Чумные ночи - Памук Орхан

– Нужно слушать, что говорю я, что говорит власть, и подчиняться. Не верь слухам. Государство держит ситуацию под контролем.

– Вы бы только знали, что́ говорят! – подхватила Марика.

– Расскажи-ка.

– Болтают, будто эту так называемую чуму привез Бонковский-паша, а сейчас, когда его убили, она осталась без хозяина и бродит по городу, как потерявшийся ребенок. Будут еще смерти.

– Еще что?

– Кое-кто, увы, утверждает, что никакой чумы нет. Даже среди греков такие есть.

– Ну, теперь-то, думаю, подобной чепухи уже не несут. Еще?

– Толкуют, что чуму привезли на пароходе «Азизийе». Будто бы крысы оттуда перебрались на лодку, а потом на берег.

– Еще?

– А племянница султана, говорят, очень красивая. Это правда?

– Не знаю, – буркнул Сами-паша с таким видом, будто ему предложили раскрыть государственную тайну. – И вообще, самая красивая – ты.

Глава 20

Следующим утром перед началом заседания губернатор показал членам Карантинного комитета карту, висящую на стене в небольшой комнате рядом с его кабинетом. Отныне в соответствии с принятым накануне решением и правилами эпидемиологической науки на этой карте должны были обозначаться зараженные дома, где были зафиксированы случаи смерти от чумы. Решения о том, какие улицы и кварталы обносить санитарным кордоном, надлежало принимать, сообразуясь с этой картой.

Тут аптекарь Никифорос с преувеличенной вежливостью поинтересовался, когда же губернатор вернет ему кусок ткани с эмблемой его аптеки.

– Я присутствую на заседаниях и голосую так, как вы желаете, – прибавил он.

– Какой же вы, оказывается, настойчивый человек, Никифорос-эфенди! – проворчал Сами-паша, открывая шкафчик. – Вот, пожалуйста! – С этими словами он продемонстрировал кусок ткани членам комитета. – Полюбуйтесь!

Дамат Нури, колагасы, Мазхар-эфенди, священники и все прочие оглядели красновато-розовую ткань, на которой была искусно изображена мингерская роза. Губернатор внимательно следил за выражением их лиц.

– Всем очень понравилась ваша реклама, Никифорос-эфенди!

– Идея принадлежала Бонковскому-паше, – ответил аптекарь.

– В таком случае вы обязательно заберете свою ткань, тем более что в архивную опись ее внесли, никуда не денется. Но сейчас я отдать ее не могу, как бы мне ни хотелось. Вот когда чума кончится и мы будем торжественно праздновать этот день, я у всех на глазах вручу ее вам. Пусть все присутствующие будут свидетелями.

– Вам виднее, ваше превосходительство, – насупился Никифорос.

– Ткань, конечно, ваша… Но мингерская роза принадлежит всему народу.

Историки впоследствии спорили о том, кого имел в виду губернатор Сами-паша, говоря о «всем народе», – жителей острова или же население всей Османской империи.

Вернув ткань в шкафчик, губернатор прошел на свое место, которое обычно занимал во время заседаний Карантинного комитета, и стал быстро зачитывать и ставить на голосование пункты, которые уже успел обсудить с даматом Нури и доктором Илиасом: о том, что часть крепости (в частности, один из ее больших дворов) выделяется под зону изоляции; о том, на каких участках за пределами города будут устраивать новые кладбища; о мерах по охране расселенных домов и так далее и тому подобное. Множество решений, иным из которых предстояло определить историю острова или полностью изменить облик кварталов Арказа, было принято с небывалой поспешностью. После их обнародования наибольшее недоумение у горожан вызовут два запрета: «толпиться» и «собираться группами более двух человек».

– А как же пятничный намаз и речи любимых народом проповедников, которые собирают толпы слушателей? Тоже запрещаются? – поинтересовался русский консул Михайлов.

– Такие полномочия у нас есть, однако не будем торопиться с решением, – ответил губернатор. – К тому же всегда можно прийти в мечеть в одиночку, совершить омовение и намаз, ни к кому не прикасаясь, – какой врач под каким предлогом запретит подобное?

– Тамошние старые, грязные ковры – рассадник всяческой заразы, – послышался чей-то не то насмешливый, не то жалобный голос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Если понадобится, мы, православные, отменим воскресные службы, – высказался глава православной общины Константинос-эфенди. – Паства с этим смирится.

После начала эпидемии церкви опустели, а вот в мечетях стало, как никогда, многолюдно. На погребальный намаз тоже собиралось необычайно много народу.

– Если зараза гнездится вокруг Каменной пристани и в бараках беженцев с Крита, то с какой стати закрывают мою одеяльную лавку в Эйоклиме? – вопросил французский консул месье Андон.

– А потому, что оттуда до гарнизона рукой подать, – усмехнулся кто-то, но останавливаться на этой теме не стали.

Во время заседания консулы продолжали получать через своих секретарей известия о положении дел в городе. Многое, о чем спорили тем днем в Карантинном комитете, разлетелось по всему Арказу в искаженном виде и множестве вариантов: кто-то что-то недопонял, что-то домыслил или просто приплел; кто-то приправил пересказ старыми обидами.

Больше всего говорили о том, что народу от чумы умирает куда больше, чем становится известно, что покойников – в особенности из числа бедняков, мусульман или беженцев с Крита – скрывают из страха перед карантинной службой, которая закроет дом, арестует товар в лавке. На эти толки губернатор отвечал следующим образом:

– Мусульмане с величайшим почтением относятся к покойникам и – вы же сами об этом говорили – к похоронам. А потому быть такого не может, чтобы мингерцы – как нам тут рассказывают – под покровом ночи, словно воры, хоронят умерших, не прочитав над ними молитв, не совершив намаза и не обмыв тела.

– Ваше превосходительство, если вы распорядитесь подать бронированное ландо, мы вас быстренько свозим за военную школу, к старой Каменной пристани! – не сдавался французский консул.

– Да, мне известно, – кивнул губернатор, – что вчера вечером вы с греческим вице-консулом Леонидисом туда ездили. Но там живут не мингерцы, а переселенцы.

– А критянина, который по ночам расхаживает с полной корзиной мертвых крыс и распространяет чуму, вы там не видели? – полюбопытствовал английский консул месье Джордж, известный тем, что никогда не упускает случая пошутить. (Он как раз был природный англичанин и настоящий консул.)

– Столько людей верит в эти истории, что и я, глядишь, поверю.

– Мы знали, что чуму сеет дьявол, но что он с Крита, не ведали!

– В былые времена, – заговорил доктор Нури, – когда во Флоренции или, скажем, в Марселе начиналась чума и местные жители понимали, что их правители не могут с ней справиться, что им не хватает для этого сил, лучшие люди города, и молодые, и старые, создавали добровольческие отряды и обходили дом за домом. Самоотверженные люди, герои, которые пекутся не только о собственной жизни и готовы пожертвовать собой ради общего спасения, есть и на этом острове.

– Такие, как доктор Александрос?

– Может, у нас и есть такие, кто решился бы на жертву ради Мингера. Но теперь, когда все друг на друга ополчились, добровольцев не найдется.

– В наши дни не так-то просто убедить мусульманина пожертвовать собой ради христианина, а христианина – ради мусульманина. Подумайте, по чьей вине мы до такого дошли.

– В мусульманских кварталах должны действовать добровольцы-мусульмане, в христианских – греческая молодежь, – не сдавался английский консул.

– Есть еще способ: перенять тот образ действий, который англичане с успехом практикуют в Индии.

– Мы только сейчас от вас узнали, что англичане в Индии, оказывается, успешно борются с чумой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Там, где никто не хочет быть добровольцем и не понимает, зачем это нужно…

– Военные их насильно добровольцами сделают!

– Нет, господа! – вмешался дамат Нури, с улыбкой глядя на русского консула Михайлова. – В этом случае по домам будут ходить не добровольцы, а солдаты.

Наступила тишина.