длиться вечно…»

Его взгляд стал мягким и сонным, как у кота, но за этой сонливостью скрывалась смерть и от этого, он чувствовал себя превосходно. Он любил представлять себя смертельно опасным и теперь, это было правдой.

Он надел штаны, футболку, нацепил драные сандалии и двинулся обратно, к дачам. Тропинка вилась по узкой торфяной косе, оставшееся после торфоразработок. Слева и справа были густые заросли, а дальше, шли бесконечные болота. Лучшего места нельзя было и найти, но он успокаивал себя:

— Не спеши… Пока это только игра… Как Зарница… Просто игра… «Поиск» будет потом… Не сейчас… Не здесь… Потерпи, теперь уже недолго…

Он уже решил, что не тронет никого в радиусе 25 километров. Это будет его дом и здесь, он будет вести себя тихо, как и подобает добротному хозяину.

«Мои угодья будут дальше, — думал он, сворачивая с тропинки и прячась в кустах. — Много дальше… Они будут безграничны… Никто не сможет остановить меня… никто мне не помешает… Никто…»

От предвкушения поиска и воспоминаний о голой девочке у него вновь возникла эрекция. Он сошёл с тропинки, улёгся за кустом к и приспустил штаны. Торф был горячим и ароматным и он вдыхал его запах, представляя себе влажное от воды тело девочки. Потом он закрыл глаза и уткнулся лбом в пряную траву.

«Это моя земля, — неслось в его голове. — Моя… И они мои… Все… И я возьму их, одну за другой… Всех… Одну за другой… Одну, за другой…»

Всего за один час он насчитал 16 девочек, что прошли мимо туда и обратно. Правда, все они шли небольшими компаниями по 3–4 человека, но он уже знал, что кто-то из них обязательно совершает ошибку и отобьётся от стада.

«Они думают, что это их дом, а это мой дом… — думал он, разглядывая девочек сквозь зелень. — Они думают, что они в безопасности, если рядом их друзья или родители, но это не так… Никто не в безопасности, пока рядом есть я… Никто… Никогда… Нигде…»

Он вспомнил Веру и то, что он делал с ней в тесном автобусе в присутствии её родителей и осклабился.

«Им кажется, что кто-то им поможет… Кто-то заступится за них, защитит, но это не так… — размышлял он, наполняясь новым желанием. — Всё это ложь… Но вы узнаете, что это ложь, только когда я покажу её вам… Вы узнаете её и останетесь моими навсегда… Никто больше не сможет любить вас… Никто кроме меня… Никто не сможет быть с вами… Никто… Никогда… Только я один… Только я…»

Внезапно, он услышал топот босых ног. Девочка лет 12 торопливо бежала по тропинке в сине-зелёном мокром купальнике. По-видимому, она что-то потеряла по дороге и вспомнила о пропаже только в воде.

«Наверняка полотенце или расчёску, — подумал он. — Они вечно их теряют…»

Он снова уткнулся лицом в горячий мох и представил, как сдирает этот купальник, оставляя её лежать ничком, обнажённой и зовущей, и с трудом подавил в себе звериное ворчание.

Когда он переходил мостик, перекинутый через канаву, отделяющую лес от дач, навстречу ему попалась та самая девочка в двуцветном купальнике. В правой руке она сжимала большую, ярко красную расчёску.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровалась она, переходя на шаг.

— Здравствуй, — не менее вежливо ответил он. — Вода отличная…

Девочка ничего не ответила и умчалась в лес, а он ещё раз улыбнулся и зашагал домой. На сегодня, он узнал более чем достаточно.

В течение следующих двух недель, что остались от его отпуска, он почти каждый день наведывался на озеро и ещё раз убедился, что нет ничего проще, чем затащить кого-то из девочек в лес, и сделать там с ней всё что угодно. Он также несколько раз проследил за играющими на переулках ребятами, но вскоре с сожалением убедился, что девочки крайне редко прятались в лесу, а если и делали это, то только