Последние короли Шанхая. Соперничающие еврейские династии, которые помогли создать современный Китай - Джонатан Кауфман

кусочков яичек бабуина в мошонку человека для омоложения половой функции. В своем дневнике, среди записей об обедах с китайскими политиками и бизнесменами, он аккуратно вклеивал обнаженные фотографии европейских и китайских женщин. Некоторые из них соблазнительно откинулись на диван. Другие принимали атлетические позы или стояли с обнаженной грудью перед Буддой, драгоценности из замысловатого головного убора свисали на их соски. Он нанимал девушек из хора, чтобы они работали на него в качестве «секретарей». Однажды деловой партнер встречался с Виктором в его офисе на Катэе, когда вошла молодая женщина, чтобы сообщить, что она уезжает из Шанхая. Виктор выдвинул ящик стола, заполненный бриллиантовыми браслетами, и сказал ей выбрать один в подарок. Когда она сказала, что не может определиться, Виктор сказал: «Возьмите ящик!» и продолжил встречу.

Ходили сплетни, что Виктор был бисексуалом. На одной из вечеринок дочь богатого китайского финансиста возразила, когда Виктор положил руку ей на колено. Она оттолкнула его. Виктор тут же положил руку на колено ее брата. Он не женился до шестидесяти пяти лет, когда, находясь в изгнании на Багамах после захвата власти коммунистами, женился на своей американской медсестре.

Из всех женщин, связанных с Виктором, самой интригующей была американская писательница Эмили Ханн, которая начала писать эссе и статьи для журнала The New Yorker в начале двадцатых годов. В двадцать пять лет она переехала в Бельгийское Конго, где провела два года, работая на Красный Крест. Она курила большие сигары и с удовольствием пила. Она приехала в Шанхай в апреле 1935 года во время кругосветного путешествия со своей сестрой, намереваясь пробыть там всего несколько недель, чтобы осмотреть достопримечательности, а затем продолжить путь в Африку. Ей было тридцать два года, она носила каштановые волосы в модной прическе «боб» и обладала «сладострастной» фигурой. «Эмили Ханн тоже здесь», — восторгался корреспондент журнала Time Теодор Уайт в письме к матери. Он описывал ее как «превосходную сумасшедшую женщину, блестящую, красивую… необычайно умную, курящую сигары, говорящую по-китайски, в которую влюблен каждый мужчина».

В свой первый вечер в Шанхае Ханн посетила лекцию о Д. Х. Лоуренсе, организованную другом Виктора в одном из принадлежащих ему зданий в нескольких кварталах от отеля Cathay. После лекции и ужина Виктор отвез Хан и ее сестру на своем Rolls Royce в загородный дом. Через четыре дня он пригласил их обратно и попросил Хан позировать ему в своей фотостудии. Он показал сестрам большой альбом, в котором хранились обнаженные фотографии самых красивых женщин Шанхая. Хан охотно согласилась, польщенная тем, что он попросил именно ее, а не ее сестру Хелен: «Сэр Виктор не просил фотографировать Хелен, а она все время говорила: „Мне бы хотелось иметь хорошую фигуру“», — вспоминает Хан. «Сэр Виктор только улыбнулся. „Но у вас такой приятный характер“, — сказал он».

Хан решил остаться в Шанхае. Виктор установил ее в номере-люкс в роскошном многоквартирном доме, которым он владел.

«Теперь мы снова в Cathay Mansions, в люксе вместо номера, потому что сэр Виктор заставил их отдать его нам по потрясающей цене. Ему принадлежит почти вся важная недвижимость в Шанхае», — написала она матери. «Когда мы вчера въехали, то обнаружили большую корзину ликеров — почти все, что только можно придумать, включая водку, а сверху — упаковку восхитительного сливочного сыра».

Ханн устроилась на работу в газету North-China Daily News и стала корреспондентом The New Yorker по китайскому побережью. Она регулярно обедала и сплетничала с Виктором. Она была как «кошка», писала она своей сестре, которая «копила все мои царапины, чтобы раз в неделю пообщаться с ним». Она посещала вечеринки Виктора и сопровождала его на скачки. По выходным они гоняли на яхте, которую он построил в Норвегии, и возили друзей на утиную охоту.

У Хана, как и у Виктора, был блуждающий глаз. Она познакомилась с Зау Синмаем, красивым женатым китайским писателем, который жил в Париже и издавал литературный журнал. Она описала его в одном из рассказов в журнале The New Yorker: «Когда он не смеялся и не говорил, его лицо цвета слоновой кости было идеально овальным, но о совершенстве не думали, а смотрели на его глаза. В своей косой и поразительной красоте они были полны света и жизни. Его мягкий резной рот [он] украшали усы, как у его предков, резко очерчивая уголки губ. Его крошечная бородка, не более чем щеточка усов на конце подбородка, лукаво подшучивала над его молодостью. В покое его лицо было до невозможности чистым, но в покое оно бывало редко».

В первую ночь знакомства с Виктором Сассуном Ханн проговорила с ним до поздней ночи и вернулась, чтобы позировать для обнаженных фотографий. В первую же ночь знакомства с Зау она ушла с ним, курила опиум и завела роман.

Одновременно с тем, как она спала с Зау, Ханн подружилась с его женой, детьми, семьей и кругом общения и начала писать о них в тонко беллетризованных историях для The New Yorker. «Постепенно, благодаря всем китайцам, которых я встречала, и всем их историям, которые я слышала, я смогла увидеть их через новые окна», — писала Ханн. Она написала для The New Yorker серию популярных рассказов, в которых превратила Зау в «мистера Пэна» и высмеяла то, как западные гости — в том числе и те, кто останавливался в Cathay, — принимали карикатурное представление о Китае. «Бледный и обветренный, бородатый, с несколькими прядями настоящих китайских волос, одетый в трезвый коричневый цвет, его длинные, узкие глаза пусты и далеки, он рассчитан на то, чтобы заставить самого закаленного туриста охать и ахать», — писала Ханн о своем мистере Пане. «Вначале он цитировал Конфуция, не сводя с меня глаз, чтобы получить одобрение, и разговаривал с официантами на настоящем китайском. После какого-нибудь скучного вечера в ресторане не сказал: „Вы — первый из иностранцев, которые когда-либо там бывали, вы знаете?“ Мистеру Пану, пишет Хан, „все равно, что о нем говорят иностранцы“».

Ханн часто писала матери и сестре о своих «эмоциональных сложностях», возникающих при переезде между Зау и Виктором. «Время от времени сэр Виктор, милейший человек на свете, находит способ сделать мне подарок, и я принимаю его, не краснея, как и все, потому что он тоже богатейший человек на свете и, в отличие от мистера.

Рокфеллеру, похоже, нравится так тратить свои деньги», — написала она. «Пока я не позволяю себе впасть в привычку ожидать от него помощи, я думаю, что это безопасно, а вы?»

Когда Виктор уехал в путешествие в