Слёзы Марии-Антуанетты - Жюльетта Бенцони

— Если я не ошибаюсь, новость о приезде Полины стала для тебя шоком? — спросил он полусерьезно-полунасмешливо.

— Шоком? А у тебя воображение не разыгралось?

— Не думаю. Ты замолчал и, кажется, даже размечтался, разве не так?

Альдо дерзко поднял бровь:

— Ты, значит, следишь за мной? А я-то считал, что ты занят только красавицей Леонорой! Но на твой вопрос я отвечу. Скажем так: новость меня удивила. Когда мы оба познакомились с ней на пароходе, идущем в Нью-Йорк…

— И во время пребывания в Ньюпорте, где ты был один…

— И в Бостоне, где меня не было, я понял с ее слов, что она окончательно возвращается в родную страну и Европа потеряла шанс увидеться с ней вновь. Кстати, ведь это ты предложил устроить выставку ее скульптур в Париже?

Внезапно Жиль Вобрен расхохотался:

— Я все время забываю, что у тебя потрясающая память! Верно, мы об этом говорили, и когда она приехала в Бостон, чтобы помочь мне, я повторил свое предложение. Именно это и стало главной причиной ее приезда, а вовсе не Мария-Антуанетта, которую она, как мне кажется, недолюбливает. Хотя Версаль обожает… И я радуюсь возможности привезти ее сюда!

У Альдо неприятно кольнуло сердце при мысли, что все его фантазии оказались пустыми, но он обладал достаточной властью над собой, чтобы ничем не выдать себя.

— Похоже, в ближайшее время ты будешь очень занят, дружище?

— Чем же?

— У тебя слишком много дел. Выставка Полины, новый виток американского кошмара в лице требовательной миссис Лоуэлл. И где здесь место для прекрасной леди Кроуфорд?

Жиль напустил на себя фатовской вид, что совершенно ему не шло, и Морозини захотелось как следует стукнуть его.

— Я сохраняю надежду уладить все эти дела с присущей мне ловкостью. Если хочешь знать правду, мне будет приятно видеть Полину и Леонору одновременно.

— Чтобы сравнивать их? Надо же, сколько в тебе отваги! Забавно было бы на это посмотреть, но, увы, этого удовольствия я буду лишен…

— Ты возвращаешься в Венецию?

— Не завтра утром, но мне пора об этом подумать. Невзирая на все эти убийства, выставка имеет огромный успех, и я не собираюсь неделями следить за моими алмазами. Охрана настолько усилена, что им уже ничего не угрожает.

Выпив кофе и обсудив последние детали предстоящего праздника, гости стали прощаться с любезной хозяйкой, принимавшей заслуженные похвалы. Альдо направился в гостиницу вместе с Мари-Анжелин, которую за весь вечер ему так и не удалось отвлечь от оживленного разговора с профессором. Это обстоятельство никак не улучшило его настроения.

— Что на вас нашло, План-Крепен? К чему вам идиллические отношения с этим старым безумцем?

— Во-первых, он не старый безумец, а подлинная сокровищница знаний, если дело касается Версаля в целом и Марии-Антуанетты в частности. Он сообщил мне много нового, — вскинулась она, сразу устремившись в атаку. — И не называйте меня «План-Крепен»! Только наша маркиза имеет на это право. В устах всех прочих это звучит для меня оскорбительно!

Альдо, тут же раскаявшись, нежно взял старую деву под руку:

— Простите меня, Анжелина! Вся эта история подействовала мне на нервы. Думаю, пора уже возвращаться в Венецию.

Она резко остановилась и взглянула ему прямо в глаза.

— Нет, вы этого не сделаете! Разве можно уезжать в тот момент, когда начинается самая потеха?

— Четыре убийства? У вас странное понятие о развлечениях!

— Я неудачно выразилась: в тот момент, когда начинается самое интересное. Посмотрите на меня, Альдо, и скажите, неужели вы действительно хотите уехать, так и не узнав, чем закончится эта история? Не выяснив хотя бы того, что случилось с полковником Карловым?

— Послушать вас, так я собираюсь дезертировать перед лицом врага.

— Именно так я и подумала! Кроме того… если вы уедете, ваша тетушка Амели захочет вернуться на улицу Альфреда де Виньи, и мне придется последовать за ней!

— Тем самым ваш роман с Аристидом Понан-Сен-Жерменом будет задушен в зародыше!— Перестаньте говорить глупости! Я хочу побольше узнать о нем и особенно о созданном им союзе приверженцев королевы. Не спрашивайте почему, но мой нос подсказывает мне, что эти фанаты — по моим сведениям, эта веселая банда вполне заслуживает; именно такого наименования, — могли бы оказаться очень полезными для нас.

— И об этом вам поведал нос?

— Если вы позволите себе хоть малейший намек на его длину, я перестану с вами разговаривать!

— Ну-ну, Анжелина, — улыбнулся Альдо и высвободил руку, чтобы удобнее было идти. — Вы все-таки не Сирано де Бержерак, так что шпагу из ножен не выхватывайте. А вообще, — добавил он, вновь становясь серьезным, — будьте осторожны! Эти люди, конечно, полоумные, но любой фанатизм — вы сами произнесли это слово! — может оказаться опасным. Поэтому держите меня в курсе!

— Значит, вы остаетесь! — возликовала она. — Не представляю, как я стала бы рассказывать вам о последних событиях по телефону или по телеграфу.

— Разумеется. Но у вас есть Адальбер, мое второе «я». И, знаете, он тоже хочет нанести визит профессору под предлогом, будто существует некая параллель между Марией-Антуанеттой и Нефертити…

— Это полный идиотизм, Понан-Сен-Жермена не следует принимать за глупца! В любом случае, — добавила она, наморщив нос, — и комиссар Лемерсье не давал вам разрешения на отъезд!

Альдо не хотелось затевать новую дискуссию, и он оставил за Мари-Анжелин привилегию последнего слова.

Когда они вернулись в отель, портье передал ему два письма. Одно с венецианской маркой, в конверте из голубоватой веленевой бумаги[56]: адрес написан размашистым элегантным почерком Лизы. Второе — без почтового штемпеля: просто записочка, сложенная по старинной моде и запечатанная зеленым восковым кружком с изображением розы. Очень романтично.

— Примерно час назад его принес какой-то мальчик, — объяснил портье, ответив на безмолвный вопросительный взгляд своего клиента.

Естественно, первым Альдо вскрыл именно это послание. Внутри оказался следующий текст:

«Приходите сегодня вечером или, если это невозможно, завтра около одиннадцати, но приходите один! Мне нужна помощь. Каролин Отье».

И ничего больше! Ни намека на вежливую просьбу или на причину, побудившую девушку обратиться к нему. Только две не слишком ободряющие строчки! Призыв о помощи, скорее походивший на приказ, а Морозини не терпел, когда ему приказывали. Особенно если приказывает особа, без колебаний отправившая его в тюрьму! Кроме того, он должен был прийти один. Почему? Это напоминало ловушку. Впрочем, он не привык отступать, напротив, авантюрный дух вкупе с любопытством побуждал его отправиться на свидание. Да и сама эта обворожительная, хрупкая Каролин принадлежала к числу тех женщин, которым очень легко превратить человека чести в своего защитника…