Возмездие - Алексис Опсокополос

сейчас.

— Вы правы, милорд! — согласился посол.

— Нам сейчас нужно делать ставку исключительно на Петербург, — сказал Эджертон. — И мы должны подтолкнуть русских эльфов к скорейшему выходу из перемирия. Давайте послушаем лорда Карингтона, который расскажет, каковы наши шансы на успех в этом деле.

Виконт Карингтон был назначен на должность британского консула в Санкт-Петербурге год назад. До этого он возглавлял посольство Её Величества в Турции и занимался тем, что всеми силами поддерживал конфликт между Турцией и Грецией. Это был опытный дипломат и профессиональный разведчик, возможно, лучший в своём роде. Именно поэтому Виктория Вторая перевела его в Петербург — туда, где его опыт и знания были сейчас нужны больше всего.

За год своего пребывания на должности консула в столице русских эльфов, Карингтон, который сам был эльфом, создал надёжную агентурную сеть и даже сумел завести дружбу с одним из соратников главаря сепаратистов. Единственное, чего ему никак не удавалось — это сблизиться с Седовым-Белозерским. Лидер мятежного региона никак не хотел идти на тесный контакт с представителем британской короны и ограничивал отношения официальными рамками.

— Что я могу сказать, милорды? — произнёс Карингтон. — Я уверен, что Седов-Белозерский никогда не примирится с Романовым. Все в России знают, что он не простил кесарю гибели отца и никогда не простит, и рано или поздно конфликт снова разгорится. Настоящий мир там просто невозможен. Перемирие — да, но не мир. В этом я уверен. И нельзя забывать, что глава сепаратистов играет на эльфийских чувствах, он пришёл к власти на волне эльфийского недовольства слишком тесной интеграцией с людьми. Седов-Белозерский обещал жителям Санкт-Петербурга независимость — у него нет шансов не продолжить борьбу. И он её продолжит. Но вот когда это произойдёт, сказать не могу. Здесь я, как и лорд Томлин, вполне допускаю, что до осени никаких изменений не будет.

— Мы не можем ждать до осени, — заявил Эджертон. — Я ведь уже сказал: Её Величество дала нам время до конца июня.

— Тогда нам нужно делать ставку на другого эльфийского лидера, — ответил Карингтон. — Либо всё же объяснять королеве, что надо подождать.

— Вы предлагаете сказать Её Величеству, что правительство и спецслужбы Британской империи не в состоянии исполнить волю королевы?

Консул Британии в Санкт-Петербурге пропустил мимо ушей укол премьера и спокойно сказал:

— Не в состоянии исполнить её в отведённый срок. Ситуация такова, что Седова-Белозерского заставить прямо сейчас нарушать перемирие, мы не можем, а что касается его замены на более лояльного нам лидера, то на это тоже нужно время. И я не берусь сказать, что будет быстрее: уговорить Седова-Белозерского или заменить его.

— А есть на кого менять? — неожиданно спросил, молчавший до этого руководитель МИ-6.

— На этот счёт не переживайте, нужную фигуру для продолжения партии мы найдём, — ответил Карингтон. — Главное — убрать с доски Седова-Белозерского.

— А здесь уже моя очередь сказать: не переживайте, — слегка улыбнувшись, произнёс барон Бреннан.

— Переживать мы все прекратим, когда будет исполнена высочайшая воля Её Величества, — заметил Эджертон. — Я думаю, нам имеет смысл двигаться сразу в двух направлениях: пытаться повлиять на Седова-Белозерского и искать ему замену. Признаться, меня устроит любой из этих вариантов, лишь бы королева была довольна.

Никто из присутствующих спорить с премьер-министром не стал, все приняли последнюю фразу лорда Эджертона как руководство к действию.

*****

До конца дня я гадал, что же имела в виду бабушка под новой жизнью, которая должна была у меня начаться. Имела ли она в виду усиленные тренировки или что-то ещё? Я привык, что бабушка Катя часто говорила загадками, но в этот раз её высказывание очень уж сильно запало мне в душу. Однако просить её дать пояснения, я не рискнул. Мне показалось, что я буду при этом выглядеть исключительно глупо. Тем более что ждать обещанных изменений нужно было не так уж долго — всего одну ночь.

Утром сразу же после совместного завтрака мы с бабушкой отправились во внутренний двор. Когда мы подошли к Источнику, бабушка спросила меня:

— Волнуешься?

— Не очень, — признался я и решил немного пошутить: — Что бы со мной ни произошло, я знаю: Вы меня откачаете.

Княгиня Белозерская улыбнулась и сказала:

— Подойди ко мне!

Я подошёл.

— Не двигайся! — приказала бабушка, после чего подняла руки, едва слышно начитала какое-то заклятие на незнакомом мне языке, поднесла правую ладонь к моему лбу и дотронулась до него.

Мне показалось, что ко лбу приложили раскалённый утюг. Это было неожиданно — я привык, что бабушкины ладони всегда были ледяными, а тут такое. После прикосновения я почувствовал лёгкое головокружение и невольно сделал шаг назад. Испугался, что потеряю сознание, но неожиданно всё прошло — я крепко стоял на ногах и чувствовал себя просто прекрасно. Бабушка внимательно меня оглядела и сказала:

— Ну вот теперь можно и инициацию проводить.

— А что со мной было? — поинтересовался я.

— Я сняла метку Романова, — пояснила бабушка. — Ты должен быть абсолютно чист перед такой важной процедурой.

— А Александр Петрович это сразу же заметил?

— Да. Но я думаю, что он не дурак и всё понял правильно.

— А если не понял?

— Значит, дурак, — ответила бабушка и улыбнулась.

Логика у княгини Белозерской была железная — возразить ей мне было нечего. А пока я думал о реакции кесаря на снятие его метки, бабушка подошла к Источнику, положила на него руки и начитала заклятие всё на том же незнакомом языке. Я даже и предположить не мог, что это был за язык. Ни с русским, ни с немецким у него не было ничего общего, из чего я сделал вывод, что этот язык не относится ни к славянским, ни к германским.

Почти сразу же воздух над камнем помутнел, а сам он начал светиться. Но светился он не как вчера и во время остальных моих визитов к Источнику — в этот раз свет был намного ярче. И ещё я почувствовал исходящее от него тепло.

— Положи руки на камень и жди! — сказала бабушка.

Я уже проходил один раз инициацию, поэтому примерно представлял, чего ждать. Быстро положил руки на камень и замер. Некоторое время ничего не происходило — минут пять, а то и десять. Мне даже начало казаться, что княгиня Белозерская погорячилась