Шумеры. Забытый мир - Мариан Белицкий

Голова Гудеа из Лагаша

Был ли царь-строитель похож на свои диоритовые статуи? Трудно сказать. В них много элементов стилизации. Впрочем, мы сейчас не в состоянии оценить, насколько шумеры владели искусством портрета и стремились к точному воспроизведению черт лица оригинала. Для них, возможно, важнее всего была основная мысль, выразителем которой был этот царь: стремление к миру и благосостоянию, к возвращению «доброго старого времени». Есть в этом человеке нечто такое, что выделяет его из массы известных нам энси и делает прообразом правителей, имена которых связаны с возникновением и развитием итальянского Возрождения.

Если верить надписям, мечтой, более того, целью жизни Гудеа было служение богам, строительство для них «домов». А надписей он оставил великое множество, в том числе пространный, в 1365 строк, рассказ о постройке храма

Энинну, начертанный на двух глиняных цилиндрах метровой высоты. Когда читаешь этот подробный рассказ с множеством метафор, выспренних слов и искусных оборотов, невольно спрашиваешь себя: для чего, зачем? Не будем спешить с ответом, познакомимся сначала с содержанием этого бесценного документа.

Когда на небесах и на земле судьбы были определены, Лагаш гордо поднял… голову к небу; Энлиль благосклонно взглянул на владыку Нингирсу: «В нашем городе все расцветает как следует…»

И повелел тогда Нингирсу, бог города Лагаша, чтобы выбранный им наместник, правящий его владением, построил большой и прекрасный храм.

Своего царя, владыку Нингирсу, увидел Гудеа в этот день во сне.

Построить дом для него приказал ему Нингирсу.

К великой «божественной мощи» Энинну Обратил он взгляд Гудеа…

Не разгадав смысла этого сна, Гудеа обратился к своей «матери», богине Гатумдуг, за разъяснениями:

О моя царица, священного Ана возлюбленная дочь,

Его воительница, гордо поднявшая голову,

Ты, сохраняющая жизнь стране Шумер,

Знающая, что происходит в твоем городе,

Царица, мать, сотворившая Лагаш!

Когда ты обращаешь свой взор к людям, к ним приходит изобилие;

Юноша, на которого ты взглянешь, обретет долгую жизнь;

Нет у меня матери – ты моя чистая мать,

Нет у меня отца – ты мой чистый отец.

Ты приняла мое семя, в святилище меня родила,

Гатумдуг, как прекрасно звучит твое чистое имя!…

Закончив молитву, Гудеа принес жертвы, благосклонно принятые богиней. После этого он отправился на корабле в храм богини Нанше, которой принес в дар хлеб. В храме Гудеа возливал жертвенную воду и молился:

О Нанше, великая жрица, владычица «божественной мощи»,

Госпожа, подобно Энлилю, определяющая судьбы,

Моя Нанше, чье могущественное слово

Определяет движение всего!

Ты – вестница богов,

Царица всех стран, мать, толкующая сны:

Явился мне во сне мужчина, огромный, как небо,

Огромный, как земля,

Если поглядеть на его голову, был он богом,

Если поглядеть на его крылья, был он птицей Имдугуд,

По облику – ураганом.

По правую и по левую руку от него стояли два льва. Он приказал мне построить для него дом, Но я не разгадал до конца его волю…

Гудеа рассказывает богине обо всем, что увидел во сне, описывает фигуры из сна (к этому мы вернемся в другом месте), смиренно склонив голову, выслушивает слова богини и, радостный, возвращается домой, чтобы начать великое строительство Энинну – «дома пятидесяти». С тех пор все дни и ночи он посвящает этому строительству.

Надпись сообщает о том, как возник план храма, какие сны видел Гудеа, что они означали и как, наконец, начались строительные работы. Царь разослал гонцов, созывавших людей на строительство. И потянулись караваны, везущие из близких и далеких стран все необходимое для сооружения большого храма. Постепенно поднимаются отдельные строения, появляются украшения и т. д. И, наконец, мы узнаем, с какой торжественностью ввели в Энинну бога Нингирсу со всей его свитой.

Не только в «Гимнах о строительстве Энинны», как иногда называют этот текст, но и в других, менее пространных надписях сообщается о том, какие дары приносил Гудеа богам, какие храмы для них строил, как чтил их величие и славил могущество. Проще всего было бы сделать из всего этого вывод, что перед нами царь-святоша, старающийся заслужить милость богов и «долгую жизнь». Но это не так. Набожность, смирение, покорность воле богов, прославление их деяний словом и делом считались первейшим долгом не только правителя, но и самого ничтожного из его подданных – свободных или рабов. Здесь дело в другом. Бурное проявление любви

Гудеа к богам означает нечто большее: «справедливый пастырь» Гудеа, стремясь вернуть богам власть, какую они имели над людьми сотни лет назад, надеется таким образом воскресить славу и мощь Шумера. Ему кажется, что, восстановив традиции, превратив храмы в центры политической, хозяйственной и культурной жизни страны, он сумеет нейтрализовать тяжелые последствия вражеских нашествий, поддержать былое величие своего народа, помешать его упадку, обеспечить мир и сделать своих подданных счастливыми. В поступках этого правителя, равнодушного к громким титулам, избегающего вооруженных столкновений, есть некое трагическое величие, которое заставляет отнестись к нему с особым уважением. Потому что он не только построил Энинну,

дом, который, словно большая гора, достигает небес и ослепительный блеск распространяет на Шумер,

но и сделал прекрасным и богатым свой город, дал возможность его гражданам жить в мире и достатке.

Кроме молитв в «Гимне Гудеа» содержится множество сведений о том, как жили его подданные. Здесь нет ни слова о слезах, несправедливости или принудительном труде. Подробно и живо описывается прекрасная жизнь лагашитов под властью Гудеа:

Мать не поднимала руки на ребенка.

Ребенок не противился словам матери.

Раба, совершившего дурной поступок,

Его господин не бил за это,

Рабыню, попавшую в злую неволю,

Ее госпожа не била по лицу.

К правителю, который дом [храм] строил,

К Гудеа никто не приходил с жалобами…

Царь очистил город от «злых языков», освободил его жителей от «колдунов, которые их притесняли». Еще более выразительно свидетельствует о проведении ряда социальных реформ (которые мы сейчас назвали бы либерализацией общественных отношений) описание торжества, связанного с введением Нингирсу в построенный для него храм. Семь дней длился веселый праздник, во время которого

Рабыня со своей госпожой сравнялась,

Раб шел рядом со своим хозяином…

Гудеа не допускал в своей стране беззакония, он стоял на страже справедливости, как этого требовали боги Нингирсу и Нанше.

Бедного имущий не обижал

И вдову сильный не обижал.

Если в доме не было сына-наследника, с дочерьми поступали по справедливости. Разве здесь не слышится отголосок идей первого в истории реформатора – Уруинимгины? Разве в этом не выразилось желание следовать традиции, что, по мнению Гудеа, являлось лучшим способом предотвратить крушение государства? Стремление Гудеа реставрировать монархию старого типа, по-видимому, нашло поддержку у широких народных масс и у жрецов, которые вновь стали благодаря мероприятиям правителя решающей силой не только в хозяйственной жизни города, но и в политике. Как говорится в «Гимне Гудеа», благодаря благодеяниям Нингирсу, ниспосланным им за исполнение его воли, храмовые амбары были полны масла и шерсти, зерна и вина. С другой стороны, не подлежит сомнению и тот факт, что восстановление традиций ни в коей мере не означало отказа от хозяйственной и политической эмансипации дворца. У правителя были свои владения, у храма – свои. Наряду с этим возникали и обогащались поместья частных лиц – непременный и естественный результат расцвета торговли.

Из «Гимна Гудеа» и других надписей мы узнаем, что Лагаш имел при Гудеа развитые торговые связи со многими странами. Строительный лес ввозился из Урсу, кедры – из Амана, золото – из страны Хаху, диорит – из Магана, крупные каменные блоки – с гор Марту (западные страны). В горном районе Кимаш (в Эламе) добывалась медь, в горах Барсип – асфальт и т. д. Тяжело груженные караваны вьючных животных привозили все эти сокровища в Лагаш. Поэтому неудивительно, что «амбары были подобны Тигру, когда его воды поднялись».