Цветы и железо - Иван Курчавов

— А ваш не стрелял?! Почистить вовремя не могли, лодыри! На двадцать суток под арест!

— Если позволите слово, — вступился Калачников, — я хочу сказать в его защиту. Он достойно вел себя. Не откажи пулемет — Огневу в Лесном не бывать, господин комендант!

— Огнева видели? — прервал его Хельман.

— Он меня лично допрашивал, господин комендант. Утром казнить обещал. В их партизанском лагере, на виду у всех. Да вот удрали мы с ним. Вы его не наказывайте, господин комендант, он мне так помог!..

Хельман был неумолим:

— Под арест! А вы, профессор, идите и отдыхайте. Огнева мы еще поймаем, от нас он никуда не уйдет!

Оставшись в кабинете один, Хельман стал обдумывать различные варианты своего доклада вышестоящему начальству: как-никак комендант Шелонска отвечает, вернее, отвечал за жизнь первого немецкого помещика на русской земле Адольфа Коха!.. Зазвонил телефон. Говорил офицер из группы «А»: штурмбаннфюрер Мизель не мог дозвониться к Хельману — на линии связи был обрыв; Мизель выехал с журналистами и кинооператорами в Лесное, его нужно встретить; броневик штурмбаннфюрера сопровождают танки…

Хельман поблагодарил за сообщение, обождал, когда абонент выключится, бросил трубку на рычаг. Как некстати этот визит болтливых и всезнающих репортеров!..

2

— Ганс, быстро одевайся, поехали в Лесное! — открывая дверь кабинета Хельмана, прокричал майор Мизель. Его кожаное на меху пальто было расстегнуто, а сам он, судя по коньячному запаху, был навеселе. — Пусть и на тебя смотрят зрители! Пристроим в какой-нибудь кадр! Я — с репортерами и кинооператорами! Как, поехали?

Хельман болезненно улыбнулся, легонько пожал руку Мизелю.

— Случилось большое несчастье, Гельмут, — сказал он. — Сегодня ночью партизаны сожгли Лесное. По имеющимся данным, погиб и господин Кох.

Мизель опешил:

— Что ты говоришь! У тебя точные данные?

— К сожалению, да, Гельмут. Разденься, присядь на минутку.

Хельман усадил Мизеля на диван, сел поодаль от него, мельком взглянул на друга и начальника. Мизель потирал то руки, то подбородок, улыбка исчезла с его лица, брови нахмурились, сжатые губы стали тонкими и злыми.

— Неприятная новость. Как это случилось? — спросил он, уставив немигающие глаза на Хельмана.

— Ночью Огнев напал на усадьбу. Охрана оказала упорное сопротивление, но противостоять крупным силам партизан не могла. К несчастью, один пулемет в разгар боя заело. Второй расчет долго отстреливался, но был уничтожен гранатами. Партизаны захватили имение и господина Коха. Одному солдату удалось бежать, остальные, видимо, погибли. Ночью над Лесным стояло огромное зарево.

— А как же ты, Хельман?! — не сдержался и прикрикнул Мизель. — На тебя была возложена персональная ответственность за охрану господина Коха. Ты из рук вон плохо организовал это дело!

— Готов понести любое наказание.

— Понесешь!.. Почему не позвонил мне?

— Я звонил, но линия не работала. Послал связиста — его обстреляли.

— Я сначала предполагал, что линию связи повредил ветер, — менее сердито, но все еще строго проговорил Мизель. — Два танка взял так, на всякий случай. Позади меня ехали связисты. Они что-нибудь сделали?

— Линия уже работает. Я еще не доложил по команде о случившемся, решил обождать тебя. Что ты посоветуешь?

— Что я посоветую? — в свою очередь спросил Мизель.

Он подошел к окну, молча посмотрел, как суетятся на улице операторы и репортеры. Хельман тоже взглянул в окно. Только сейчас до его сознания дошло, что дело куда сложнее, чем казалось раньше. Бригаду направили в Шелонск служба безопасности и ведомство самого Геббельса. План съемок провалился. «Настоящий немецкий хозяин на дикой русской земле…» Не будет такого фильма. И очерки в газетах и журналах не появятся. Если бы репортеры приехали на сутки раньше!.. Огнев не решился бы напасть на имение, в котором несут охрану броневик и два танка. Фильм был бы сделан. А там — пусть бы и пожар…

— Мы сейчас поедем в Лесное, — сказал Мизель, закуривая сигарету. — Один сюжет не вышел. В литературе и искусстве это вполне возможно. Надо придумать другой сюжет. Скажем, «Налет красных бандитов на немецкий медицинский пункт, открытый для русского населения освобожденных восточных областей». Это длинно. Надо что-то покороче и поэффектнее. Репортеры на то они и репортеры, чтобы выдумывать самые невероятные истории!

— Не боишься рисковать их жизнями? — спросил Хельман, которого больше всего интересовала собственная жизнь: он не хотел ехать в Лесное.

— Риска никакого нет: в Лесном Огнев сидеть не будет, это безумие. А если репортеров и обстреляют, это очень полезно: пусть знают, как мы живем, и не думают, что мы с тобой тыловые крысы.

Впереди шел танк, ощетинившийся пушкой и двумя пулеметами. За ним, по порядку, броневик, специальная машина с репортерами и кинооператорами, грузовик с пулеметом и автоматчиками коменданта Шелонска. Хельман ехал в броневике майора Мизеля. Он иногда поглядывал в щель, смотреть все время не решался: а вдруг в придорожном кустарнике притаились партизаны? Пуля — дура. Что стоит хотя бы одной скользнуть в этот глазок и продырявить голову смотрящему?

— А как теперь быть с Лесным? — тихо спросил Хельман у Мизеля, который неотрывно смотрел в узкую щель.

Тот не обернулся на голос.

— Доложим — решат. Возможно, переберемся сюда со своей группой «А». Здесь немного лучше. Ближе и к Шелонску, и к Низовой.

«Нашелся наследник! — подумал Хельман. — Приедет в Лесное, потом его не выгонишь!»

— Там теперь тоже не осталось приличного помещения, — проговорил Хельман.

— Восстановим, усадьба там превосходная! — ответил Мизель.

— А Карл и Шарлотта не пожелают вступить во владение имением? Лесное — их родовое…

— Карлу сейчас не до Лесного! — сердито сказал Мизель. — Под Москвой он выберет то, что душа пожелает. А Шарлотта одна сюда не поедет, она будет держаться поближе к брату. А может, к тебе, а? — Глаза его опять улыбались, как и час назад, когда он переступал порог кабинета: вот характер! — Русские, Ганс, говорят: нет худа без добра (эти слова Мизель произнес по-русски). Господин Кох мог бы заупрямиться. А теперь Шарлотта сама себе хозяйка!..

— С папашей Кохом мы уже нашли общий язык, — похвалился Хельман. — Несколько дней назад мы с ним чудно поговорили! Жаль, очень жаль господина Коха!

— Жаль, — подтвердил Мизель после паузы. — Таких бы побольше в Россию, здесь они нужны не меньше, чем мы с тобой.

Над Лесным поднимался густой и темный дым. Сильные порывы ветра наклоняли его, и дым растекался по обширному господскому двору и саду. Мелькали бледные обессиленные языки пламени. От скотного двора и конюшни остались одиноко торчащие кирпичные кладки, а от дома — массивные стены. Коров и лошадей не было видно: их увели партизаны. Около дома блуждала, скуля, овчарка со щенятами.