Воспоминания склеротика - Борис Смирнов

      Я лично всегда разрешал свободным актерам и работникам цехов, не мешая конечно, присутствовать на репетициях. У меня для этого было множество причин. Ну, прежде всего, участники репетиции, заметив в зале новое лицо, более выкладывались. Затем,  даже по незначительной реакции присутствующих в зале я мог делать определенные прогнозы и контролировать свое мнение о той или иной сцене. Но, главное, я считаю, что любая репетиция - это школа, в посещении которой нельзя отказывать желающим. Вряд ли я чему-нибудь научился, если бы в свое время мне режиссеры не разрешили бывать на их репетициях.

     Конечно, это очень тяжко, когда некоторые присутствующие на моих репетициях люди, которые никогда не умрут от скромности, неизвестно где и кем воспитанные, позволяли себе вмешиваться в них. В Донецке работал такой человек. Я его спрашивал: -  почему, если ты видишь что-то не устраивающее тебя, не дождаться конца репетиции или перерыва и, отозвав меня в сторону, сделать какие-то замечания? Почему это надо делать во время работы и при всех? -  На что мне он с циничной откровенностью отвечал: -  а как же люди узнают, какой я умный?

      Конечно такая выдающаяся бестактность явление редкое, но не менее от этого горькое. Этот же «критик» всегда был и источником негативных предсказаний о «провале» готовящегося спектакля. Но не пускать его на репетиции, я всё равно не смел, придерживаясь выработанной мной традиции, никому в этом не отказывать.

     Только премьера покажет, кто прав, и огромное счастье, если она устыдит маловеров и пессимистов. Хотя может случиться и обратное.

      Премьера - это всегда праздник, даже если спектакль не Бог весть что. Все равно его хвалят все критики.

     Ну, во-первых, они в гостях, тем более, всегда в этих случаях устраивается, по возможностям театра, застолье. А во-вторых, все понимают, что это завершение большого труда. Другое дело, на следующий день, когда критик уже не рассчитывает на обильное питьё, а про вчерашнее угощение, как человек принципиальный, подзабыл. Вот теперь из газет и других источников вы поймете, не напрасны ли были ваши усилия. Но не думайте, что если благодарный критик расхвалил ваш спектакль, он (спектакль) того стоит. Это вы узнаете, если актеры будут играть его с удовольствием, администраторы просить в эксплуатацию, а зрители принимать с восторгом. Утверждение того же Николая Акимова, что зритель «голосует ногами», в детском театре не совсем верно, потому что идти в театр или нет, за ребенка решают, в лучшем случае родители, а в худшем директора школ, учителя, пионервожатые. Но то, как воспринимает этот юный зритель спектакль, и есть само голосование.

       До премьеры вы многое поймете, когда прогон показывают художественному совету и работникам театра. Это то, что в театре называют « сдачей », а в Питере называли «бабушки-дедушкин» спектакль.

     В разных театрах это мероприятие завершается по-разному. Конечно, везде, где есть художественный совет, после показа спектакля, проходит его обсуждение. Но довольно часто такие обсуждения превращаются в лживые комплиментарные излияния. С первых же дней моего пребывания в должности главного режиссера  я усиленно боролся с этим явлением, разъясняя, что худсовет -  это семейный совет, а где же, как не на семейном совете, надо говорить правду, причем не только о качестве работы актеров, но и художника, и композитора, и режиссера. Я отменил практику приглашения высоких гостей и критиков на « сдачи », считая, что им не обязательно слышать наши «семейные» разговоры. И они стали приходить на премьеры.

         Хотелось бы вернуться к вопросу о репетициях. Я уже говорил, что не заканчивал режиссерского факультета. Один мой знакомый режиссер утверждал, что «режиссуре научить нельзя, но научиться ей можно». Вот я и учился, где только была возможность, и, прежде всего, конечно, у прекрасных режиссеров. Работая еще в драме, я не пропускал ни одной репетиции замечательного режиссера и человека Марка Довидовича Рахманова, которого я уже вспоминал в начале моих записок. Я помню и приватные беседы с ним по проблемам режиссуры. Он говорил, что режиссеры, которые на репетициях начинают раздумывать, откуда и куда пройдет тот или иной персонаж, называя это поиском, ни кто иные как лентяи и профаны. Режиссер, особенно молодой, должен придти на репетицию подготовленный, и знать свой сегодняшний план, продуманные мизансцены, и актерские задачи. Это уже очень опытные мастера-режиссеры могут позволить себе импровизацию вместе с такими же опытными актерами, и то на основе разработанных узловых мизансцен, при условии, что нет серьезных требований к срокам выпуска спектакля. Именно от Марка Давидовича я научился планировать репетиционный процесс, чтобы не оказаться в цейтноте, и не ломать голову по поводу того, что не хватает времени на нужное количество прогонов для своевременного окончания, репетиционной работы. Беседуя с молодым режиссером, выпускником Ленинградского института, я узнал, что проблема записи мизансцен у них на занятиях и не обсуждалась, как будто нет интересных работ на эту тему Б.Захавы[11],  Л. Варпаховского[12], Ю. Мочалова[13] и целого ряда других  видных режиссеров. Оказывается мой юный коллега, записывал мизансцены как Пушкин: « идет направо – песнь заводит, налево – сказку говорит». Такое незнание техники нашего дела не допустимо для профессионала, независимо от того каким методом он предпочитает работать, разрабатывая мизансцены заранее, как Станиславский в молодости, или импровизируя, как Станиславский в старости. Вообще метод  импровизации  присущ при студийной работе, что может позволить себе далеко не каждый театр.

      А ещё Марк Давидович в беседах о режиссуре интересно говорил о работе с драматургическим материалом. Он, делясь своим профессиональным опытом, утверждал, что, работая над пьесой, очень важно не потерять свежесть её восприятия, то первое впечатление, которое она произвела на режиссера. Для этого надо не полениться и записать его. Нет необходимости делать эти записи подробными, достаточно хотя бы намеками, какими-то условными понятиями, как, например: картина первая – «грусть», картина вторая -  «выигрыш», третья – « луч солнца» и тому подобное. И эту запись припрятать подальше до поры, до времени. А когда режиссерская работа над пьесой  закончена, неплохо сверить с той самой записью и посмотреть, что же такого нового принесла тщательная работа над литературным материалом, в чём ты ошибался, записывая своё свежее восприятие  пьесы, или что ты потерял, препарируя её. И если ты увидишь, что где-то напрасно забыто первое впечатление от той или иной картины или отдельного куска, то имеет смысл ещё раз обдумать, не ошибка ли то, к чему ты пришел в данной части своего постановочного плана, усердно работая над пьесой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});