Игорь Святославич - Сергей Алексеев

Крещение Руси изменило многое, но кое-что осталось неизменным. Уходили древние верования в магическую силу вождей, но сохранялась обязанность биться за свою землю и вести в бой других. Однако появилось и новое, в частности долг знатного человека править крещеным людом в мирное время и стремиться мир сохранить, просвещать подданных и являть собой пример христианского благочестия. В этом смысле, особенно в княжеских семьях, произошло некоторое сближение традиций воспитания детей обоего пола; и мальчиков, и девочек готовили к правлению, наставляли в вере, в законах, в правилах поведения и обучали иностранным языкам.

Уже Владимир Святославич в конце X века основал в Киеве первую школу. Дело это было настолько необычное, что детей пришлось едва ли не силой отрывать от родителей — знатных людей, «нарочитой чади». Ярослав Мудрый открыл школу в Новгороде для детей знати и духовенства. В его правление школы при храмах возникают по всем городам Руси—к примеру, даже в небольшом Курске, где рос сын княжеского наместника, будущий святой Феодосии Печерский. Обучение было, во всяком случае для большинства, необязательным — Феодосии сам просил родителей отдать его «на учение божественных книг»{137}.

В «программу» древнейших русских школ входило изучение славянской грамоты, Священного Писания, богослужения и, видимо, греческого языка. Княжеские дети обучались на дому, и их образование и самообразование могли быть гораздо шире — в зависимости от наклонностей и способностей. Так, отец Владимира Мономаха Всеволод Ярославич знал пять языков. Как обстояло с этим дело в роду Ольговичей, неизвестно. Однако, вероятнее всего, княжичи сызмальства знали как минимум языки своих матерей, мачех и бабок. Святослав Ольгович и его дети должны были более или менее владеть половецким, родным языком Осолуковны и ее степной родни. Должно быть, в чернигово-северском доме не забывали и разговорный греческий — язык Феофано Музалон.

О моральных ценностях, теперь сызмальства прививавшихся (по крайней мере в идеале) знатным людям, позволяет судить «Поучение» Владимира Мономаха. Теперь на смену древним воинским добродетелям приходят в качестве главных добродетели христианские: «Во-первых, Бога ради и души своей страх имейте Божий в сердце своем и милостыню творите нескудную — ведь это начало всякому добру». «Как Василий (святитель Василий Великий. — С. А.) учил, собрав юношей: иметь душу чистую, неоскверненную, тело худое, беседу кроткую и соблюдать слово Господне». «Мы, люди, грешные и смертные, если нам зло сотворят, то хотим и пожрать, и кровь пролить сразу же; а Господь наш, владея и жизнью, и смертью, согрешения наши выше голов наших терпит вновь и вновь всю жизнь нашу. Как отец, чадо свое любя, бьет и обратно привлекает к себе, так и Господь наш показал нам победу над врагами: тремя делами добрыми избыть врага и победить его — покаянием, слезами и милостыней».

Это, как говорит сам Мономах, «слова божественные»; а в следующем далее «от худого моего безумия наставлении» старое и новое временами уже сплетаются неразрывно и древние качества вождя обретают новое христианское звучание: «Паче всего гордости не имейте в сердце и в уме… В земле ничего не храните — то нам великий грех. Старых чтите, как отцов, а молодых, как братьев. В доме своем не ленитесь, но всё видьте; не полагайтесь ни на тиуна, ни на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам дому вашему и обеду вашему. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питьем, ни едой не увлекайтесь, ни сном; и сторожи сами снаряжайте, и ночью, повсюду расставив сторожей, с воинами ложитесь, а вставайте рано; оружия не снимайте с себя спешно, без оглядки по лености — внезапно ведь человек погибает. Лжи берегитесь, пьянства и блуда, в том ведь душа погибает и тело. Куда же пойдете по своим землям, не дайте пакостей делать отрокам, ни своим, ни чужим, ни в селах, ни на полях, чтобы не проклинали вас. Куда же пойдете, где встанете, напоите, накормите нищего; более всего чтите гостя, откуда бы ни пришел к вам, доброго ли, простого ли, посла ли — не сможете подарком, так пищей и питьем; ведь такие мимоходящие славят человека по всем землям либо добром, либо злом. Больного посетите; за мертвецом идите, ибо все мы мертвецы. И человека не минуйте, не поприветствовав, доброе слово ему дайте. Жену свою любите, но не дайте ей над собой власти. Вот же конец всему: страх Божий имейте всего превыше»{138}.

Конечно, подлинный облик князей-Рюриковичей и их дружинников наступавшей удельной эпохи был далек от идеального. Если бы князья соответствовали описанному в «Поучении» образцу, то оно не было бы написано. И летописцы осуждали современных им князей и бояр за то, что те, разделяя грехи и даже суеверные заблуждения предков-язычников, в то же время были лишены их добрых качеств. Однако Мономах и другие наставники князей описывали именно идеал справедливого, милосердного и богобоязненного, подлинно христианского правителя. Этот идеал по мере утверждения веры укоренялся в сознании всё большего числа людей — и сам по себе уже вынуждал власть имущих считаться с ним.

* * *

Итак, Игорь неприметно для взоров летописцев рос в Новгороде-Северском, а вокруг него на Руси все годы его детства продолжала бушевать распря, в которой его отец принимал самое активное участие. Святослав Ольгович, даже если бы желал того и считал важным, едва ли мог непосредственно заниматься воспитанием сына, пока не посадил его, уже семилетнего, «на конь» и не взял в первый для него, пусть и мирный, поход…

Пока же следующий за годом рождения княжича 1152 год не принес завершения войны. По весне Изяслав Мстиславич вместе с Изяславом Давидовичем и Святославом Всеволодовичем пришел к Городцу и выжег его, чтобы лишить Юрия надежного оплота на юге. После этого великий князь в очередной раз двинулся на запад, против Владимирка{139}. Для Юрия это стало лишь ожидаемым поводом к возобновлению военных действий. Пока Изяслав вел так и не кончившуюся покорением Галича кампанию на юго-западе, на другом конце Руси Юрий начал собирать войска. Он потребовал помощи у муромо-рязанских Ярославичей, которые после похода 1147 года не смели ему перечить. В Рязани уже снова сидел изгнанный в тот раз Юрием Ростислав Ярославич. Он не стал уклоняться от доказательства своей преданности — явился сам с братьями, рязанскими и муромскими дружинами. Явились и многочисленные половцы из разных племен, кочевавших между Днепром и Волгой. Со всем этим войском Юрий вторгся в земли вятичей, взял Мценск и Глухов, где и остановился{140}.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});