Доктор Данилов в дурдоме, или Страшная история со счастливым концом - Андрей Шляхов

Ирина была шизофреничкой, но не дурой.

Возле лифта она быстро натянула поверх застиранного больничного халата, давно ставшего серым, белый сестринский, подвернула рукава (сестра была крупнее невысокой и худощавой Ирины) и села в лифт уже как полноценный и полноправный сотрудник.

Громко, не таясь, прошлепала по первому этажу до охранника, сидевшего у запертой на засов двери, и попросила:

– Угости сигареткой, пожалуйста.

Тот без особого воодушевления протянул ей помятую пачку «Винстона».

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Ирина, вытаскивая сигарету.

Она сунула сигарету в рот, отодвинула засов и озабоченно порылась в карманах белого халата, будто в поисках зажигалки.

– А прикурить дашь?

– Господи, что за народ, – вздохнул охранник, щелкая извлеченной из кармана зажигалкой. – Ни говна, ни ложки…

Ирина прикурила, толкнула вперед дверь и, уже перешагнув через порог, обернулась:

– Может, потрахаемся? Прямо тут, по-быстрому?

Столь откровенный вопрос привел охранника в замешательство.

– Я прямо тут не могу. – Близкая перспектива секса вогнала его в краску. – В любой момент бугор может с проверкой нагрянуть. Если только утром, после смены…

– Утром тут места подходящего не найдешь, – улыбнулась Ирина, пуская дым красивыми колечками. – Народ везде.

– Так можно ко мне поехать, – воодушевился охранник. – Я тут недалеко живу – у метро. Пива возьмем, рыбки…

– Я подумаю, – обнадежила Ирина, скрываясь за дверью.

Охранник, карауливший въезд на территорию, ее не пугал. Она еще из окна своей палаты приметила место, удобное для форсирования бетонного забора. Удобство заключалось не только в горке сваленной под забором земли, оставшейся от озеленения больничной территории, но и в валявшихся неподалеку деревянных ящиках, в которых когда-то была цветочная рассада.

Поставить один ящик боком на насыпь, утвердить, так же, боком, на нем другой, и легко, как птица, перемахнуть через забор – это как раз плюнуть. Недаром же говорят, что любовь окрыляет.

Любви нимфоманке Ирине после столь долгого воздержания требовалось много, если считать на мужиков – не менее четырех-пяти. Ирина шла по пустынной улице и решала задачку: «Где можно найти в третьем часу ночи много охочих до любви мужиков?» Решение пришло очень скоро – конечно же во дворах, а если точнее, то в подвалах или каморках у мусоропроводов, там, где живут дворники. Одинокие мужики, много одиноких, истосковавшихся до женского тела мужиков.

Млея от предчувствия любви, Ирина свернула в ближайшую подворотню.

Ее труп, с посиневшим лицом и вывалившимся изо рта черным языком, обнаружил жилец, рано утром выносивший мусор на помойку (в подъезде забился мусоропровод). Жилец, капитан третьего ранга в отставке, оказался человеком сознательным – ждал приезда милиции на месте, следя за тем, чтобы никто не уничтожил улики. Приехавшие сотрудники по двум халатам сразу же установили место «жительства» задушенной.

– Нина Петровна, а у нас Удальцова куда-то делась!

– Ты что, Галя, умом тронулась? – насупилась заведующая отделением. – Это, наверное, мозги твои куда-то делись, а не Удальцова. Что значит «куда-то делась»? Ты что, думаешь, если мне скоро на пенсию, так со мной шутки шутить можно?

– Ее ни в палате нет, ни в отделении, Нина Петровна, мы уже все обшарили.

– Хорошо обшарили?

– Во все углы заглядывали, Нина Петровна, как сквозь землю провалилась.

О загадочной пропаже своего халата Галя предпочла умолчать. Просто взяла из шкафчика в раздевалке другой, запасной.

– Я пошла на «пятиминутку», а вы тут землю носом ройте, но Удальцову мне найдите, живую или мертвую…

Заведующая отделением и не подозревала, насколько близки к реальности ее последние слова.

– В движение ее включать, Нина Петровна?

– Ну ты и вправду дура! – Нина Петровна от расстройства громко хлопнула себя руками по толстым бокам. – Поищите сначала…

– Так мы искали…

– По корпусу поищите – может, спит она в каком-нибудь закутке. А я по дороге у охранника спрошу – не видел ли он чего. Ясно тебе?

Охранник, стороживший вход, уже успел смениться.

– Я его спросил, как дежурство прошло, – доложил только что заступивший, – он сказал – все нормально, без происшествий.

«В корпусе спряталась, сука такая, – уверилась Нина Петровна. – Ну, погоди же у меня!»

Главному врачу о происшествии докладывать не стала – зачем нарываться на лишнее замечание? Тем более что никуда она не делась, эта Удальцова, найдут ее девочки. Она еще не знала, что Ирину нашли не девочки, а мальчики, и в эту минуту как раз фотографируют ее со всех сторон.

Вернувшись в отделение, Нина Петровна закрутилась с делами и забыла о беглянке, будучи твердо уверенной, что ту давно водворили в палату. Вспомнила лишь около полудня, когда ей позвонила главная сестра.

– У вас все на месте, Нинпетровна? А то милиция через два дома от больницы во дворе женский труп нашла и думает, что он наш.

– Сейчас уточню, – пообещала Нина Петровна, чувствуя нарастающую слабость в ногах. – Уточню и перезвоню…

– Воспользовавшись тем, что обе постовые медсестры были заняты оказанием медицинской помощи больной Сидоровой из девятой палаты… – Главный врач оторвался от чтения объяснительной и строго посмотрел на Нину Петровну. – В истории болезни Сидоровой есть запись дежурного врача?

– Есть, Святослав Филиппович, – подтвердила Нина Петровна, – я сама подошла к Анжеле Робертовне, и она при мне все вписала.

– А в сегодняшнем дневнике ситуация отражена?

– И в назначениях тоже.

– Ну ладно, работать не умеете, так хоть концы в воду прятать научились, – хмыкнул главный врач. – А кто она вообще, эта Удальцова? И что у нее за родственники?

– Совершенно одинокая баба, родственников нет, живет в коммунальной квартире. Да кому она нужна, Святослав Филиппович, соседи только рады будут, что комната освободилась.

– Не знаете вы жизни, Нина Петровна. Это передачи носить родственников нет, а наследники всегда находятся. Особенно на недвижимость.

– Ваша правда, Святослав Филиппович, – не стала спорить Нина Петровна, надеясь, что главный врач больше не будет возвращаться к неприятной теме.

Зря надеялась – гроза еще не миновала.

– «Объяснительные медицинских сестер Батыровой и Федорович прилагаются»… Да… Все это хорошо, Нина Петровна, – главный врач бросил объяснительную на стол и хлопнул по ней ладонью, словно припечатывая, – роковое стечение обстоятельств, так сказать. Все спали и проспали побег, но выглядит все очень достойно. Роковое стечение обстоятельств. Среди ночи вдруг «возбухла» старуха, накачанная галоперидолом по самое не могу. Возникает первый вопрос – почему? У вас в отделении так подбираются дозировки или же бабулька не пьет таблетки, а копит их для внучка-наркомана? Что скажете, а?

Нина Петровна шумно вздохнула и развела руками.

– Дальше – больше. Как она открыла дверь?

– Наверное, отмычкой, – предположила Нина Петровна, хорошо зная, какой вопрос сейчас задаст главный врач. Однако выхода не было, разве что сказать: «Дверь была не заперта».

– А откуда у нее отмычка? И почему ее не обнаружил персонал? Вы там чем занимаетесь, а? Ворон гоняете, баклуши бьете или работу работаете?

– Работаем, Святослав Филиппович…

– Не верю! Поехали дальше. Никто из охраны не видел эту вашу Удальцову…

– Охрана мне не подчиняется, – сразу же напомнила Нина Петровна.

Отвечать за чужие грехи она не собиралась. Дай тут бог со своими разобраться.

– Зато она мне подчиняется, как и все в этом дурдоме! – Главный врач повысил голос. – И что получается? Вечером я ухожу домой, пребывая в полной, абсолютной уверенности в том, что в моей больнице все идет так, как надо. А прихожу и вскоре узнаю новость! Да еще какую! И не от тебя, дорогая моя, – переход на «ты» в контексте данной беседы не сулил ничего хорошего, – а от милиции. Ты же мне с утра ничего не сказала! На что только надеялась, не понимаю? Или собиралась втихаря выписать эту дуру?

– Куда там «выписать», Святослав Филиппович… думала, сейчас найдется она где-нибудь в корпусе… Охранник сказал…

– Да мне плевать на то, что сказал твой охранник! – побагровел Святослав Филиппович. – Этот раздолбай дрых точно так же, как твои девки, и ничего не видел! Кутерьма без ума! Вот приду как-нибудь ночью на работу и втихаря пройдусь по корпусам! Ох, не обижайтесь тогда!

Поняв, что добром все равно не кончится, Нина Петровна пошла на крайнее средство. Она завыла в голос, пустила обильную слезу и запричитала по-народному, собирая воедино все свои беды – и неудавшуюся личную жизнь, и дочь-бездельницу, и дур-подчиненных, и сволочей-больных…

Главный врач, давно привыкший к подобным фокусам и не любивший терять время зря, стал читать принесенные ему на подпись приказы и подписывать те, которые не вызывали вопросов.