Пуговица - Галина Артемьева

В детстве казалось: этого не могло быть. Это было слишком давно. Но это жило и сейчас, радуя их души осмысленностью существования человека. Каждый человек теперь казался яркой ниточкой в пестром и невыразимо прекрасном ковре, который составлялся из судеб и деяний людских.

Оказавшись в Венеции, тоже долго отказывались этому верить. И площадь Святого Марка, и голуби, и вода, вода повсюду, и гондолы, и дворцы, и бесчисленные лавчонки, магазинчики, и другие люди. Совсем иной мир, беззлобный, добродушный, неиздерганный мир людей, живущих среди воды и прекрасных загадочных зданий, видевших на своем веку столько всего…

Воображение разыгрывалось…

Они фотографировались, прокатились на гондоле, не считаясь с ценой этого сбывшегося сна.

– Не думала, что увижу. Не мечтала даже… Увидела… Не верю, – как околдованная, лепетала Ляля.

– Вы – одна семья? – спросил гондольер.

– Да, – ответила Ляля, говорившая по-итальянски.

– Сестры? – полуутвердительно произнес ее любопытный собеседник.

– Он спрашивает, не сестры ли мы, – с изумлением перевела своим Ляля, еще совсем недавно плакавшая об ушедшей навсегда молодости.

– Мама, – смеясь, ответили лодочнику все младшие Мухины.

– Не верю! – воскликнул итальянец театрально.

– Это правда, – подтвердила гордая мать семейства.

– Тут не все твои! – проницательно заметил гондольер. – Вот этот молодой красавец не может быть твоим сыном.

Он указал на Дениса.

– Почему? – заинтересовалась Ляля.

– Он слишком взрослый, чтоб быть твоим сыном, – объяснил лодочник. – И не говори мне, что я ошибся.

– Нет, не ошибся, – согласилась счастливая Ляля. – Он не мой сын. Но по возрасту как раз мог бы быть им.

– Да, бывают чудеса, – весело продолжил ее собеседник. – И в десять лет рожают…

Ляля переводила, все потешались, Денька гордился своим солидным видом… Счастью предела не было.

Из Венеции поплыли вниз, в Бари. Именно сюда много веков назад привезли итальянские купцы мощи великого христианского святого: Николая Мирликийского, Чудотворца. Когда-то архиепископ Николай служил Господу в храме Мир Ликийских. Там и был погребен. Прошли века, турки стали владычествовать на территории Византии. И вот итальянские христиане сумели выкупить мощи почитаемого святого, привезли их в Бари, куда и по сей день стекается народ с молитвами о помощи.

История вновь ожила. Деяния Святого Чудотворца приблизились, когда спустились путешественники в крипту базилики Святого Николая.

Как же давно все они не были в храме, копошась в своих непрестанных делах! Тут, в крипте, они словно очнулись после летаргического сна.

Но, когда вспоминали о том первом путешествии, столь богатом на впечатления, почему-то, как самый решающий момент, что-то главное для них всех определивший, приходила на ум Греция, Пирей, поездка в Афины.

Зной. Они отошли от своей группы и на недолгое время остались одни. Небо, солнце, древние развалины.

Ляля стояла с закрытыми глазами. Дети знали эту ее особенность: она все еще отказывалась верить сбывшейся мечте, закрывала глаза и стояла так, привыкая к мысли, что все это на самом деле. Слезы текли по ее щекам. Она открывала глаза, растерянно улыбаясь, и вновь закрывала.

– Сбылось, – говорила она время от времени. – Никогда не думала, но – сбылось! А я не смела даже мечтать…

И тут девчонки заметили, что по щекам их сдержанного друга Деньки тоже ползут слезы.

– Уроды, – зло шептал он. – Что с людьми делали! Не пускали никуда. Тюрьма, а не страна. А нам врали, что мы лучше всех. Помнишь, Рыська, как в пионеры принимали?.. А тут жизнь. И солнце. И все правильно. Просто живут себе люди и радуются.

Именно там, в Афинах, всех их почему-то посетило острое желание никуда больше не уезжать. Остаться и жить среди всего этого – пусть бедно, пусть как угодно. Но именно там. Почему – и не объяснить. Так получилось.

И именно там Денька пообещал, что обоснуется когда-нибудь в доброй стране и что возьмет с собой всех, кто захочет. Из их тесной компании, разумеется.

– Меня возьми, – попросился Пик.

– Если мама разрешит, – обнял его за плечи Денька.

– Да и я бы с вами, – беззаботно согласилась Ляля.

Что говорить! Этого хотелось в тот момент всем им.

Потом, когда собрались идти к автобусу, чтобы ехать в порт, Пик рванулся к маме и споткнулся о Денькин рюкзак. Рюкзак с виду был невелик, но почему-то даже не сдвинулся с места, а Пик ойкнул и принялся подскакивать на одной ноге.

– Что у тебя там? – с удивлением простонал он, указывая на скромный заплечный мешок старшего друга. – Кирпич, что ли?

– Кирпич! – многозначительно подтвердил Денис.

И правда: достал ровный гладкий красный кирпич.

– Волшебный! – ахнул Пик, забывая о боли.

– Неужели тот самый? – недоверчиво восхитилась Рыся.

– Тот самый, Рыська, – согласился названый братец.

– Так, значит, у тебя по-настоящему был волшебный Кирпич? – завороженно пропел младший член их дружной компании.

– А я и сам не знаю. Сначала он меня спас, Рыська свидетель. Потом просто лежал в Кладовке. На память. Но я так часто говорил о том, что хочу… И начало сбываться. Может быть, он помог? В общем, я взял его с собой из благодарности, – смеясь, поведал Денис.

– Какие же вы все еще детки у меня! – воскликнула Ляля, разглядывая кирпич и тоже начиная верить в сказку. – Маленькие детки! И самое удивительное, что детство никуда не девается. Так и остается внутри… Главное, про это помнить.

И они побежали к автобусу со своим верным Волшебным Кирпичом у Деньки за спиной.

А ночью, когда корабль шел уже по открытому морю, сидели в обнимку на своем балконе, как когда-то в убежище, и вспоминали, вспоминали свои сказки. И всю их тогдашнюю жизнь, казавшуюся теперь сказкой тоже. Прошлое – всегда сказка, порой страшная, порой смешная или пустяковая…

Бегая по всему кораблю, вездесущий Пик обнаружил других людей и другие места обитания. Они не имели доступа на верхние палубы и жили какой-то своей жизнью, хотя тоже радовались морю и чужим странам.

Это были челноки, те, кто зарабатывал себе на жизнь, скупая по дешевке товары в Стамбуле, в греческих, итальянских, испанских портах: где кожаные куртки и пальто, где шубы, где обувь. Дома все требовалось и все продавалось по ценам, увеличенным в сто крат. Их работа – тяжелая физически, опасная (вплоть до лишения жизни) – приносила серьезный доход лишь в том случае, если челночили они на самих себя: имели свою палатку на рынке или магазинчик. Но основную массу составляли те, кто работал на хозяина. Тот снабжал деньгами, а дальше они крутились, как могли, сберегая товар, торгуясь до последнего.