Четвертый кодекс (СИ) - Виноградов Павел Владимирович "Палимпсест_2"

«Не было ничего, что существовало бы, что могло бы иметь существование; была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего».

Строки на киче продолжали преследовать его и здесь.

Но где это – здесь?..

Он не мог остаться в живых после того, что с ним случилось. Пройти через такое живым нельзя. Хотя он помнил лишь безумные разноцветные космические вихри, растерзавшие его на атомы, но и того было достаточно.

Однако он жив и, кажется, так и пребывал в воде. Не в затопленном тоннеле – плавал на поверхности. Ощущал это всем телом, хоть и не видел – было темно.

Евгений глубоко вдохнул. Воздух волглый, холодный, наполненный чужими запахами. Дышалось легко, но... странно. И тело ощущалось непривычно. Он двинул руками и прянул в сторону – неправдоподобно быстро.

Руки его не были руками! Они стали очень длинными, их покрывала чешуйчатая кожа, пальцы тоже очень вытянулись, на них было теперь по четыре сустава и длинные острые когти. А еще – присоски и перепонки!

Он поднял одну из конечностей и провел по плечу. И здесь не кожа, а нечто шершавое и твердое!

Кромлех запаниковал, забил по воде всеми четырьмя лапами и хвостом.

Хвостом?!

«Господи, я животное!.. Господи, помоги!.. Хочу проснуться!..»

Но сном это не было.

Теперь Евгений видел – глаза его были к тому приспособлены. Тьма вначале была иллюзорна – он просто ждал, что она будет. Но теперь увидел странный красновато-оранжевый мир с разноцветными вкраплениями. Похоже, он даже мог на взгляд различать температуру. При этом парадоксально мог видеть и обычным образом – контуры, линии и светотень, из которых складывается образ мира.

Это было гигантское, уходящее в невидимую даль подземное озеро – темная гладь без рябинки. Своды пещеры были так высоко, что терялись в витающих испарениях.

Вокруг царила тишина, но каким-то чувством Евгений понимал, что озеро полно жизни. И что оно связано с другими пещерами. Что это целый населенный мир.

Радость первооткрывателя захлестнула было его, но тут он бросил взгляд на свое тело и вновь рухнул в безумие отчаяния.

«Я рептилия! Боже мой! Что делать? Где я?! Помогите кто-нибудь!..»

Панические мысли хаотично метались, словно стая мальков на мелководье. Но вот застыли, поскольку на них пришел ясный и четкий ответ, возникший прямо в его голове.

«Мы идем к тебе, Благой!»

Он увидел плывущих к нему подобных себе существ и потерял сознание.

«Так была сотворена земля, когда она была образована Сердцем небес, Сердцем земли, как они называются, теми, кто впервые сделал ее плодоносной, когда небо было в состоянии неизвестности, а земля была погружена в воду».

Похвала Пернатому Змею. Лекция профессора Якуба Ягельского в Люблинском католическом университете ‎. Люблин. Литва. 18 сентября 1979 года (12.18.6.4.10, и 9 Ок, и 18 Моль)

- Витам, паньство! Наверное, мало кто поспорит, что одним из важнейших событий человеческой истории, может быть, вторым по значению после воплощения Господа нашего Иисуса Христа, стало Соединение кольца цивилизаций в XIV веке. В 1346 году корабли Иштлильшочитля, тлатоани Тескоко, поднявшего мятеж против уэй-тлатоани Великого Ацтлана Акамапичтли и потерпевшего поражение, появились у Лазурных островов. В следующем году они достигли Фортун, потом – африканского побережья.

До Европы слухи о появившихся из-за моря краснокожих воинах дошли гораздо позже, но даже тогда европейцы, массово погибавшие от Черной смерти, не поняли, что колесо истории повернулось. То, что далеко на востоке, за страной Великого хана и даже Чипанго, есть могущественные империи, европейцы, конечно, знали. Но никто не предполагал, что люди из этих баснословных краев прибудут по морю с запада.

…Да-да, я понимаю, что многие из вас сейчас захотели меня поправить. Конечно, шарообразность Земли тогда не была секретом для людей ученых. Более того, мысль о возможности достигнуть восточных стран, плывя на запад, возникала у многих мыслителей – Альберта Великого, Роджера Бэкона, Пьера д’Альи, Раймунда Луллия, Ибн Сины… Однако то были немногие выдающиеся умы, а широким массам, в которые входили и моряки, имевшие навыки осуществить такое плавание, идея оставались чуждой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Конечно, рано или поздно это случилось бы – вероятно, к концу XV века, когда Европа окончательно оправилась от Великой чумы, численность населения выросла, и стал ощущаться недостаток ресурсов. И какое-нибудь европейское королевство, например, Англия, или Кастилия, победившая арабов, обязательно снарядило бы такую экспедицию. Кто знает, как тогда развивались бы события. Но случилось то, что случилось – первыми в Европу попали ацтланцы.

О том, что Земля – шар, на Атлантическом материке знали, возможно, даже раньше, чем в Европе. Это, например, совершенно однозначно сформулировал Кукулькан в своих поучениях сыновьям. Как известно, к его времени относятся и первые плавания майя по Великому океану, что привело к открытию ими Гавайев, а перуанцы на бальзовых плотах тогда уже посещали южные острова Океании. Однако в Атлантике мореходы Мезоатлантиды осваивали лишь острова моря Таино и довольно осторожно исследовали побережье Южной Атлантиды. В немалой степени этой осторожности способствовала воинственность караибов.

Впрочем, о странах за океаном ацтланцам стало точно известно по крайней мере с 1305 года христианской эры, когда на Караибских островах появились остатки флота султана Мали Мамаду, снаряженного им для поисков новых земель. Флот был разбросан и частично потоплен по дороге штормами, оставшиеся суда добрались до нескольких островов. Большинство пришельцев из Африки убили караибы, но некоторые попали в плен, а позже были доставлены в столицу Ацтлана Теночтитлан. Вскоре пленники научились общаться на науа и рассказали о своей стране. Таким образом, экспедиция Иштлильшочитля была предпринята хоть и поневоле, но не наугад. Ее участники – вернее, их командиры – знали, что впереди есть богатейшая страна Мали, знали и об островах в Атлантике, и кое-что о Европе. Простых же матросов и воинов, конечно, вела идея обретения утраченной предками прародины – легендарных Семи пещер Чикомоцтока.

Так что, да, сначала в Атлантиду пришли все же представители евразийско-африканских народов – я уж не говорю о более ранних и прочно забытых плаваниях викингов в Винланд. Хотя память о них сохранилась в преданиях Ирокезии, нет никаких данных, что об этом было известно в Мезоатлантиде. Могли быть и другие попытки, и даже удачные, пересечь Атлантический океан с востока. Но ни одна из них не оказала заметного влияния на местные культуры.

Поскольку у европейских берегов боевые джонги ацтланцев появлялись со стороны Африки, пиренейские христиане, тогда занятые войнами с мусульманами, воспринимали пришельцев как очередное мавританское племя, промышляющее морским разбоем. То, что в нашем мире появилась третья сила, стало понятно, лишь когда ацтланцы, опираясь на фортунскую базу, завоевали Мали и, овладев там огромными запасами золота, сначала с моря, а позже – с суши, через Марокко, начали натиск на Пиренеи.

В Великом Ацтлане к тому времени они уже не считались мятежниками и изгоями. Из-за океана к ним приходили новые джонги с подкреплением – в основном, наемниками-караибами, - порохом, «огневыми копьями», тяжелыми арбалетами и другими военными припасами. Однако расхожее мнение, что именно превосходство в вооружениях над европейцами сыграло основную роль в успехах ацтланцев, не совсем верно. В конце концов, порох к тому времени в Европе был уже известен, и пушки применялись на поле боя. Но Европа пребывала в глубокой демографической депрессии после прокатившейся по ней чумы, которая уничтожила до трети населения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кроме того, силы европейских народов подточили англо-французский военный конфликт на династической почве, крестьянские восстания, ереси, Великий раскол западной Церкви и падение авторитета папства. А пришельцам, по большому счету, терять было нечего – за океаном их никто не ждал. Они сами должны были отвоевать себе дом или умереть. «Нет ничего лучше смерти на войне, ничего лучше смерти во цвете, столь драгоценной для Того, кто дает жизнь: ибо вижу ее вдали и мое сердце стремится к ней», - говорили они и поступали соответственно…