Лежебока 3 (СИ) - Антон Сергеевич Федотов

Васильевич. — Шок. Врачи сказали: «хоть сейчас к труду».

Молодой человек приподнял бровь вопросительно:

— Естественно, я ей дам несколько выходных. Пусть приходит в себя.

Алексеев-младший кивнул каким-то своим мыслям со столь многозначительной миной, что старшему родичу не составило труда догадаться, куда именно его сын отправится сегодня вечером. —

— Демид, — начал было он и неожиданно… закашлялся. — Я понимаю, что ты повзрослел… Но все же нужно знать границы… Дозволенного.

— Понимаю, отец, — серьезно кивнул молодой человек. — Однако в своей нынешней ипостаси я просто не имел шанса отказаться.

Николай Васильевич серьезно покивал, показывая, что объяснение услышал. однако все же поинтересовался:

— Вот поймает тебя Стас… И я ему мешать не стану!

Демид коротко, но жестко усмехнулся:

— Ну и команда у тебя, папа, — покачал головой почтительный сын, сумевший таки обойтись без мата. — Сплошные шуры-муры и драма!

Старший Алексеев лишь удивленно приподнял бровь. Вроде как, а сам-то куда направляешься?

— А мне можно! — рассмеялся сын. — Я ж не удовольствия ради, а пользы для!

Николай Васильевич присоединил ко первой брови вторую.

— Ну… Почти! — был вынужден признать парень, уде направляясь к двери.

Хотелось до поездки «в гости» заехать домой и смыть с себя события нынешнего не самого простого дня.

— Демид, — неожиданно остановил его отец. — Почему ты считаешь, что это покушение — привет мне?

Парень задумался лишь на миг, потом спокойно ответил:

— Не убили.

Николай Васильевич только кивнул. Он тоже прекрасно понимал, что если бы хотели убить, то стреляли бы не по окнам, а прямо сквозь дверь. Небронированную машину практически любая пуля шьет на вылет. Так что хотели бы действовать наверняка — сделали бы по-другому.

— Ах, да! — неожиданно вспомнил о чем-то парень и вернулся к шкафу для бумаг.

Безошибочно открыв дверцу, он извлек бутылку французского коньяка.

— Сегодня мне нужнее! — заявил он отцу.

Алексеев-старший только рукой махнул.

— А сын повзрослел! — сообщил он уже закрывшейся кабинетной двери.

Глава 22

— Вот, полюбуйся!

Мама была расстроена. Можно даже было сказать, в гневе. Воспитание ей, правда, не позволило выразить материнскую любовь звонким подзатыльником, так что пришлось ограничиться довольно едким заявлением.

— Ну что ты молчишь? — негромко поинтересовалась она, глядя на отца.

Я знал, больше она переспрашивать не будет. Видит, что глава Алексеевых увлекся газетой. За столько лет совместной жизни Елена Федоровна изучила своего мужа прекрасно. Если бы утренний ритуал исполнялся «для галочки», то Николай Васильевич отложил бы новости в сторону и принял участие в диалоге. Однако сейчас он явно вчитывался в типографские строки и над чем-то размышлял. В такие моменты мудрая женщина всегда считала, что лучше минуту переждать, чем отвлекать мужа от раздумий.

— Слушаю, Лен, — негромко произнес отец через сорок три секунды ровно (привычка к постоянному хронометражу с момента курсов по снайперской стрельбе в некоторых случаях «оживала» сама по себе!).

— Наш сын вчера явился домой пьяным! — сообщила матушка во всеуслышание.

Неправда, кстати говоря. Завалился я домой рано утром. Как раз когда чем-то «провинившаяся» перед нашим тренером сестренка собиралась на оооочень раннюю пробежку. Но суть в том, что технически «явился» я домой уже сегодня. Это была единственная неточность в сообщении мамы.

Негромко хмыкнула Светланка, не отвлекаясь, впрочем, от завтрака. И одного моего взгляда ей вполне хватило, чтобы уткнуться в свою тарелку и не отсвечивать. Впрочем, понять ее можно. Первой на пороге сегодня мне встретилась именно она. Впечатлений ей хватило, так как через порог я буквально перевалился. Зато у девушки появился отличный шанс попрактиковаться в упражнении «эвакуация „раненного“ на второй этаж до собственной кровати». Именно во время его выполнения мама и стала свидетелем сцены возвращения домой блудного сына.

А вот братец веселился вовсю открыто. Я внимания пока не обращал. Да и вообще, воспитанием его можно и позже заняться. Думаю, двух-трех спаррингов хватит для прояснения ориентиров. Но все это потом. А пока только недавно вернувшийся в отчий дом Кирилл вновь спешно собирался в Тверь к родственникам. Естественно, таким раскладом он был недоволен, и вовсю демонстрировал это окружающим.

— Я знаю, — кивнул отец. — Как коньяк, сынок?

Поморщился, но все же сознался:

— Теперь я точно знаю, что любое количество можно перешибить качеством, — упоминать о том, что после первой была еще какая-то бутылка не стал. Ни к чему оно — родителям такие подробности знать.

Отец, правда, сегодня с пониманием отнесется любому мной заявленному количеству. Но вот тот факт, что я отличный французский коньяк запивал какой-то фигней еще не раз припомнит. Не надо мне такого.

Глава семейства хмыкнул, но ничего не сказал. Сестренка, кажется, порадовалась, что заняла выжидательную позицию, решив свое бесценное мнение оставить на потом. А вот брат натурально ошалел:

— Паааап! — протянул он. — Что происходит⁈

«О, даааа!» — мысленно протянул я, улыбнувшись где-то в душе. Прошедшие пару недель для братца были явно шоковыми. Хотя бы потому, что он ВПЕРВЫЕ увидел меня после «Артека». Но, что могу сказать… Повел он себя довольно вежливо: поздоровался, представился и явно ждал представления от меня. Светка веселилась вовсю. Примерно минуту она тупо ржала, что твоя лошадь.

— Это же… Демид! — негромко сообщила она, утирая выступившие на глазах слезы.

— Ну, привет, братец! — позволил себе и я сделать шаг вперед и обнять Кирилла.

Тот вырываться не стал, хотя и относился к «нежностям телячьим», по его собственным уверениям, довольно скептически. Ну а пока он застыл соляным столбом можно было воспользоваться моментом, что мы с сестренкой и сделали.

Второй шок он испытал при виде нашей прекрасной «горничной». И даже попробовал тут же оказать ей знак внимания… Ну, как умел.

— Разбаловали его в Твери, — неодобрительно покачала головой Света.

Вот только с лица ее не сходила шкодная улыбка.

— Ничего, перевоспитается, — заверил в ответ я, так же с интересом наблюдая за развитием событий.

А процесс «перевоспитания» уже шел во всю. Кирилл вновь застыл. Вместо ожидаемой «мякоти» ягодицы красавицы-горничной он почувствовал сталь сжавших его запястье пальчиков. Малинкиной понадобилось восемнадцать слов, три жеста и один очень красноречивый, я бы даже сказал «фирменный» взгляд, чтобы донести до братца простую мысль о том, что с ней так поступать нельзя.

Вот таки и начался процесс «адаптации» Кирилла в отчем доме. Прогресс шел с переменным успехом, но он семимильными шагами приходил к простой мысли: «Здесь вам не там!».

— Ничего, Кирилл, — покачал головой отец в ответ на крик души младшего сына. — Я сам дал Демиду коньяк. Меру он знает, а обстоятельства я признал исключительными. При попытке повторить — накажу.

Братец растянул губы в улыбке. Я вопросительно приподнял бровь.

— Тебя, Кирилл Николаевич, тебя, — уточнил прошлое заявление Николай Васильевич. — У Демида проблем с алкоголем