Пополам - Маша Трауб

разу их не видел? Они ж тут с дозором каждый день территорию обходят, – удивился дядя Коля.

– Не видел, – признался Антон.

– Ну да, у вас ведь даже продохнуть времени нет, – покачал головой охранник, – то репетиторы, то секции, то дополнительные. Раньше такого не было. Хоть время на жизнь оставалось. Ты чего пришел-то? К Юльке? У нее сейчас урок закончится. Ты иди в раздевалку. Там ее подожди. А то усвистит, и я не замечу. Не задерживается она больше.

– Спасибо, дядь Коль, – поблагодарил Антон.

– Ты как, хоть оклемался? Может, к медсестре зайдешь? Она тебе нашатырь даст понюхать. Не? Ну, ты это, держи хвост пистолетом. За Юльку не переживай. Только скажи ей, чтобы настоящего бультерьера или волкодава не заводила.

– Да, скажу, – улыбнулся Антон.

Он сидел в раздевалке и гадал, как такое могло произойти. Юлька всегда ему первому рассказывала все новости, делилась, а тут… Не сообщила, что все же завели собаку. А ведь это была не просто новость о контрольной или тесте, а событие вселенской важности. Для Юльки точно. И она ничего не сказала Антону. Не обсуждала, как назвать собаку, какую породу выбрать. Ничегошеньки. Значит, он уже стал ей чужим. Посторонним. Мама не сообщила ему о беременности, Юлька – о собаке. Может, она знает, что у мамы будет ребенок, и не сочла нужным поделиться новостью? Как о собаке? Тогда зачем он сейчас сидит в раздевалке и ждет ее?

Почему он ни разу не видел сестру с собакой на школьном дворе? Действительно, почему? Хороший вопрос. Он просто не смотрел в ту сторону. А если не видишь, вроде как этого не существует, не происходит. Рядом с младшей школой находилась детская площадка, где любили играть первоклашки. Да и мамам удобно – пока дети по горке ползают, можно обсудить школьные проблемы. Там же гуляли собачники. Многие родители приходили за детьми с домашними питомцами – забрать ребенка, заодно и собаку выгулять. За Юлькой мама не приходила – она еще в третьем классе объявила, что станет ходить одна. Так что Антон и не смотрел в ту сторону. Проходил мимо футбольного поля, заходил на задний двор старшей школы. Сестра же, видимо, гуляла около здания младшей.

Антон все еще сидел в раздевалке. Вдруг подумал – а отец знает про все это? Маму, ее новое положение, появление отчима у Юльки, собаку? Он же должен был быть в курсе? Или нет? Антон понял, что не может сейчас говорить с сестрой. Слишком много вопросов, слишком многое нужно обсудить, и непонятно, с какой темы начинать. С главного – почему ты ничего не сказала? Почему не поделилась? Но станет ли Юлька разговаривать? Или опять сбежит под благовидным предлогом? Это было бы больнее всего. К такому он не готов. К тому же его опять начало мутить. Видимо, действие дяди Колиного чая закончилось.

Он вышел из раздевалки, не дождавшись звонка.

– Антоха, ты чего? – спросил обеспокоенно охранник.

– Нехорошо. Домой пойду, – ответил Антон.

– Иди, иди. Полежи. У меня тоже так в молодости было. То в отключке, то в крови. Потом прошло, изросся. Сказать Юльке, что ты приходил?

– Нет, не надо. Я приду… завтра или на днях.

– Ну да, конечно, – кивнул дядя Коля, пропуская Антона через «проходилку». – Ты это, держи хвост пистолетом.

Это была любимая присказка охранника. Антон никогда не мог понять, как это – «держать хвост пистолетом». Вернувшись домой, полез искать значение фразеологизма и происхождение. Про значение он понимал, но оказалось, что есть и продолжение – «а нос по ветру». Собаки, как прочел Антон, когда чувствуют испуг, хвост поджимают, когда радость – виляют, а когда они собранны и готовы к активным действиям – хвост стоит «трубой» или «пистолетом». У кошек приблизительно так же. Но он-то не готов к активным действиям, вообще ни к каким не готов. Для него новости – мамина беременность, Юлькина собака – стали ударом под дых. Дышать не мог.

Настя бы сказала, что он должен порадоваться за сестру, у которой появился домашний питомец. Но Антон не находил в себе сил для радости. Он чувствовал себя преданным, ненужным. Никому – ни маме, ни сестре. Ни будущему брату или сестре, ни собаке. Его исключили из той жизни. Они стали «пополам». Там одно, здесь другое. Это было окончательное разделение. От этого хотелось или кричать, или молчать. Антон выбрал второе.

Отец пришел поздно. Антон его ждал и, чтобы убить время, честно готовился к контрольной по физике. Как ни странно, после того как он стал жить с отцом, его успеваемость в школе резко улучшилась. Отец этому был только рад. Антон не хотел объяснять, что делает уроки, готовится к контрольным, чтобы не сойти с ума от мыслей о маме и сестре. Пытается занять голову чем-то другим. Лишь бы не думать о том, что происходит там – с его самыми близкими и любимыми людьми. Антон стал читать книги, смотреть фильмы. Компьютерные игры, на удивление, его не вовлекали в свою вселенную так сильно, как литература и кино, куда он мог уйти с головой и на час-полтора забыть о том, что с ним происходит в реальной жизни. Отец нарадоваться не мог таким изменениям, но никогда не спрашивал, в чем их причина. Впрочем, Антон всегда считался странным ребенком, не таким, как все, так что увлечение учебой и прочим отец, видимо, списывал на устройство его психики.

Плохое физическое самочувствие сказалось и на моральном, внутреннем. Антон так устал от событий дня, переживаний, что у него не осталось никаких сил подбирать слова в разговоре с отцом. Поэтому он спросил сразу:

– Ты знал, что у Юльки появилась собака, а мама беременна?

Отец молчал.

– Скажи, ты знал?

Антон хотел закричать, завопить, но он, казалось, лишился дара речи. Говорил шепотом, заикаясь.

– Да, знал, – ответил отец.

– Почему мне не сказал? – спросил Антон.

Отец опять промолчал.

– Почему ты мне не сказал? – Антон наконец заорал, выплескивая все, что накопилось внутри: собственное одиночество и ненужность, предательство матери и теперь, получается, сестры, бессилие отца. Кто запустил механизм, разрушивший семью?

– Это их дело. Личное, – спокойно ответил отец.

– Нет! Это не их дело! Это наше дело! – орал Антон, а отец не призывал его говорить тише или вести себя как положено мужчине – то есть сдержанно, без истерических воплей.

– Это их дело, – повторил отец тихо. – Их решение и выбор. Мы на него повлиять не можем.

– Можем! – Антона начало трясти от ярости, обиды, негодования. Хотя