Под тенью проклятья. Город не для всех - Владимир Лещенко

бизнесе, искусстве или даже духовной карьере. Кто-то спился и угас в безвестности.

Эрдаган Лайг не канул в нети, хотя и не преуспел.

Правда, неудача профессиональная обернулась и личной — жена бросила вдруг переставшего быть перспективным академика, оставив на него и дочку, и выскочила замуж за популярного дирижера.

Эрдаган тем не менее стоически перенес крах дела жизни и крах своей поздней, но от этого более крепкой любви.

Вел скромную жизнь провинциального преподавателя, так и не женившись вновь, воспитывал маленькую Лайти, заменяя ей и мать и отца.

И единственный раз по-настоящему проявил свою родительскую волю — когда запретил ей даже думать о том, чтобы продолжить отцовское дело и подавать документы на физико-математический.

Лайти поступила в Университет медико-биологических проблем на факультет молекулярной биологии и преуспела — ибо пошла в папу не только средней внешностью, но и совсем не средним умом.

Внешность, впрочем, не помешала маро Лайти, как её уважительно называли, в двадцать пять лет выйти замуж — как будто удачно — за своего коллегу. А вскоре она уже готовилась порадовать отца внуками.

Первый её ребенок-девочка родилась до срока и умерла на следующий день после рождения...

Тогда-то и выяснилось, что невидимая смерть, с которой слишком часто соприкасался её отец, не оставив внешних следов, угнездилась в её теле, её клетках, в генах и хромосомах.

Муж — любимый и любящий — ушел от неё, и она его не винила. А спустя полгода сердечный приступ свел в могилу отца, не сумевшего пережить трагедию дочери, которую счёл карой за участие в деле создания страшного оружия.

…Еще трижды пыталась Лайти Лайг подарить миру новую жизнь. И дважды дети умирали в утробе до срока…

В последний раз все должно было, по уверениям врачей, кончиться хорошо — и она родила в положенное время и почти без мучений — крупного, красивого мертвого мальчика…

Придя в себя, она, прежде не бывшая особо религиозной в отчаянии, совершила паломничество в знаменитое Дагровийское аббатство.

И принявший её сакритор, выслушав, сказал:

— Возьми себе малыша из приюта. И выбери себе не самого пригожего и не самого даже понравившегося, а самого жалкого, больного и несчастного .Тогда, может быть, Творец снизойдет к твоим молитвам и распечатает твое чрево... Если и нет — будет кому подать стакан воды в старости и пролить слезы на твоей могиле.

Она вернулась в Джерис, твердо решив последовать совету святого отца.

Но тут произошло нечто радикально изменившее ход событий.

В Инавари — соседствующем с Единением небольшом государстве в дельте Миррин — вспыхнула эпидемия гнойной лихорадки — впервые за сто лет. Причем штамм не поддавался обычным лекарствам.

Университет немедля засел за работу, пытаясь создать средство против новой формы вируса, уже казалось полностью побежденного.

Они работали, буквально не выходя из лабораторий, днями и ночами, ибо разросшаяся эпидемия уже грозила перехлестнуть границы Единения, в то время как газеты и визионные каналы в очередной раз вовсю обсасывали тему конца света, вспоминая тот самый Неодолимый Мор, что, по мнению безумного пророка Рондерса, должен будет уничтожить перед всеобщим концом погрязшее в нечестье человечество, пощадив лишь немногих избранных.

А потом, с первыми партиями сыворотки в зону эпидемии отправились и добровольцы, и доктор Лайти Лайг в их числе, вызвавшись подменить своего зама, у которого недавно родился сын.

Три месяца продлилась её эпопея в болотистых долинах и сырых лесах Инавари, когда она моталась между карантинными лагерями и лагерями беженцев (медленно, но верно превращающимися в карантинные) и по еще не затронутым заразой хуторам и селениям. С мандатами, выданными Чрезвычайным советом при правительстве Инавари и в сопровождении местных солдат, ибо в начале эпидемии немало здешних врачей были растерзаны темной толпой по обвинению в распространении заразы.

И вот, незадолго до возвращения на родину, когда моровое поветрие уже шло на спад, в каком-то захолустном городишке поблизости от южной границы, инспектируя эвакуированный туда в спешке сиротский дом, увидела Энид маленькую, худую и голодную девочку в грязном платьишке, к тому же, как гласила надпись на нашитой на платье бирке, полуэльфийку со вполне сэйтским именем — Куитлау. Увидела и вдруг поняла: «Моя!»

Осторожно подошла к ней (Энид, как ни старалась, никак не могла этого вспомнить), присела на корточки, поглядела в её печальные глазки...

И девочка протянула к ней ручонку, неуверенно спросив:

— Мама?

И отшатнулась, увидев, как потекли слезы из глаз вдруг нашедшейся мамы.

Через пять минут маро Лайти явилась, держа девочку за руку, в кабинет управляющего детским домом и ткнув в лицо мандат, не допускающим возражений тоном потребовала выписать документы на ребенка — причем на имя Энид Лайг.

Управляющий возмущенно залопотал было, что, мол, это против правил и законов...

Но сопровождавший Лайти здоровяк-стражник, чью жену и детей сыворотка, привезенная джерисскими добровольцами, вытащила буквально с того света, так выразительно на него посмотрел, постукивая резиновой дубинкой по ладони-лопате, что чиновник предпочел заткнуться.

Через пять дней Энид, отмытая, причесанная и наряженная в лучший костюмчик, что нашелся в столичном магазине, летела в Джерис первым классом, сидя на коленях у «мамы Лайти».

Потом была чертова дюжина самых счастливых лет жизни новоиспеченной гражданки Единения — Энид-Куитлау Лайг. Из худенького заморыша она выросла в изящную, длинноногую красавицу, вслед которой на улице оборачивались особи противоположного пола. Все шло по накатанной колее.

Лучший детский сад, тщательно выбранная школа, обычные школьные радости, подружки и