Любовница Черного Дракона (СИ) - Полански Марика

Нарцисса закрыла глаза и так стиснула зубы, что заныли челюсти. Она знала, что обман рано или поздно вскроется. Понимала, что Натаниэль вряд ли поймет и простит ее за это. Но все же в глубине теплилась надежда, что это никогда не случится.

И все же это произошло.

— Я не собираюсь отчитываться, Натаниэль, — когда Нарцисса заговорила, она даже не сразу узнала свой голос — настолько глухо и подавлено он звучал. — Как не собираюсь оправдываться ни за письма, ни за артефакт.

— Просто ответь на один вопрос: почему?

Сквозь холодность и сталь она четко услышала едва уловимые нотки боли и непонимания.

Взгляд застыл на магической миниатюре городка, который разросся на столе. По крохотным улочкам между белым кирпичных домов с красными крышами и зеленых крон деревьев проносились крохотные экипажи и гуляли жители, одетые в разноцветные одежды. На шпилях ратуши и башенных часов сидели миниатюрные копии ворон и голубей. Ее маленький новый мир, над которым она терпеливо корпела весь день. Неидеальный, но пока Нарцисса создавала его, она думала о том, как поделиться им с Дрейком и какое удивление, а может и восторг, вызовет он у лорда Валлори.

Увы, этому было не суждено случиться.

— А разве ты согласился бы подписать опекунство просто так? — она перевела взгляд с остроконечной башни на Натаниэля. Губы горестно дрогнули, и ведьма, покачав головой, сама же ответила на этот вопрос: — Конечно же, нет. Если бы не Зов Драконьей Крови, если бы мне не удалось бы разбудить Дракона, ты бы отказался. А я не хотела участи, которую постигла Аделин. Ты без зазрения совести хотел использовать меня. Так почему же тогда тебя задевает, что я сделала то же самое? Или это что-то

Натаниэль ничего не ответил. Он подошел к окну и, покачиваясь с пятки на носок, долго и молчаливо разглядывал ночной сад, залитый лунным светом.

В безмолвии секунды тянулись мучительно долго. Когда Дрейк заговорил, в голосе звучал металлический холод палача.

— Сегодня останешься здесь, а завтра я прикажу Стивену доставить тебя обратно в столицу. Я разрываю договор.

Шарик артефакта медленно крутился на подставке, разбрызгивая снопики медового света по стенам. Замок погрузился в сонное безмолвие и только мраморные часы на каминной полке мерно отщёлкивали секунды.

Нарцисса провела пальцами по краю стола и тяжело вздохнула. Больше плакать не осталось сил, и теперь она с давящим равнодушием смотрела на городок, над которым поднималась крохотная луна. Хороший городок получился, прямо как настоящий. Сошедший со страниц ее эскизника, он начал жить своей жизнью. Маленькие часовые шагали по главной площади. Двери паба распахнулись и, залитую желтым светом мостовую вылетел посетитель. Вслед за ним на улице оказались еще трое. Завязалась драка. Вспыхнул свет в соседних окнах, и вскоре вокруг дерущихся собралась толпа. Должны были слышится выкрики и ругань, но вместо этого жители миниатюрного городка махали руками и безмолвно раскрывали рты.

Родившись из строчек на бумаге, они теперь жили своей собственной жизнью, над которой Нарцисса теперь была не властна — крохотный мир существовал согласно своим законам и не собирался подчиняться желаниям и прихотям своей создательницы. И это было нечто более сильное, глубокое, чем вся существующая в мире магия.

Вот только кому до этого теперь есть дело?

Нарцисса отошла от миниатюрного городка и остановилась посередине комнаты. Пока жители ее городка жили, ее собственная жизнь превращалась в руины.

Доигралась. Помнится, Эржабет предупреждала ее, что манипулирование чужими чувствами могут довести до беды, но загнанная в угол обстоятельствами Нарцисса не видела иного пути.

Переполняющие вина, обида и горечь давили на грудь. Ведьма отлично понимала чувства Дрейка — никто не способен выдержать такой удар. Но ведь он даже не удосужился спросить ее, что она чувствует, идя на этот шаг! Он просто поставил условия, давая понять — или будет так, как он сказал, или она идет на все четыре стороны. Но ему оказалось этого мало. Натаниэль решил влезть в ее мысли и то, что открылось, ему предсказуемо не понравилось.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Интересно, а чего ты хотел? — прошептала Нарцисса, будто Дрейк мог ее слышать. — Ты мною пользуешься, а я должна радостно улыбаться? Лучше бы ты в мою шкуру влез, а не письма читал!

Под ложечкой неприятно засосало. Но самое отвратительное было даже не то, что теперь Натаниэль выставлял ее на улицу, в очередной раз заклеймив позором, а предательство Эржабет. Модистка была единственным человеком, которому Нарцисса доверилась и рассказала историю своей жизни. Ту, о которой никто не знал. И уж кто-кто, а Эржабет прекрасно понимала, сколько боли и отчаянья стоит за строчками, сочившимися ядом и цинизмом.

Но ведьма никак не ожидала, что модистка, такая мудрая и откровенная, предаст ее. Предательство выбило почву из-под ног Нарциссы, и ей вдруг показалось, что она снова маленькая девочка с узелком вещей, стоящая перед закрытой входной дверью родительского дома.

Людям нельзя доверять. Никому нельзя доверять.

Нарцисса достала из шкафа саквояж и принялась собирать вещи. Черт с ним с Дрейком! Пусть он решил разорвать договор, но она не позволит обращаться с собой, как с вещью: захотел — достал поиграться, надоела — выкинул. Она сама решит, что ей делать со своей жизнью. Сама уйдет.

Нарцисса вытащила из стола шкатулку. Ведьма невольно порадовалась тому, что не потратила все, что ей давал Дрейк на правах опекуна. Хрустящие ассигнации зашелестели в пальцах — здесь хватит не только на билет, но и на три месяца терпимой жизни в маленьком городке.

В коридоре стояла непривычная тишина — слуги давно спали. Даже охрана казалось спряталась в своих каморках. Нарцисса свернула за угол и выскользнула через боковую дверь в сад.

Ночной воздух приятно холодил раздраженную от слез кожу лица. Нарцисса прикрыла глаза и с облегчением втянула сладковатый аромат заозерских роз. Он успокаивал, внушал надежду, что все будет хорошо.

Перехватив саквояж поудобнее, ведьма направилась по залитой лунным светом дорожке. Ей не хотелось, чтобы кто-то случайно увидел, как она уходит, а потому решила покинуть сад через боковой вход, которым обычно пользовались слуги.

Сердце бешено заколотилось в груди, когда калитка открылась со скрежетом, показавшимся оглушительным в ночной тишине. Нарцисса подумала, что поступила опрометчиво, покидая замок ночью. Нужно было дождаться хотя бы рассвета, чтобы не идти в темноте.

Деревья отбрасывали зловещие тени на дорожку, усеянную гравием. Он тихонько хрустел под ногами. Нарцисса прикидывала в голове, куда как долго ей идти до города, и где можно остановиться в столь поздний час.

Тихий шорох за спиной заставил испуганно обернуться ведьму. Ночная птаха, переполошенно захлопав крыльями, скрылась в густой листве.

— Надо меньше жутких книг читать, — с облегчением выдохнула Нарцисса и нервно улыбнулась.

Разыгравшееся воображение рисовало жутких монстров. А это оказалась лишь птица. Ведьма приободрилась.

В ту же секунду перед глазами взорвалась багровая вспышка боли, и Нарцисса провалилась в черное беспамятство.

Когда официант плотно задернул за собой плотную бордовую штору, изящные женские пальчики, обтянутые белым шелком, подтолкнули пачку помятых конвертов.

Натаниэль вопросительно приподнял бровь.

Леди Блекхарт эффектно промокнула салфеткой уголки рта. Он отметил про себя, что раньше ему до безумия нравились ее губы — сочные, словно припухшие от постоянных поцелуев. Но сейчас в их изгибе виделась капризная порочность их обладательницы. Странно, что он раньше этого не замечал.

— Знаю, ты бы никогда мне не поверил без доказательств, — выражение лица Аннабель выражало горечь, однако в зеленых глазах полыхнул победный огонек. — Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы достать доказательства. Это письма той девицы к своей подруге, мадам Эржабет Пинкертон, модистки с Ивовых Аллей.

— Интересно, что такого ты наплела, что мадам Пинкертон согласилась отдать тебе письма, Аннабель? — наклонив голову набок, Натаниэль смерил оценивающим взглядом собеседницу и стряхнул пепел в бронзовую пепельницу. — Пойти на сделку с такой сильной ведьмой, как она, — затея весьма опасная.