Расколотый рыцарь (ЛП) - Перри Девни

Как и ожидалось, день выдался неспешный. Мы с Эмметтом бросили монетку, чтобы узнать, кто возьмет на себя единственную замену масла, которая у нас была по графику — я проиграл. Потом мы смотрели, как Лео в покрасочной камере делает несколько вольных полос на Линкольне. У этого человека был чертовски хороший дар.

Я едва моргнул, когда он создал оранжевые и красные языки пламени на фоне сверкающего черного цвета на хвостовом оперении автомобиля. Я был так поглощен его мазками, что чуть не пропустил, как в кармане завибрировал телефон.

На экране высветилось имя Женевьевы. Было только два часа дня.

— Привет, — ответил я, выходя из кабинки.

— Не мог бы ты зайти за мной? Я неважно себя чувствую.

— Буду там в пять. — Я направился к двери офиса, не теряя ни секунды на то, чтобы нажать на кнопку. Из-за снега и низких температур мы выключили отопление в цехе и держали двери отсека закрытыми, открывая их только для того, чтобы затащить машину внутрь или отъехать назад.

— Что случилось? — спросила Пресли со своего стола.

— Мне нужно забрать Женевьеву.

— Все в порядке?

— Она болеет. — И мне не следовало позволять ей уходить сегодня утром.

Я распахнул дверь и вышел на холод, бегом направившись к своему грузовику. Снег вернулся. Ветер усилился, превращая хлопья в миниатюрные ледяные кинжалы, которые впивались мне в щеки, когда я забирался в грузовик.

Улицы были более скользкими, чем утром. Я слишком быстро вошел в поворот, и мой пикап повернулся. Я немного сбавил газ, хотя все, чего я хотел, — это побыстрее добраться до фирмы. Я припарковался на улице и, оставив двигатель включенным, поспешил внутрь.

Женевьева прислонилась к стойке администратора. Ее лицо было бледным, глаза красными. Она носила свою сумочку так, словно она весила пятьдесят фунтов.

— Я возьму ее. — Я снял сумочку с ее плеча и перекинул ее через свое.

— Скорейшего выздоровления, — сказала Женевьеве секретарша, осматривая меня. Я еще не заходил в их офис.

— Спасибо, Гейл, — пробормотала Женевьева. — Увидимся завтра.

— Нет, не увидитесь, — поправил я. Она будет долго отсыпаться и завтра останется в постели. Она была так слаба, что едва могла поднять ноги. Я прижал руку к ее лбу. — Ты горячая.

Она слегка улыбнулась. — Поэтому ты проверял меня сегодня утром?

— Пойдем. — Я открыл для нее дверь, выпроваживая ее наружу.

— Брр. Как прохладно. — Она дрожала. — Ты не достанешь мои ключи из сумочки?

— Я поведу.

Как я и должен был сделать сегодня утром. Она никак не могла сесть за руль на этих дорогах и с ее болезнью. Я подвел ее к грузовику и открыл дверь, чтобы помочь ей забраться внутрь.

Как только я закрыл ее внутри, мой желудок упал.

Черт, я не мог этого сделать. Как я должен был это сделать?

У тебя нет выбора.

Женевьева должна была вернуться домой. И я точно не мог позвонить кому-то, чтобы он приехал и помог. Сколько бы вопросов это вызвало? Почему я не могу отвезти жену с работы, когда она больна?

Я проглотил желчь, поднявшуюся в горле, и втянул кислород, прогоняя панику. Затем я обошел грузовик по одному шагу за раз и забрался внутрь, сосредоточившись на каждом отдельном действии.

Я закрыл дверь. Я пристегнул ремень безопасности. Я хотел повернуть ключ зажигания, но вспомнил, что грузовик уже заведен. Я поставил ногу на тормоз. Я переключился на передачу.

Шаг за шагом.

Я сосредоточился на вождении. И ни разу не взглянул на Женевьеву. Когда она переключилась, я заблокировал движение краем глаза. Я следил за дорогой. Я держал обе руки на рулевом колесе.

И у единственного знака Стоп по дороге домой я сидел, проверяя, что происходит слева и справа, затем справа и слева, чтобы убедиться, что никто не проскочит перекресток.

Наконец, когда мы въехали на парковку и я занял ее место у офиса, я вздохнул. Я моргнул. Я оторвал пальцы от руля и заглушил машину. Потом, только потом, я посмотрел на Женевьеву, которая прислонилась к двери, почти заснув.

— Почему тебе было трудно? — прошептала она.

Потому что ты — это ты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Она была важной. Она была особенной и драгоценной.

И у меня была сила уничтожить ее.

Я избежал ответа, сбежав в пронизывающий холод. Я обогнул капот и открыл ее дверь, поймав ее, когда она чуть не вывалилась наружу. — Вау.

— Извини. У меня немного закружилась голова. — Она покачнулась, когда встала на ноги. Она никак не могла подняться по лестнице.

Я подхватил ее и обнял. — Я держу тебя.

— Я могу идти.

— Лгунья, — поддразнил я.

Она опустила лоб на мое плечо. — Я ненавижу это.

— Быть больной? — спросил я, дергая подбородком, когда увидел Пресли в окне офиса.

— Нет. Быть лгуньей.

— Я пошутил, куколка.

— Я знаю. Но это все равно правда.

На верху лестницы мне пришлось опустить ее, чтобы достать ключи из кармана и открыть дверь, потом я снова поднял ее на руки.

Я позволил всем оговоркам вылететь в окно, когда нес ее к кровати. Я усадил ее на край и встал на колени, чтобы расстегнуть молнию на ее сапогах. Я помог ей вылезти из юбки и влезть в мои треники. Я стянул ее свитер через голову, оставив лифчик на ней, взял футболку из шкафа и натянул на ее волосы.

— Я собираюсь пойти и принести тебе лекарства. — Я откинул одеяло и провел ее под него.

— В ванной есть NyQuil. — Она прижалась к подушке, на которой я спал прошлой ночью. — Под раковиной. Он, наверное, просрочен, но сойдет.

Я засуетился, чтобы найти его. Срок годности был просрочен на месяц, но это было лучше, чем ничего. Я вернулся и помог ей сесть, чтобы сделать глоток.

— Блех. — Она высунула язык. — Воды.

— Давай. — Я принес ей стакан и помог выпить. — Что еще?

— Ты ляжешь со мной? — Ее глаза были закрыты. Она отключилась бы через несколько минут.

— Конечно. — Я скинул ботинки и стянул с себя толстовку. От нее пахло металлом из гаража и ветром снаружи. Затем я лег поверх одеяла, когда она зарылась под него.

— Спасибо, что приехал за мной.

— Без проблем.

— Надеюсь, ты тоже не заболеешь. Я, наверное, заразная.

— Я буду в порядке. — Я заправил прядь волос ей за ухо. — Спи.

Она кивнула. — Я рада, что мы друзья.

— Я тоже. А теперь спи.

— Ты мой лучший друг. — Она говорила с закрытыми глазами, почти как во сне. Она определенно бредила от жара. — У меня не было лучшей подруги с пятого класса. Ее звали Мэнди. У нас были ожерелья из латунных сердец. Знаешь, когда у одного человека половина сердца, а у другого — другая половина.

— Да. А теперь спи.

— Кто твой лучший друг? — болтала она.

— Ты, — признался. Может быть, если я отвечу на ее поток безумных вопросов, она заснет.

— Нет, до меня.

— Кейн.

— Твой брат не считается. Он член семьи. Иначе я бы сказала мама. Кто еще?

Я сглотнул. Правда повлекла бы за собой еще больше вопросов, но я не стал бы лгать — только не ей. — Шеннон.

Женевьева подняла ресницы. Эти темные глаза, такие красивые, погрузились прямо в мою душу, пробуждая чувства, которые, как я думал, были похоронены в Бозмане. — Кто такая Шеннон?

— Спи, куколка. Пожалуйста?

Она кивнула и закрыла глаза. Вопросы прекратились. Ее дыхание выровнялось. И когда я понял, что она отключилась надолго, я переместился на кровать, чтобы устроиться поудобнее.

Я достал свой телефон и написал Пресли сообщение, что на сегодня я закончил. Она ответила, что засечет время и сообщит Дэшу.

Женевьева, вероятно, проспит несколько часов. Она будет в порядке, если я пойду в гараж, но я не оставлял ее одну. Не сегодня. Поэтому я закрыл глаза и позволил себе заснуть.

Мне снилась женщина с темно-каштановыми волосами и великолепной улыбкой, которой она не часто пользовалась. Мне снилось, как она шептала в темноте, что я ей нужен.

Я мечтал о своей жене.

Пока этот сон не превратился в кошмар, в котором Женевьева сидела, прихрамывая, на пассажирском сиденье автомобиля, а кровь стекала по краю ее рта.