Калейдоскоп. Расходные материалы - Сергей Кузнецов

– Альберт, – взвизгнула Филис, – ты бессовестная свинья! Как ты мог так поступить со мной?

– Я думал, он в самом деле журналист, – пожал плечами Альберт, – хотя меня удивил его акцент. Но ничего страшного, я дам тебе пятьсот долларов, только съезжу в банк – и дам.

– Пятьсот долларов! – воскликнула Филис. – А мое честное имя?

– Ну, кто же тебя просил быть такой податливой, – не удержался Генри.

– Генри, дорогуша, помолчи, пожалуйста, это дело между мной и Альбертом. Я считаю, он должен поймать этого человека, поймать и примерно наказать.

– Как я его поймаю? – Альберт снова пожал плечами. – Ты ведь не хочешь идти в полицию?

– Какая полиция, милый? От полиции никакого толку! Надо обратиться к Зеленой банде.

– А при чем тут я?

– Их наверняка знает твоя китайская подружка, с которой ты то и дело встречаешься в казино «Фушен».

– Су Линь? Откуда? Она не знает никаких бандитов.

– Милый, ты такой глупый! Здесь все китайцы знают Зеленую банду. Ду Юэшэн – лучший друг Чан Кайши, помог ему избавиться от красных!

Альберт знал эту историю: дядя рассказывал, как четыре года назад Чан Кайши порвал с Коминтерном и люди Ду за несколько дней разделались с красными в Шанхае. Правда, в дядином пересказе этот эпизод приобрел какой-то невероятный масштаб: послушать его, так за несколько дней Зеленая банда перерезала пять тысяч коммунистов.

– В принципе, Филис права, – сказал Генри. – Гангстеры заправляют в Шанхае всем. Ты слышал, что Хуан Цзиньжун недавно купил развлекательный центр «Грейт Уорлд»?

– Конечно. Но мне говорили, что Цзиньжун – бывший глава полиции французского квартала.

– Вот в этом-то и разница между китайскими гангстерами и американскими, – сказал Генри. – Китайские гангстеры могут одновременно возглавлять банду и работать в полиции. Они даже отдыхают вместе, бандиты и полицейские. Крепят дружбу. Что ты хочешь? Это Азия.

– В любом случае, – сказал Альберт, – я не буду говорить об этом с Су Линь. Она не имеет никакого отношения ко всяким бандам!

– Милый, ты такой наивный! Откуда же тогда у нее столько денег? Ее отец наверняка большая шишка в Зеленой банде. Может быть, даже сам Ду Юэшэн! Помнишь «Дочь дракона»? Там как раз китайская принцесса оказалась дочкой Фу Манчу!

– Ты слишком много смотришь кино, Филис, – сказал Альберт. – Я не буду говорить с Су Линь. Это, в конце концов, просто невежливо. Мы едва знакомы.

– Милый, не ври мне! – сморщила носик Филис. – Вы видитесь каждую неделю!

– Я встречал ее всего несколько раз, – ответил Альберт, – да и вообще, почему я должен перед тобой оправдываться? К тебе в постель залезает первый попавшийся проходимец…

– Ну вот, – губы Филис задрожали, – я так и знала, что ты будешь меня этим попрекать!

– Ладно, хватит, – прервал ее Генри. – Давайте спустимся и потанцуем, как раз время «чайного танца».

«Астор-хаус» был один из первых шанхайских отелей, введших в моду танцы днем. И если по вечерам мужчины, как правило, танцевали с хостесс и такси-дансерз, то на «чайные танцы» приходили со своими подругами.

– Да, – сказал Альберт, – пойдемте вниз.

Нежно-голубые стены зала «Астор-хауса» были расписаны порхающими сильфидами, а круглый задник на сцене, где играл оркестр, изображал расписанный пятью цветами хвост павлина.

– Ты представляешь, дорогуша, – сказала Филис, подбегая к Генри, – Альберт предложил нам поехать вместе с ним! Он собирается в Макао, потом в Гонконг, потом в Ханой – я всегда мечтала там побывать! Мы будем путешествовать втроем, разве не здорово?

– Ты шутишь? – спросил Генри.

– Ничуть, – сказал Альберт. – Потом переплывем океан, отправимся в Южную Америку, пройдем Панамским каналом, доберемся до Египта, посетим Афины и повидаем старушку-Европу.

Кажется, он в самом деле не шутит, подумал Генри. В конце концов, может себе позволить такое путешествие. Разве Альберт не говорил, что у него денег куры не клюют? Одним мановением руки он изменит всю нашу жизнь.

– У вас много вещей? – спросил Альберт. – Успеете собраться до завтра?

– Да, конечно, – потерянно ответил Генри.

– Отлично. Я закажу билеты, и мы завтра вечером отплываем в Макао, – сказал Альберт.

– Милый, ты просто ангел! – сказала Филис. – Пойдем танцевать!

Оркестр заиграл вальс, пары закружились под сенью мраморных колонн, увенчанных кариатидами.

Что станет с нами? – думал Генри. – Мы не сможем остановиться, будем путешествовать втроем, с континента на континент, из одного порта в другой. Альберт женится на Филис, а я буду чем-то вроде мажордома… вроде аны у китайских уличных проституток… что-то вроде личного секретаря у Альберта.

Внезапно Генри увидел себя через десять лет: постаревший, с оплывшим подбородком, во фланелевом костюме и черно-белых туфлях, он разливает виски в гостиной отеля где-нибудь в Северной Африке.

Танцоры кружились. Музыка играла. Сжав губы, Генри глядел, как рука Альберта обнимает Филис. Другие фигуры то и дело скрывали их, пара то появлялась, то исчезала, словно в каком-то кукольном представлении.

Через несколько дней, думал Генри, мы утратим связь со всем миром простых людей, озабоченных хлебом насущным. Мы понесемся по волнам, как пьяный корабль Артюра Рембо, будем «победно проходить среди знамен и грома и проплывать вблизи ужасных глаз мостов».

Голова кружилась. Вероятно, так чувствовали себя в Средние века те, кто рискнул продать душу дьяволу. Он будто вновь заглянул в бездну – и на сей раз бездна сама позвала его, пригласила в свои глубины.

Ну вот, подумал Генри, дело сделано. Теперь я пропал.

Конечно, наши души никому не нужны: дьявол пожалеет за них даже ломаного гроша. Назавтра в полдень портье «Астор-хауса» отдаст Генри и Филис конверт, оставленный Альбертом, который покинул Шанхай утренним рейсом на Макао. Внутри были 600 долларов и записка:

Дорогие Генри и Филис!

Я не могу больше оставаться в этом проклятом городе, уезжаю немедленно. Надеюсь когда-нибудь встретиться с вами. Напишу из Макао, как устроюсь. Мне будет вас не хватать. Удачи.

Ваш Альберт Девис

– Хреновые из нас с тобой вымогатели, дорогуша! – скажет Филис, а Генри рассмеется хриплым лающим смехом.

* * *

Амой, 15 января 1932 года

Дорогие Генри и Филис,

При первой возможности шлю вам открытку. На фото – вид на гавань порта Амой, первого нормального города на пути в Макао. После морской качки с удовольствием чувствую под собой твердую почву, так что недельное ожидание парохода до Гонконга кажется не досадной помехой, а подарком судьбы.

Амой – миленький городок, уменьшенная копия нашего Шанхая: крошечный международный сеттльмент, маленькая британская концессия, даже сикхи на перекрестках кажутся ниже ростом. О местных джазовых клубах и говорить не хочется, по вечерам остается напиваться в баре с британскими чиновниками и торговцами, в равной степени страдающими от малярии.

Все это так старомодно, что даже трогательно. Вероятно, пару десятилетий назад та же жизнь была в Шанхае, да и во всех колониях. Мой дядя, наверное, до сих пор грезит о старых днях, когда британский офицер чувствовал себя как дома в любом порту Индии или Китая: те же исполнительные слуги, тот же скотч в стаканах, тот же вкус хинина. И главное – неизменное чувство превосходства. Вы не поверите, но здешние британцы до сих пор ощущают себя посланцами великой Империи, в таком киплинговском стиле. Америка для них – отрезанный ломоть, глухая провинция. Да, они слышали про Сан-Франциско – это городок, куда удирают из Амоя прощелыги-китайцы. Джаз, кино, современные танцы – все это для них новомодные глупости, недостойные настоящих мужчин.

Вчера вечером, когда жара чуть спала, я забрел на местное кладбище. Надписи на старых надгробьях показались мне исполненными печали и какой-то романтики. Люди, которые легли в эту землю десятилетия назад, жили в совсем ином мире. Уплывая из дома, они не чаяли вернуться: Империя призвала их, и они откликнулись на призыв. Старые надгробья теряются в буйной растительности, но все еще можно разобрать воинские звания, и кажется, будто «майор» или «бригадир» – это все, что они хотели рассказать о себе Богу.

Мои предки были такими же. Здесь, в старом городе, которого не коснулись суета и разврат современного мира, я вдруг испытал чувство родства – куда большее, чем на семейных обедах в Лондоне или в Оксфорде. Хотя, может быть, всему виной виски: сейчас я смутно вспоминаю, что я пытался петь «Правь, Британия!». Боюсь, местные британцы решили, что я над ними издеваюсь, но я был вполне искренен, хотя и пьян.

Милая Филис, жаль, что тебя нет со мной. Здешние англичанки страшны, как… не подберу сравнения… страшны, как англичанки, а китаянки с трудом могут связать пару слов на пиджин-инглиш. Впрочем, о чем это я? Даже будь здесь сама Марлен Дитрих, я бы все равно скучал по тебе.