Архив потерянных детей - Валерия Луиселли

сознание преобразует всю их сумму во впечатления, образы, будущие заимствованные воспоминания. Я достаю из сумки карандаш и делаю себе памятку на последней странице книжицы: «Обязательно записать с натуры звуковые метки, следы и отголоски эха, которые оставляют за собой потерянные дети».

Теперь я слышу голоса и шаги моих собственных детей по дому. Раз они проснулись, пора прекращать запись, я закладываю снимки мальчика обратно в книжицу и убираю ее и диктофон к себе в сумку. Мальчик и девочка выходят на веранду, осыпая меня вопросами:

Чем это ты тут занимаешься?

Когда будет завтрак?

Что у нас будет сегодня?

Можно мы пойдем поплавать?

Это они нашли в домике рекламную брошюрку, которая приглашает гостей города посетить «жемчужину» Медисин-парка, купальный водоем Бат-Лейк, меньше чем в миле от домика.

Там всего по два доллара с человека, говорит мальчик, тыча пальцем в текст брошюры.

И дойти можно пешком, добавляет он.

На завтрак у нас сегодня хлеб с ветчиной. Затем мы вешаем на шеи полотенца, я вешаю на плечо сумку, и мы идем узкой тропинкой к общественному купальному водоему. Мы платим положенные восемь долларов и расстилаем полотенца на каменистом берегу. Я не нахожу в себе желания лезть в холодную воду и отговариваюсь незакончившимися месячными, предлагая им купаться без меня. Все трое рысят к воде, а я сижу на солнышке, издали наблюдая за ними призраком самой себя.

ВЫЧЕРКНУТЫЕ

Что случилось между Арканзасом и Оклахомой, так это часы звукозаписей и еще больше часов, не попавших на запись.

Что случилось, пока мы ехали по автострадам и сквозь грозы и ливни, так это мой муж, молча попивающий кофе из стаканчика или рассказывающий детям истории. Иногда мои мечты, чтобы эта эпопея побыстрее закончилось и я оказалась бы как можно дальше от него. В другие отрезки времени – мое желание следовать за ним, в надежде, что вдруг он передумает, скажет мне, что в конце лета вместе с нами вернется в Нью-Йорк, или попросит меня остаться с ним и с мальчиком, скажет, что не может отпустить от себя меня и девочку.

Что случилось между нами двумя, так это молчание. Что еще случилось, так это звонок Мануэлы с новостью, что ее девочки все еще не с ней и никто не знает, где они. Иногда, когда я закрывала глаза, чтобы заснуть, в воображении возникал номер мобильного телефона, вышитый на воротничках платьев, в которых девочки Мануэлы отправились в свое странствие на север. А как только я засыпала, цифры начинали роиться, как пчелы, не давая мне запомнить их порядок.

Что случилось между Мемфисом и Литл-Роком, так это рассказ о Джеронимо, который снова и снова падал со своего коня.

Что случилось в Литл-Рок, штат Арканзас, так это далеко высунувшийся из больничного окна Грабал, к его ладоням пристали хлебные крошки, а дальше заполошно разлетающиеся голуби, пока его тело падает из окна и ударяется о землю.

Еще случился Фрэнк Стэнфорд, как он падал внутрь своего ума или выпадал из своего ума, три сухих выстрела.

В Брокен-Боу случились новости о падающих с неба детях – нашествие.

Что случилось в Босуэлле, напугало.

Что случилось в Джеронимо, так это вестерн.

Что случилось в форте Силл, так это имена на надгробных плитах и имена, уже неразличимые, стершиеся, на снимке.

Еще случилась книга, «Элегии потерянным детям», в которой кучка детей ехали верхом на товарном поезде, с растрескавшимися губами и обветренными щеками.

Всего, что случилось между Арканзасом и Оклахомой, на самом деле там не было: Джеронимо не было, Грабала, Стэнфорда, имен на надгробиях, нашего будущего, потерянных детей, двух исчезнувших девочек.

Все, что я вижу, оглядываясь назад, так это хаос повторяющейся истории, повторяющейся снова и снова, истории, которая переигрывается и перетолковывается, это мир с его долбаным пульсирующим у нас внутри сердцем, который падает, расшибается снова и снова, виляет и петляет, совершая свой кругооборот вокруг солнца. А в эпицентре всего этого племена, семьи, люди – все, что есть прекрасного, распадалось, оставляя по себе обломки, пыль, вычеркивание.

Но во всем этом кое-что наконец-то проясняется. Кое-что очевидное. Оно является внезапно, словно я получаю удар в лицо, пока мы мчимся по пустынному шоссе в Техас. История, которую я должна записать, не о детях, которые уже прибыли, в конце концов добрались до места назначения и, значит, могут сами рассказать свою историю. История, которую я должна задокументировать, не о детях в иммиграционных судах, какой она мне сначала мыслилась. СМИ и так все это делают, документируют приграничный кризис с детьми-иммигрантами в меру своих возможностей: одни журналисты больше тяготеют к сенсационности, и их рейтинги взлетают; другие решительно настроены формировать общественное мнение, в ту сторону или в эту; остальные немногие просто делают свое дело – ставят под сомнение, задают вопросы, расследуют. Не знаю пока, как это сделать, но история, которую я должна рассказать, должна быть о потерянных детях, чьи голоса больше не слышны, потому что дети потеряны, возможно навсегда. Вероятно, я, как и мой муж, тоже гоняюсь за призраками и отзвуками. За тем исключением, что мои призраки и отзвуки обитают не в книгах по истории и не на кладбищах. Где они, потерянные дети? И где две маленькие девочки Мануэлы? Этого я не знаю, зато знаю другое: если я собираюсь найти что-нибудь или кого-нибудь, если я собираюсь рассказать их историю, мне надо начать поиски где-нибудь в других местах.

Коробка IV

§ ЧЕТЫРЕ ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ (7¾ × 5 дюймов)

«По картографированию»

«Заметки по истории»

«Реконструкция событий»

«О стирании/вычеркивании»

§ ВОСЕМЬ КНИГ

Эдвард Кёртис «Североамериканские индейцы»[71]

Эдвин Суини «От Кочиса до Джеронимо: чирикауа-апачи, 1874–1886»

Чарльз Гейтвуд «Лейтенант Чарльз Гейтвуд и его мемуары об апачских войнах» (под ред. Луиса Крафта)

Джеронимо, С. М. Барретт «Джеронимо: его собственная история. Автобиография великого воина-патриота»

Эдвин Суини «Мангас Колорадас: вождь чирикауа-апачей»

Роберт Атли[72] «Столкновение культур»

Дэвид Энтони «Лошадь, колесо и язык: как всадники бронзового века из степей Евразии создали современный мир»

Эдвин Суини «Кочис, вождь чирикауа-апачей»

§ ОДНА БРОШЮРА

Служба Национальных парков, «Приспособление к природным условиям пустынь (виды, обитающие в пустыне Сонора)»

§ ЧЕТЫРЕ КАРТЫ

Штат Нью-Мексико

Штат Аризона

Штат Сонора

Штат Чиуауа[73]

§ ОДНА КАССЕТА С ЗАПИСЬЮ

Карима Уокер «Руки в наших именах»[74]

§ ОДИН КОМПАКТ-ДИСК

Джеймс Ньютон «Каньон Эха»[75]

§ ПАПКА (ПЯТЬ СТЕРЕОГРАФИЧЕСКИХ КАРТОЧЕК/КОПИЙ)

Почтовая открытка (!) с изображением пятерых мужчин, прикованных к цепи за щиколотки, отпечатана H. D. Corbett Stationery Co.

Двое молодых мужчин, скованных цепью

Резервация Сан-Карлос, семеро человек перед саманной хижиной

Джеронимо с винтовкой в руках

Джеронимо и его пленных сотоварищей поездом везут во Флориду, 10 сентября 1886 г.

Переселения

Нам путешествовать всюду, спасаться бегством –  их удел,

Нам можно ссылку иль изгнанье по доброй воле выбирать,

Им воли нет, их будут морем, их будут сушей выдворять…

Джеймс Фентон

Все дальше, дальше летел аэроплан, пока не стал яркой искоркой; стремлением; сутью; символом… души человеческой; ее вечного стремления… вырваться за пределы тела, своего обиталища.

Вирджиния Вульф

ГРОЗЫ

Все говорят, там пустоши. Все говорят, они бескрайние, они плоские. Все – что они завораживают. Возможно, Набоков где-то говорил, что они необузданные. Но никто и никогда не говорил нам, какой мощи грозы свирепствуют над автострадами, когда достигаешь равнин. Их приближение видишь еще за мили. Страшишься их и все равно едешь прямо им в пасть с тупым упорством летящей на свет мошкары. Вперед и вперед, пока не достигаешь их и не растворишься в них. Свирепствующие над автострадами грозы стирают иллюзорную грань между окружающим ландшафтом и тобой, сторонним наблюдателем, заталкивают твой взгляд в самое нутро наблюдаемого. Даже внутри герметичного пространства салона шквал задувает тебе прямо в мозг, врываясь через