Бунт Хаус (ЛП) - Харт Калли

Быстро глотая воздух, я не теряю ни секунды, направляюсь прямо к двери справа, осматриваюсь в поисках пышного черного пера, которое, как сказала подруга, должно быть прибито к дереву. Оно как раз там, где и сказала Карина.

Я на месте.

Заперта ли его дверь?

Какая-то часть меня думает, что да, безусловно, Рэн - частное создание, и он, вероятно, яростно охраняет свое личное пространство.

Но с другой стороны, он еще и высокомерен. Осмелятся ли Пакс или Дэш войти в его святая святых без его разрешения? Маловероятно. И в каком мире Рэн мог бы представить себе постороннего человека, имеющего наглость ворваться в его дом, а затем нарушить уединение его спальни? Конечно, не этот мир, в котором все, с кем он соприкасается, ученики и учителя, боятся его.

Когда я кладу руку на медную дверную ручку, по спине пробегает дрожь странной энергии. Сколько раз Рэн клал свою руку сюда, на эту самую полированную, холодную медь? Тысячу раз. Больше. Сотни тысяч раз. Он прикасается к этой дверной ручке чаще, чем к любой другой вещи в этом доме, и от этого знания у меня на щеках появляется румянец. Мне кажется, что он и я здесь вместе, наши ладони покоятся на одном и том же полированном металле, как будто мы с ним держимся за руки…

Боже мой, Элоди! Да что с тобой такое, черт возьми?

Поворачиваю дверную ручку, больше не задаваясь вопросом, будет ли она открыта, зная, что будет…

Дверь действительно не заперта.

И вот я стою в спальне Рэна Джейкоби.

Если бы у меня хватило смелости, я бы включила свет и хорошенько осмотрелась, но я нервничаю больше, чем думала. Через два огромных эркера, выходящих на север, льется достаточно лунного света, чтобы я могла хорошо все видеть, и я не хочу рисковать, предупреждая проезжающих по дороге, что в доме кто-то есть.

Комната огромная, по меньшей мере, вдвое больше моей комнаты на четвертом этаже академии. Чудовищная кровать королевских размеров доминирует в этом пространстве, с резным изголовьем из цельного дерева за горой подушек, которая поражает своей замысловатостью. Поскольку все цвета в комнате приглушены и замутнены наступающей темнотой, простыни могли быть серыми, но они также могли быть и синими. Что-то внутри меня резко переворачивается, когда я вижу военные углы, которые Рэн, должно быть, сложил сегодня утром, в тот момент, когда вылез из этой огромной кровати.

Стены увешаны полками, на которых громоздятся высокие стопки книг. Здесь так много книг, старых и новых, потрепанных и изношенных, глянцевых и непрочитанных, что они втиснуты в каждое пространство, лежат на боку и впихнуты в крошечные промежутки, куда бы они ни поместились.

А что еще здесь есть? Давайте посмотрим…

Никаких фотографий в рамках, гордо висящих на стенах. Никаких фотографий вообще. Патинированное зеркало в старинной позолоченной раме прислонено к комоду слева от кровати. Кроме этого, в комнате нет настоящего декора.

Хмм. Никакого телевизора.

Стопки бумаги лежат забытые поверх ворсистого ковра, перед открытой пастью недавно использованного дровяного камина. Скомканные клочки бумаги лежат по углам, брошенные на пол и забытые. В той или иной форме повсюду валяется бумага: старые корешки билетов, засунутые под край обшивки окна; стопка старых плакатов, испачканных по краям, свернутых в трубочки и скрепленных резинками, пьяно прислоненных к дверце шкафа; пачки писем, пылящиеся на старомодном письменном столе.

Я смотрю вверх, и мое дыхание останавливается в основании моего горла. Ну, черт возьми. Это место полно чудес, особенно когда вы делаете паузу, чтобы проверить вид над вашей головой. Потолок — это не обычный потолок. Это чистый металл. Когда-то у моей бабушки в гостиной был жестяной потолок, на котором стояли штампы и тиснения еще 1890-х годов, но этот совсем не такой.

Это медь, полированная и блестящая даже в полутьме — огромное пространство полированной меди, которая поднимается в центре, образуя фокусную точку, притягивающую взгляд.

Это ошеломляюще красиво и совершенно непрактично, и я не могу себе представить, чтобы Рэн заказал что-то подобное. Я также не могу себе представить, чтобы он ссорился с другими парнями, чтобы убедиться, что он заполучил эту комнату, прежде чем кто-либо из них сможет это сделать.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это должно выглядеть невероятно, если включен один из торшеров. Когда Рэн ложится спать каждую ночь, он смотрит на свет, играющий на бороздках и зернах прекрасного металла, и, вероятно, ему это не нравится. Его собственное великолепие, вероятно, затмевается.

Что-то в этой комнате кажется морским, как каюта капитана старого галеона. У меня нет никаких причин так думать — здесь нет никаких морских безделушек или тематических украшений. Здесь царит хаотичный беспорядок в сочетании с безжалостной организацией других аспектов внутри комнаты, что создает впечатление, что эта спальня занята самым эксцентричным умом.

— Элли! Поторопись, черт возьми! Я тут вся вспотела! — Голос Карины доносится до меня снизу, кристально чистый и достаточно громкий, чтобы напугать меня до смерти.

Она права, Стиллуотер. Ты пришла сюда не для того, чтобы глазеть на его способности к дизайну интерьера. А ну-ка шевелись!

Я повинуюсь голосу осуждения, шепчущему мне на ухо, и спешу через всю комнату к письменному столу. До сих пор меня терзали сомнения. Я верила (Надеялась? Боже, какая я жалкая), что Том по какой-то причине лгал, и что моего телефона здесь не будет. Эта надежда рассыпается в прах, когда я вижу знакомый золотой футляр, лежащий на открытой книге, прямо там, в центре стола Рэна.

Я переворачиваю телефон, и экран полностью отремонтирован. Том, должно быть, сработал очень быстро; не могу поверить, что не усомнилась, когда он сказал, что на это у него уйдет целых три дня. Мудак.

Прижимаю палец к кнопке «пуск», и экран загорается, перечисляя все звонки и сообщения, которые я пропустила от Иден, Айлы и Леви. Несмотря на искушение, я сопротивляюсь желанию разблокировать телефон. На это нет времени.

— Элоди! Я не шучу! Пошли отсюда!

Я опускаю телефон в карман куртки, уже обдумывая все возможные способы причинить вред Рэну Джейкоби за этот проступок, когда мой взгляд натыкается на фразу на странице открытой книги, которая приклеивает мои ноги к голым половицам.

… дверь открыл я: никого, тьма — и больше ничего…

Я знаю эти строки.

Я откуда-то их знаю, но просто не могу вспомнить откуда…

Мягкий скрип нарушает тишину, внезапное, тяжелое молчание присутствия у меня за спиной. Мурашки бегут по коже, каждый маленький волосок на моих руках и вниз по шее встает дыбом под воздействием другого создания, входящего в комнату.

Оххххх чееерт.

— Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный…, — бормочет приглушенный голос. Голос из шелка, меда и грубого лезвия тупого клинка. Он вонзается в меня с нежной сладостью, которая наполняет меня страхом. — …в грезы, что еще не снились никому до этих пор; тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака; слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»

Я медленно выпрямляюсь и делаю шаг назад от стола.

— По, — произносит голос позади меня. — В последнее время он немного переборщил, учитывая его недавнее восхождение к славе хипстера, но я уже давно фанат «Ворона».

Со всей возможной осторожностью я оборачиваюсь и вижу, что в изножье кровати стоит Рэн. После того, как я так долго видела его только в потрепанной черной футболке и джинсах, я ошеломлена его видом в костюме и галстуке. Покрой блейзера очень изящен. Брюки тоже идеально скроены. Он выглядит просто невероятно, но не его одежда лишила меня способности складывать слова. Это просто... это он. Его черные волосы и то, как они вьются вокруг ушей. Очертание его полных губ и небрежный, насмешливый наклон рта вверх. Едва заметный намек на щетину на его подбородке и острые, оценивающие глаза, которые сверлят меня, как лазеры, с другой стороны комнаты.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})