Дикий - Владимир Угрюмов

Бегу обратно в дом, полный мяса. Банкир лежит живой и ножками не дрыгает. Под него кровища ползет от водилы-мудилы. Волоку банкира в зал с белыми гардинами и впихиваю в кресло напротив первого покойника. Мужичина тяжелый и животастый — так можно и грыжу заработать… Чтобы не пугать еще человека раньше срока мертвецами, выкатываю кресло с покойником в прихожую. Возвращаюсь и зажигаю настольную лампу, направив ее свет прямо в лицо хозяину дома и «мерседеса». Меняю обойму на всякий случай. Начинаю хлопать мудилу-банкира по щекам, и делаю это довольно долго, пока тот не начинает соображать.

— Быстро, говнюк, всю информацию по наркодельцам!

— Что, что такое? — Мужичина пытается подняться, но я приставляю ему ко лбу «Макарова», и он больше не рыпается; только глаза в глазницах вращаются бешено.

— Гляди, говнюк! — Я достаю фотографию с его рожей и координатами на обратной стороне. — Узнаешь себя?

— Узнаю, — выдыхает банкир.

— Кто тебя заказал? Мне нужна вся информация!

— Сколько тебе заплатили, парень?

— Мне заплатили хорошо, — рычу на банкира. — Даешь информацию? Или ты покойник сразу! Из-за тебя и так полный дом трупов.

Держу его под дулом и пячусь. До кресла с покойником всего четыре шага. Вкатываю кресло и продолжаю давить на психику.

— Смотри, говнюк, что приходится из-за тебя делать!

— А-а… — начинает заикаться.

— Дочь твоя в порядке пока. — А у самого мысль в башке пищит: главное, чтобы тут его сыновей не оказалось! Но про сыновей нет вопросов — значит, нет сыновей у говнюка.

— Я хочу видеть дочь!

Я соглашаюсь, потому что его желание справедливо. Мы поднимаемся на второй этаж. Свет я включил заранее. Говнюк видит покойников в кровище и мозги вдребезги. Он только охает и стонет. Мы проходим в комнату дочери — та радостно мычит. Я говорю, что рано развязывать девицу, и велю говнюку вести в свой кабинет. Он сломался окончательно и бредет понуро по коридору, открывает дверь за углом, которую я ранее не заметил. Из этой двери меня могли замочить запросто. Просто мне повезло, что там никого из охраны не оказалось.

Комната не такая уж большая, но все в ней на месте и все вещи подобраны по цвету. Темно-малиновый ковер и стол красного дерева со старинной лампой под зеленым абажуром. Несколько книжных полок со старинными томами. Корешки у них из потертой кожи. В углу ломберный столик. На нем нарисована пастушка. Все это глаза читают автоматически, главное же — мужичина.

Палец готов спустить курок в любую минуту… Сейф в углу. Сейф серый. Не вписывается он в комнату. Только я не дизайнер, мне все равно.

Мудила-банкир поднимает книгу с полки и достает из-за книги ключи, а затем ковыряется ими в пупке сейфа. Дверца распахивается, и в руках у хозяина появляются папки с бумагами. Он оставляет в руках одну и садится за стол. «Макаров» смотрит мудиле в лоб. А я смотрю на то, что мудила вынимает из папки. Папка такая смехотворная, на тесемочках, за двадцать две копейки. А дел в ней, наверное, на десятки миллионов долларов! Мог бы, жмот, и на оргтехнику потратиться.

— Здесь все схемы и ключевые фигуры, — начинает банкир, но у меня нет времени слушать его. Я встаю за спиной. «Макаров» ласкает затылок мудилы. Пробегаю глазами бумаги, отмечая обширность географии. Весь Советский Союз! По наркомеркам Союз вовсе не развалился, а стал даже крепче. Забираю папку и сажусь в кресло напротив стола. Теперь только появляется возможность разглядеть заказного. Какие-то рожи у них одинаковые — розовые, бритые, с налитыми подбородками, широкие лбы и благородные морщины…

— Мой контракт, — говорю, — двадцать тысяч долларов.

— Перекупаю за тридцать пять, — проговаривает хозяин, и в его голосе я слышу отзвук надежды.

— Принято, — соглашаюсь без жмотства и опускаю пистолет.

Банкир начинает суетиться. Предлагает выпить, обмыть сделку. Я говорю — рано сделку обмывать, поскольку еще нет денег, а вот трупов — полный дом. Банкир затыкается, начинает ковыряться в открытом сейфе, в котором оказывается что-то вроде двойного дна. Я поднимаюсь и встаю за спиной. На всякий случай. Появляются пачки с деньгами. Банкир так и не успевает обернуться, «пук, пук» ему в тыкву — и тыква раскалывается. Деньги теперь у меня, а Страшный суд у покойника.

Тушу свет и сваливаю. Бегу по коридору. Подошвы я все же вымазал в крови, и теперь скользко. Забегаю к девице и оставляю ее живой. Делаю ошибку, но надоели трупы. Она чем-то на Вику похожа, и поэтому ей повезло. Отстегиваю наручники от батареи, а от ленты она сама освободится. К тому времени я уже буду далеко.

Выбегаю из дома с папкой под мышкой, как студент от профессора. Пролетаю темным садом к забору и перебираюсь через него, стараясь не издавать звуков, поскольку глухая ночь вокруг и каждый шорох слышен и может привлечь внимание. На богатой улице света много, а людей и машин нет, слава Богу. Срываю маску и лечу дальше по переулку искать БМВ. Лечу и разбрасываю по канавам и участкам оружие. Глушитель — влево, «Макаров» — вправо. Запал — влево, граната — вправо. Черная птица во мне складывает крылья, а я складываю черный костюм в сумку, превращаясь в обычного добропорядочного гражданина. Маску забыл выбросить! Оборачиваю ею камень, подобранный на обочине, и топлю в мокрой канаве.

Теперь БМВ моя черная птица. Летит по Ростовской трассе в сторону станицы.

Леха все понимает сразу и улыбается. Вика предлагает есть. Полночи прошло, но аппетит зверский. После Вика в кровати предлагает повторить прошлую ночь, но я не знаю, о чем речь. Тогда она делает сама.

20

Если правильно размышлять, то все мои действия последнего времени можно расценить как самоубийственную небрежность, конечной точкой которой станет моя гибель…

Такое длинное предложение прозвучало в мозгу, не лопнувшем еще, слава Богу, вдребезги, когда я проснулся. С кухни доносится стук сковородок. Леха что-то бубнит, а Вика ему отвечает. Вставать не хочется. Как встанешь, так и начнешь снова думать короткими автоматными фразами, поскольку некогда составлять большие, думает больше инстинкт. Утреннее же одинокое лежание в постели предоставляет редкую возможность предаваться праздным рассуждениям…

Итак, все началось с того печального дня, когда я попал на большие деньги с пиломатериалами и мне пришлось кидать «черных», чтобы вернуть долг. «Черных» я кинул, и кидалово обернулось для меня массой хлопот, связанных с необходимостью прятаться, готовить ответный удар из рогатки, будь она неладна! После убежал я в Крым и нарвался на кейс с кокаином, совершенно не желая того, не предполагая вовсе, что окажусь на пути у наркомафии. Затем Джанкой и Лика. К ней я проникся глубоким чувством, которое так и не обернулось физической близостью. Цель, то есть первоначальная цель моих акций, — убрать верхушку мафии, которая ищет меня и кокаин. Проще было свалить в Россию, где меня бы фиг кто нашел, но я не уехал, рассчитывая после окончания дел воссоединиться с Ликой. Правда, в результате хитрых комбинаций я как бы убит… Лика, вполне возможно, уже утешилась или скоро утешится другим. Сам я кувыркаюсь всеми невозможными способами с Викой — девушкой из Харькова. И мне это нравится. Получается, что первоначальной цели более не существует, а существует некая безжалостная машина для убийств, и, что интересно, пока что от этих убийств выигрывают именно те люди, которые меня ищут и сами хотят меня убить. А вот еще вопрос — так ли уж они меня ищут? Они ищут скорее кокаин, а кокаин сейчас в Джанкое. Самое интересное заключается в том, что я просто вошел в игру, просто испытываю дикий азарт. Деньги меня интересуют мало, Лику я начал забывать… Просто жжет в груди — и все. Жутко дикий азарт — вот повод, смысл и цель…

Мне нравится лежать и думать. Только разве подумаешь тут? В комнату вваливается Леха с приемником в руках.

— Послушайте, босс.

— «…в живых осталась только его дочь», — заканчивает диктор криминальные новости.

— Что еще говорили? — спрашиваю, а Леха пересказывает своими словами:

— В Краснодаре убили известного банкира и перестреляли всех гостей, включая женщин. Заведено уголовное дело и ведется следствие… А женщин зачем, босс?

Я стараюсь найти слова для ответа, только это сложно сделать. Проще навинчивать глушитель и бегать по этажам в маске. Хотя и это сложно.

— Тут такая, Леха, игра идет, — начинаю объяснять ему то, в чем и сам не разобрался. — Это же не разборки в поле с проезжими бандюками. Мы их тоже всех замочили.

— Но женщины…

— Подожди! Женщины, ты говоришь? Все, кто там находился, все кормятся от наркотиков. Наркотики уже угробили сотни людей. И еще угробят. Наркобизнес — этот как мировая война. Нет правил! Я дочь его просто пожалел… Зря.

— Иногда мне страшно становится. Как-то дико…