Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден

— Может, это не те, кого мы ищем, — напомнил молодому воину Унэген. — В конце концов, у этих есть юрты и лошади.

— Посмотрим. В любом случае коней мы угоним, — сказал Толуй, улыбаясь своим мыслям.

Илак и не предполагал, что тут можно чем-нибудь поживиться, но никто не станет оспаривать права Толуя на имущество семьи Есугэя. Их судьба была решена в тот день, когда племя их бросило. На них не распространялся закон гостеприимства. Это были бродяги, у которых нет хана, защищающего их. Толуй рыгнул и засунул руки поглубже в рукава халата, намереваясь заснуть. Хороший выдался день. Вряд ли настоящий мужчина может пожелать большего.

Смахнув с глаз пот, Тэмучжин скрепил последние жерди для небольшого загона для коз и овец, готовых дать приплод. Маленькое стадо увеличивалось, так как ртов в семье было немного. Два года назад братья вместе со странниками отправились продавать шерсть и мясо в обмен на войлок. Они наторговали достаточно, чтобы сделать две маленькие юрты, и от взгляда на них у Тэмучжина всегда становилось легче на душе.

Неподалеку Хасар и Хачиун стреляли по мишеням, сделанным из нескольких слоев войлока, обмотанных тряпками. Тэмучжин выпрямился и потянул затекшие мускулы, опершись на ограду. Он смотрел на братьев, и мысли его вернулись к тем первым месяцам, когда за ними по пятам шли смерть и зима. Им пришлось туго, но свое обещание мать сдержала. Они выжили. Без Бектера между братьями возникла крепкая дружба, и они каждый день от рассвета до заката трудились вместе. Прошедшие годы закалили их. Все свободное время, если они не занимались стадом и не готовили товар на продажу, братья уделяли оттачиванию боевого мастерства.

Тэмучжин потрогал кинжал на поясе. Время от времени он точил его, чтобы легко резать кожу. В его юрте висел лук, равный тому, что был когда-то у отца, — прекрасное оружие с внутренним изгибом из блестящего рога. Когда Тэмучжин натягивал тетиву, она резала пальцы, словно нож, и ему понадобилось много месяцев, чтобы они загрубели. Этот лук еще ни разу не убивал человека, но Тэмучжин знал, что, если надо будет, он пошлет стрелу точно в цель.

Прохладный ветерок прошел по зеленой равнине, и он прикрыл глаза, наслаждаясь тем, как ветер осушает пот на лице. Тэмучжин услышал, как в своей юрте мать поет песенку для Тэмуге и Тэмулун, и улыбнулся, забыв на время то, как они боролись за свою жизнь. Ему и так нечасто случалось побыть в покое и тишине.

Семья Есугэя вела торговлю с пастухами и отдельными семьями. Они с удивлением обнаружили, что кроме великих племен, пасущих скот, в степях есть и другая жизнь. Кто-то был изгнан из племени за преступление, убийство или прелюбодеяние. Другие родились без защиты хана. Такие люди были весьма осторожны, и Тэмучжин вел с ними дела только для того, чтобы как-то жить. Для рожденного в ханской юрте они по-прежнему были проходимцами без роду и племени, недостойными даже презрения. Тэмучжина не радовало, что и он оказался таким же, как они, и братья разделяли его недовольство. Взрослея, они все чаще думали о том, какой могла сложиться их жизнь. Один-единственный день навеки лишил их будущего. Тэмучжин приходил в отчаяние от мысли, что ему придется до самой старости влачить жалкое существование, довольствуясь горсткой коз и овец. Илак отнял у них все. Не только права, положенные им по рождению, но и целое племя, большую семью, которая защищает своих и делает жизнь сносной. Тэмучжин не мог простить Илаку этих тяжелых лет.

Услышав, как воскликнул от радости Хачиун, Тэмучжин открыл глаза и увидел стрелу в самом сердце мишени. Он выпрямился и пошел к братьям, поглядывая вокруг себя. Он всегда так делал. Мальчики не могли чувствовать себя в безопасности и постоянно жили в страхе, что на горизонте вот-вот появится Илак во главе десятка угрюмых воинов.

Со временем это ожидание притупилось, но не исчезло из их жизни. Тэмучжин понимал, что можно жить и в тени великих племен, не привлекая ничьего внимания. Но в случае набега они могли потерять все. Тогда на них станут охотиться как на диких зверей, а их юрты уничтожат или заберут себе.

— Ты видел, как я выстрелил? — спросил Хачиун.

— Я смотрел в другую сторону, — покачал головой Тэмучжин. — Но лук отличный.

Как и тот, что висел в его юрте, лук младшего брата был с двойным изгибом и сушился больше года, прежде чем к нему приклеили и примотали вываренные пластины бараньего рога. Потом в юртах несколько недель воняло рыбьим клеем, но дерево приобрело твердость железа, и они гордились делом своих рук.

— Стрельни, — предложил Хачиун, протягивая брату лук.

Тэмучжин улыбнулся, отметив про себя, как раздались плечи Хачиуна и как неожиданно он вырос. Сыновья Есугэя все были высокими, но Тэмучжин перерос остальных, в семнадцать лет сравнявшись с отцом.

Он крепко схватил лук, наложил стрелу с костяным наконечником и оттянул тетиву до самого уха, держа ее загрубелыми кончиками пальцев. Выдохнул, выпустил стрелу и увидел, что она вонзилась рядом со стрелой Хачиуна.

— Славный лук, — сказал он, проводя рукой по желтому рогу.

Лицо его было мрачным, и Хачиун первым заметил, что брат чем-то опечален. Он всегда чувствовал мысли Тэмучжина.

— Что с тобой? — спросил Хачиун.

— От старого Хорхуза я слышал, что олхунуты вернулись на север, — ответил Тэмучжин, глядя куда-то за горизонт.

Хачиун кивнул: он понимал охватившее брата беспокойство. Со дня убийства Бектера между ним и Тэмучжином образовалась крепкая связь. Поначалу семья просто пыталась пережить суровую зиму, потом другую, но к третьей у них было уже достаточно войлока, чтобы сделать юрты. За лук и шерсть Тэмучжин выторговал еще одну лошадь в подмогу старой кобыле, которую они увели у пастухов. Весна четвертого года принесла какое-то беспокойство на крыльях ветров, и на Тэмучжине это сказалось сильнее всего. У них было оружие и мясо, и стояли они достаточно близко к лесам, чтобы спрятаться, если на них нападут и у них не будет сил отбиться. Оэлун уже не была такой мрачной, хотя ворошила в памяти прошлое и по-прежнему видела Бектера во сне. Весна пробудила в ее сыновьях мысли о будущем.

В своих мечтах Тэмучжин по-прежнему видел Бортэ, хотя олхунуты давно ушли с равнин. Да и найди он их, они только посмеялись бы над оборванным бродягой. У него не было меча, и не на что было его выменять. Однако мальчики уезжали далеко от их стоянки, беседовали с путниками, слушали новости. Олхунутов видели ранней весной, и с тех пор не было Тэмучжину покоя.

— Ты собираешься привезти Бортэ сюда? — спросил Хачиун, окидывая взглядом их жилища.

Тэмучжин проследил за его взглядом, и горечь наполнила его душу при виде грубых юрт и блеющих овец. Когда он виделся с Бортэ в последний раз, то пообещал себе, что возьмет ее в жены и что она станет женой хана. Тогда он знал себе цену.

— Может, ее уже отдали другому, — мрачно отозвался Тэмучжин. — Сколько ей стукнет? Восемнадцать? Ее папаша не из тех, кто долго ждет.

— Ее обещали тебе, — фыркнул Хасар. — Если она выйдет за другого, ты сможешь вызвать его на поединок.

Посмотрев на брата, Тэмучжин понял, что младший не видит сути дела. Хасар никогда не сможет править Волками. В нем не было внутреннего пламени Хачиуна, его способности мгновенно схватывать все планы и замыслы. Но Тэмучжин хорошо помнил ту ночь, когда они убили пастухов. Хасар сражался рядом. В нем было кое-что от отца, однако он никогда не улавливал тонкостей, доступных Есугэю. Останься отец в живых, Хасара на следующий год отвезли бы к олхунутам. Его жизнь, как и Тэмучжина, свернула с протоптанного пути из-за предательства Илака.

— Будь у меня новый халат, я бы поехал и посмотрел, что с ней стало, — с неохотой произнес Тэмучжин. — Хотя бы узнал, что да как.

— Нам всем нужны женщины, — весело согласился Хасар. — Я уже и сам в нетерпении. Не хочу умереть, не подмяв под себя хоть одну.

— Бедные козы, как же им будет недоставать твоей любви, — ввернул Хачиун.

Хасар хотел дать ему затрещину, но тот увернулся.

— Может, я и сам смогу отвести тебя к олхунутам, — сказал Тэмучжин, окидывая Хасара взглядом с головы до ног. — Разве я теперь не хан в моей семье? Да и парень ты видный.

Так оно и было, хотя Тэмучжин намеревался только подшутить над братом. Хасар вырос гибким и сильным, смуглым и жилистым. Грива нестриженых волос падала ему на плечи. Они больше не заплетали волосы в косицы, а когда те отрастали, просто отхватывали ножом прядь-другую, чтобы не падали на глаза и не мешали охотиться.

— Овец десять скоро дадут приплод, — бросил Тэмучжин. — Если не позволим ягнятам пасть, то сможем продать пару коз и двух старых баранов. А за это выторгуем новый стеганый халат, а может, и поводья получше. Старый Хорхуз поигрывал такими, когда я с ним разговаривал. Думаю, хотел, чтобы я спросил цену.