Золото Каддафи - Никита Филатов

Специально подобранный камуфляж делал их такими же неотличимыми от окружающего пейзажа, как неотличимы от него обитатели этих пустынь — ядовитые змеи, вараны и ящерицы. И повели они себя точно так же — осторожно, бесшумно и быстро.

Приблизившись через редкий, колючий кустарник к автомобилю, каждый сделал еще по одному выстрелу в безжизненные тела капитана и водителя. После чего старший в снайперской паре поправил микрофон переговорного устройства и вышел на связь с командиром подразделения, чтобы доложить о выполнении задачи.

//- * * * — //

Через иллюминатор капитанской каюты можно было разглядеть только ржавые крыши складских помещений, башенные краны и потрескавшийся асфальт на дороге, проложенной вдоль причала. Порт-Судан был основан чуть больше ста лет назад, как новая современная гавань, вместо древнего города Суакин, расположенного южнее, гавань которого заросла кораллами.

И, по-видимому, с колониальных времен здесь немногое изменилось.

Сегодня утром, поднимаясь по трапу на борт сухогруза, Михаил Анатольевич Иванов никак не мог избавиться от ощущения, что за ним наблюдают. Он почти физически чувствовал спиной чей-то взгляд, очень внимательный и недружелюбный — такой взгляд, каким обычно примеривается к живой мишени снайпер, прежде чем выстрелить на поражение. Сейчас это ощущение не то чтобы совершенно исчезло — оно просто несколько притупилось и спряталось в тень, на задворки сознания.

— Разрешите?

— Да, проходите, присаживайтесь. — Голос у капитана судна был приятный, негромкий, с едва заметным прибалтийским акцентом. Да и сам капитан Любертас, худощавый светловолосый литовец, неизменно производил на собеседников очень хорошее впечатление. — Вы знакомы?

— Оболенский. Сотрудник российского торгового представительства. Добрый день!

— Здравствуйте, очень приятно. — Михаил Анатольевич пожал протянутую руку. — Иванов.

— Кофе, чай? Или еще что-нибудь?

— Нет, спасибо. Я только что пообедал.

— Неужели пираты не тронули ваши запасы еды и напитков? — удивился Оболенский.

Капитан Любертас отрицательно покачал головой:

— Ну, это было бы совсем из области фантастики. Конечно же, за время стоянки они почти полностью опустошили продовольственную кладовую. Оставили только свиные консервы и некоторое количество питьевой воды. Но нам уже здесь, в порту, шипчандлер[24] доставил все, что необходимо.

— Тяжело пришлось?

— Мы ведь совсем недолго в заложниках оставались… — не сразу ответил на вопрос Оболенского капитан. — Если честно, страшнее всего было в самом начале. Только я открыл дверь машинного отделения, пираты тут же наставили на нас автоматы. Они все разом что-то кричали по-арабски, щелкали затворами… Потом их командир, его все называли Асад, подошел ко мне и спросил, какие нации присутствуют на борту. Мы сначала не сказали им, что у нас в команде двое русских. Но потом они проверили документы, и все равно это выяснилось.

— И что произошло?

— Асад все-таки не позволил их тронуть. Хотя один из его людей очень рвался отомстить за какого-то из своих родственников, погибшего на «Московском комсомольце».

— Твою мать… — выругался сквозь зубы Иванов.

— После построения нас загнали в кают-компанию. Только второго механика и моториста оставили в машинном отделении, чтобы они могли поддерживать судно на ходу.

— Личные вещи, конечно, разграбили?

— Нет. Ничего, кроме мобильных телефонов, не отобрали. Ну, и деньги, конечно.

— Избивали?

— Нет. Но я думаю, нам просто повезло. Говорят, на украинской «Фаине» старпома отделали прикладами так, что он потом две недели отлеживался в каюте.

— Да, наверное, повезло, — вынужден был признать Оболенский.

— У сомалийцев, которые нас захватили, была очень строгая дисциплина. Своего командира Асада они боялись до судорог. Пираты ведь постоянно жевали кат, это вроде такого наркотика. Так вот, однажды один из них в совершенно невменяемом состоянии ворвался в кают-компанию, начал хохотать, кричать что-то, потом передернул затвор автомата. Мы подумали — все, нам конец. Но, на счастье, поблизости оказался этот самый Асад, который вырвал автомат у придурка и так врезал ему по физиономии, что тот отлетел на три метра. Больше ничего подобного не повторялось.

— Охраняли вас очень строго?

— Да, очень строго. Даже когда сломался очиститель воды, то подходить к нему для ремонта разрешали только по двое, и не более.

— А чем вы вообще занимались в плену?

— Не знаю даже, — задумался капитан дальнего плавания Любертас. — Травили анекдоты, играли в карты, смотрели DVD. Потом кто-то из хлебных корок нарды смастерил…

— Значит, хотя бы хлеб вам пираты давали?

— Не только хлеб. Кормили два-три раза в сутки — в основном, правда, какой-то вонючей козлятиной и подливкой из сои. У них там свой повар был, вот и пришлось привыкать. Тем более что на всех был один-единственный гальюн. — Литовец тряхнул головой, отгоняя неприятные воспоминания: — Хорошо, что у меня в экипаже не было женщин.

И опять с ним нельзя было не согласиться.

— Скажите, как передавали выкуп? Обычно пиратам сбрасывают контейнер с деньгами…

— Не знаю. Нам не говорили. Просто Асад как-то утром вызвал меня на мостик, сообщил, что судовладелец решил все проблемы, и задал вопрос, сколько времени нужно, чтобы мы вышли в море.

— Повезло, — в очередной раз констатировал Иванов.

— Много народу из экипажа списалось на берег здесь после этой истории?

— Ни один человек не списался! — с гордостью, непонятной для сухопутного человека, ответил капитан. — Все пойдут дальше в рейс, по контракту. Судовладелец пообещал выплатить каждому члену команды по тысяче долларов премии, компенсацию за пропавшие деньги и ценности и, конечно, зарплату…

Неожиданно в чехле, прикрепленном на поясе Оболенского, зазвонил мобильный телефон.

— Прошу прощения… — Он достал трубку и поднес ее к уху. — Алло?

Его невидимый собеседник, очевидно, не был расположен к продолжительному разговору, потому что буквально через несколько секунд сотрудник торгового представительства попрощался с ним по-арабски и с сожалением посмотрел на капитана сухогруза:

— Извините, господин Любертас, но мне пора идти…

— Я провожу вас.

— Нет, что вы, не надо. До свидания! И семь футов под килем.

Обменявшись с хозяином каюты прощальным рукопожатием, Оболенский повернулся к Иванову и протянул ему ладонь:

— Всего хорошего. Приятно было познакомиться.

— Взаимно…

— Берегите себя. Желаю удачи!

— Ну, и вам того же.

Вот теперь, подумал Иванов, можно и расслабиться. Телефонный звонок Оболенскому означал, что контейнер благополучно погружен на борт теплохода.

— Скажите, капитан, у вас пиво есть в холодильнике?

— Найдется.

— Вот, наверное, от бутылочки пива я бы не отказался…

Деловая часть разговора отняла не так уж много времени — требовалось только уточнить, доставлена ли на борт колючая проволока и какие подсобные средства имеются теперь у экипажа. Выяснилось, что шипчандлер завез только три сигнальных ракетницы и один линемет, которые в руках профессионала вполне могли пригодиться для самозащиты.

— Как я понимаю, на этот раз вы пойдете в рейс без оружия?

— Да, к сожалению. Так получилось.

— Ничего страшного, — улыбнулся капитан. — Как говорится по-русски, снаряд два раза в одну воронку не попадает.

— Будем надеяться.

— Хотя, если бы вы тогда были у нас на борту…

— Все вопросы к судовладельцу, — пожал плечами Иванов. — Скупой платит дважды.

В сущности, к тому моменту, когда в дверь постучался второй помощник, они уже все обсудили, и Михаил Иванов со спокойной душой покинул капитанскую каюту.

…На судне подходила к концу погрузка хлопка. Грузовой люк был еще открыт, и стреловой кран опускал в трюм «Профессора Пименова» аккуратные кипы, обшитые тканью и перехваченные стальной лентой.

Иванов поднялся по металлическому трапу на крыло мостика и посмотрел вниз — туда, где несколько моряков под руководством боцмана проверяли крепление контейнеров, установленных на палубе. Контейнеров было не много, располагались они в один ряд, поэтому Иванов сразу и безошибочно узнал «свой» контейнер, стоявший у левого борта, — темно-коричневый, двадцатифутовый, с большой белой надписью Hyundai на боку.

— Привет.

— Привет, — поздоровался Иванов с молодым загорелым матросом, скучавшим на вахте.

— Закурить не будет?

— Не курю, земляк, извини. Но я могу к ребятам спуститься, у них точно есть.

— Да нет, не надо. Я сам лучше сбегаю.

На причал, в направлении проходной порта, выкатился пустой корейский грузовик со знакомыми номерами. Поравнявшись с «Профессором Пименовым», он немного сбавил ход, но потом опять увеличил скорость и окончательно исчез из поля зрения.