Краски любви - Андрей Анисимов

– Давайте немного прогуляемся, – сказал Беринни капитану и занял шезлонг на корме. Через секунду трап поплыл вверх, от мощного двигателя задрожал корпус судна, и яхта, выбрасывая винтами водяные струи, плавно отчалила от причала. Осторожно, кормой вперед, капитан вывел яхту на свободную воду, развернул и медленно вышел из квадрата порта. Волна стала выше. Яхта, почувствовав волю, задрожала и рванула вперед.

Через пять минут хода Марсель уже казался игрушечным. Беринни оглянулся на стоящего сзади матроса, кивнул на мачту и поежился от брызг. Движок стих, и сначала показалось, что яхта остановилась. Но матросы моментально подняли парус, и ветерок надул его. Яхта, немного креня на левый борт, легко побежала навстречу волне. Беринни думал.

Проучить московского жулика итальянец желал исключительно для собственного удовольствия. Материального ущерба он не понес. Наоборот, несчастный Липский даже после смерти вернул деньги с избытком. Но Беринни был сентиментален и любил шалости. Банально всадить пулю в Самсона было слишком просто и скучно. Итальянец сидел и разрабатывал более утонченный план. Для его составления хватило пятнадцати минут. Беринни потер руки и приказал подавать обед. На палубу вынесли небольшой столик. Легкая качка лишь усыпляла любителя русской живописи. Обед он начал с рюмки русской водки, закусив ее ложкой черной икры. Хлеб, картофель и сладкое Беринни не употреблял.

Глава 38

Побег мастера

В восемь вечера Катю в мансарде сменил Петр. Днем она успела показать художнику основные приемы каратэ. Крюков оказался совсем не безнадежным учеником, но через полтора часа запросил пощады. Катя сбегала в душ. Затем попросила Тарзана постеречь Крюкова, пока тот моется. После обеда они обговорили все детали завтрашнего дня.

Катя хотела написать письмо матери, но так и не успела. К написанному раньше обратному адресу она добавила адрес петербургской квартиры. Предстоящий побег Крюкова не давал сосредоточиться, и она положила конверт на подоконник в комнатке, выделенной Гнусняком для отдыха.

Вечером, когда усталый и раздраженный хозяин вернулся, художник вызвал его и сказал, что, если не получит задатка, делать копию не будет. Гнусняк долго отнекивался, доказывая, что, пока Крюков работает и живет в Малаховке, деньги ему не нужны. Художника кормят и поят. Но Крюков уперся:

– Я не верю, что получу с тебя хоть копейку, когда закончу работу.

Гнусняк скривился и принес пять сотенных бумажек. Крюков просил больше, но и пятьсот долларов его порадовали.

После разговора с Катей Злата собралась и уехала в Москву. Вернулась она часов в пять. Самсона еще не было, и Катя, спускаясь на кухню, видела, как девушка и горбун прогуливаются по саду. «Неужели она и впрямь решила принять любовь Квазимодо?» – подумала Катя и удивилась, как помолодел Тарзан. Каким ярким светом горели его глаза!

Утром приехал Стас Журов, и на его машине Катя и Крюков отправились в Москву. Квартира профессора находилась в высотном доме на площади Восстания. Катя раньше никогда в таких домах не бывала. Огромный холл, покрытый коврами, суровый лифтер, лифт с зеркалом – все было для девочки в новинку. Крюков на эти чудеса особого внимания не обращал. Квартира профессора Вишнякова была хоть и велика, но холл перед квартирой и лифтом был гораздо больше. Профессор, невысокий сухой старик, энергичным жестом распахнул перед Катей дверь и провел их с художником в гостиную, сплошь завешанную картинами и заставленную бронзовыми скульптурами. Крюкова профессор знал, а на Катю поглядел с нескрываемым любопытством. Закончив осмотр, сощурился и ехидно спросил:

– Этот юноша и есть гарантия безопасности моей коллекции?

– Этот юноша стоит троих крепких мужиков, – ответил Крюков, спасая Катю от необходимости объясняться.

Катя, разинув рот, глядела на картины. Она никогда не думала, что в жилой квартире можно увидеть такие прекрасные полотна.

– Какое красивое море, – сказала она восхищенно, показывая на морской пейзаж при закатном свете.

– Это, молодой человек, пейзаж Лагорио. Многие сравнивают его с Айвазовским. Я ценю Лагорио несравненно выше. Айвазовский часто слащав и норовит поразить публику. А Лагорио лиричен и тонок… Его живопись не удивляет, а волнует. Это большая разница.

– Неужели вам не нравится Айвазовский? – удивилась Катя. Она считала, что лучшего художника-мариниста быть не может. Репродукции его картин висели в ее питерской школе.

– Юноша, нравится мне Айвазовский или нет, для отечественной культуры принципиального значения не имеет. Но у каждого коллекционера существуют собственные пристрастия. К сожалению, мне пора. Возможно, при следующей встрече мы еще поговорим о живописи, – обращаясь к Крюкову, профессор добавил: – Вот ваш Коровин. Только умоляю, не пробуйте свой цвет на холсте оригинала.

– Профессор, я же не школяр, – обиделся Крюков.

– Ну, полно, шутки надо понимать, – рассмеялся Вишняков. Уходя, он разрешил заглядывать в холодильник и брать там все, что покажется съедобным.

– Мы бы хотели пойти днем пообедать, – сказал Крюков профессору, когда тот уже был в дверях.

– Придется вам меня дождаться… Квартира будет поставлена на сигнализацию, а поэтому дверь открывать не рекомендую. Я постараюсь к обеду вернуться.

Когда профессор ушел, Катя грустно поморщилась. Такого ни она, ни Крюков вовсе не ожидали. Пока Катя бродила по квартире, Крюков быстро разложил мольберт, достал кисти и принялся за работу. Катя не могла понять, почему именно картину Коровина выбрал Гнусняк. На стенах профессорской квартиры висели картины куда более, по мнению Кати, красивые и дорогие. Например, лесной пейзаж Шишкина. Она хотела сказать об этом Крюкову, но вдруг увидела небольшой холст. Там почти ничего не было. Два дерева, трава после дождя, белесая полоска реки и небо. Неба, наверное, больше всего. Но как оно притягивало, как завораживало! Катя не могла оторваться от картинки.

– Как здорово, – воскликнула она, – кто это нарисовал?

Крюков поднял голову, посмотрел туда, куда показала Катя. Затем положил кисти, подошел и, обняв Катю за плечи, растроганно сказал:

– Парень, а у тебя стопроцентный вкус! Это пейзаж Васильева. Он умер совсем юным от чахотки.

– А что такое чахотка? – не поняла Катя.

– Так раньше называли туберкулез, – пояснил Крюков.

Катя стояла рядом и оттого, что Крюков положил ей руку на плечо, боялась пошевелиться. По коже побежали мурашки. Такого удивительного чувства она никогда не испытывала. Катя подняла глаза и поняла, что художник с восхищением смотрит на картину. Ему и в голову не приходило, что Катя в данный момент чувствовала.