Алена и Аспирин - Марина и Сергей Дяченко

Один за другим они вышли из метро и очутились в огромном подземном переходе. Алена шагала все менее решительно. Аспирин был почти уверен, что она раздумает и повернет назад, но Алена тряхнула головой, будто приказывая себе отставить малодушие, и двинулась дальше по подземной кишке — мимо аптечного киоска, мимо входа в закусочную, мимо щекастого парня, торговавшего заводными игрушками (механические котята-монстры истошно вопили, сверкая зелеными лампочками глаз, а солдаты в камуфляже ползли и стреляли). Алена вышла на перекресток, где сходились два подземных человеческих потока, и остановилась у автомата с напитками.

Аспирин тоже встал. Значит, встреча назначена здесь? В переходе, полутемном людном месте, на сквозняке?

Алена присела на корточки и положила скрипичный футляр перед собой на асфальт. Расстегнула куртку. Откинула крышку футляра, вытащила подушку на веревочках и привычным движением повязала на шею.

Аспирин наблюдал за ней, уже догадываясь, что она будет дальше делать, испытывая одновременно облегчение, раздражение и злость. Не было назначено никакой встречи, девчонка просто побирается в переходе со скрипкой!

Алена вынула инструмент. Прохожие шли, иногда поворачивая к девочке голову, Аспирин видел только затылки.

Алена подняла скрипку к подбородку. Взяла смычок. Аспирин впервые заметил, как легко и красиво лежат на смычке ее пальцы.

Она постояла несколько секунд — и заиграла. Аспирин ожидал услышать все, что угодно, но не явно фальшивый, резкий звук, вырвавшийся из-под смычка.

Прохожие шли, ни на что не обращая внимания. Алена опустила руки и постояла так с минуту, может, больше. Аспирин видел — или, скорее, чувствовал — как она пытается унять дрожь в руках и как это у нее не сразу, но все-таки получается.

Она сделала глубокий вдох. Снова вскинула скрипку, провела смычком. То ли пальцы отказывались служит Алене, то ли музыкальный материал, за который она взялась, был слишком сложен, но звуки, разносившиеся под сырыми подземными сводами, вызывали недоумение: казалось, ребенок впервые взял в руки инструмент.

Прохожие шли.

Аспирин отошел в сторону и встал за углом киоска. В отдалении мяукали фальшивые котята и трещали автоматами солдаты-роботы. Шелестели, касаясь асфальта, сотни подметок. Алена водила смычком по струнам, повторяя и повторяя одно и то же сочетание звуков, и вдруг из надсадного ученического скрипа вырвалась мелодия.

Это длилось секунд пять, а может, и все десять. Детская скрипка взревела мощно и страшно. Люди, двумя равнодушными потоками текущие мимо Алены, разом сбились с шага. Кто-то остановился, кто-то оборвал разговор, кто-то уронил на асфальт бутылку пива, и она разбилась, кажется, в полной тишине. Все лица обернулись к девочке со скрипкой, а она играла, подобравшись и сузив глаза, будто лыжник-экстремал.

А потом женщина лет сорока, хорошо одетая, с длинным зонтиком в руках, метнулась к Алене и обрушила зонт ей на голову.

Мелодия оборвалась. Сразу возобновилось движение: кто-то поспешил по своим делам, подчеркнуто суетливо и независимо. Кто-то, наоборот, ринулся поближе: посмотреть. Мужчина в черной куртке подхватил Алену — она устояла на ногах и удержала скрипку, хотя по лбу у нее сразу же побежала струйка крови.

— Вы что?! — рявкнул мужчина. — Да вы что? Сейчас в милицию…

Женщина с зонтом скалилась, как персонаж из фильма ужасов:

— Я тебе покажу милицию! Эту… сучку… эту… дрянь вонючую уберите отсюда! Развелось здесь…

Аспирин подскочил к Алене. Она стояла, очень бледная, с размазанной по лбу кровью, но сознания не теряла и даже, кажется, слегка улыбалась. Аспирин попробовал взять у нее скрипку — проще было бы вырвать кролика из пасти крокодила.

Женщина выкрикнула еще что-то, шипя и задыхаясь от ненависти, а потом вдруг, будто о чем-то вспомнив, кинулась бежать и скоро исчезла в толпе. Кто-то из любопытных, собравшихся у места происшествия, попытался схватить ее за рукав, но она стряхнула с себя поборников справедливости, как матерый секач — вцепившихся в шкуру собак, и была такова.

Мужчина в черной куртке потрясенно обернулся к Аспирину:

— Вот блин!

Аспирин поднял с земли скрипичный футляр. Протянул Алене; та без слов уложила на место скрипку и смычок. Аспирин закрыл защелки, и Алена тут же обняла футляр, как любимую куклу. Аспирин подхватил девчонку за воротник и потащил из перехода — наверх.

Ни о чем не приходилось думать. Все получалось само собой: в аптечном киоске он купил бинтов, поймал такси (хорошо хоть бумажник нашелся в кармане плаща) и велел ехать в ближайший травмопункт. Очереди не было. Хирург, дядечка средних лет, осмотрел Алену (черная сатиновая подушечка все еще висела у нее на шее), обнаружил, что сотрясения нет, просто рассечена кожа головы. Под местной анестезией наложил один шов («косметически») и сделал укол от столбняка. Алена, казалось, вовсе не обращала внимания на боль.

— Ты как солдат, — с уважением сказал дядечка-хирург.

— Если бы, — тихо ответила ему Алена.

Бледная и перевязанная, она выглядела жалко.

* * *

— Зачем ты за мной шел?

Аспирин вздохнул.

— Я думал, тебе назначили встречу. Вискас.

— Кто?

— Тот человек, что обещал испортить нам жизнь.

— А-а-а, — Алена чуть улыбнулась. — Ерунда.

Они сидели на кухне. Раскрытый скрипичный футляр лежал между ними — на свободном стуле. Аспирин присмотрелся: струны у скрипки были… На первый взгляд обыкновенные струны. Металлические. С тусклым серебряным блеском.

— Да, — сказала Алена и прикрыла глаза. — Я поставила его струны. Я боялась… короче говоря, у меня чуть-чуть получилось.

— Получилось? — переспросил Аспирин с горьким сарказмом.

— Ты же слышал, — тихо ответила Алена.

Аспирина передернуло.

— Что это было?

— Его песня. Первые несколько тактов.

— А эта сумасшедшая баба…

— Она не сумасшедшая. Ее проняло.

— По-моему, там всех проняло, — помолчав, предположил Аспирин.

Алена покачала головой.

— Понимаешь. Эта песня, если ее правильно сыграть, она… как свет для слепого. И все слепые вдруг понимают, что никогда не видели света — и не увидят, и, самое страшное, никто в этом не виноват, а только они сами. Это для них гадко, отвратительно, они ненавидят это — чужое, вредное… Та женщина, она… Ей это, может, физически больно и неприятно — понимать, что могла бы, могла, но не захотела, или побоялась, или пороху не хватило… Понимаешь?

— Нет.

— Эта песня совершенная, — тихо сказала Алена. — Звучит в мире, где совершенства нет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});