Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - Григорий Василенко

— Зачем понадобился тебе Феськов?

— Генерал Букретов приказал мне найти Феськова и поступить в его распоряжение.

— Нашел?

— К тому времени он был уже арестован.

— Кто тебе сказал?

— Ольга Петровна.

Крикун и Гуляев переглянулись. Мацков пожалел, что назвал жену, насторожился, предчувствуя, что с ней будет разговор.

— Ольгу Петровну вы не трогайте, — сказал он угрожающе, изображая из себя заступника слабого пола. — Она женщина горькой судьбы. Первый муж умер от туберкулеза, и я не жилец. Она ничего не знает.

— Какие еще получил задания? — продолжал допрос Крикун.

— Я сказал все.

— Так уж и все? Купил мельницу, потом лесопилку. Зачем они тебе понадобились? Карася нанял в батраки и убрал, а жинка его плаче. По ночам в Павловской засиживался с бывшими офицерами. Яки таки дела решали? Давай рассказывай.

 

Мацков уходил от ответов на эти вопросы, пытаясь все свести к тому, что время убивали за игрой в карты. Крикун не соглашался с ним, намекая на то, что все участники сборищ известны и играть в карты можно было с открытыми дверями, вместе с хозяйкой. Это заставило Мацкова-Кривенко заговорить о том, что реально действующих подпольных групп, которые предлагалось организовать, ему создать не удалось, хотя разговор об этом он вел.

Что касается мельницы, то купил ее с компаньоном, чтобы как-то прокормиться в тяжелое голодное время, но не смог объяснить, откуда взял деньги на покупку, и очень неохотно говорил о Карасе. Из показаний выходило, что послал он Карася продать муку и тот больше не вернулся.

— Куда послал Карася? — снова спросил Крикун, нащупав уязвимое место в показаниях Мацкова.

— Я сказал.

— А сам чего смотался из Павловской? Ото, Карась рассказал, шо был в ЧК, и вы его решили убрать, шоб не узнали, кому муку носыв. Так?

— Зачем спрашиваете, если все знаете? — нервничал Мацков.

— Значит, так, — подвел итог первому допросу Крикун, — приехал к нам тайком под другой фамилией, с револьвером в кармане (понятно, чтоб стрелять большевиков и всех, кто попадется на дороге), смутой заражать казаков, подбивать их против пролетарской власти, бандитам помогать и сообщать шифром своим господам-буржуям за границу. На первый раз хватит. Подписывай протокол.

 

Чекистам предстояла большая и нелегкая работа по расследованию дела Мацкова-Зимина-Кривенко, но главное уже было сделано — тот неизвестный, который, выполняя задания контрреволюции, мог причинить много зла на кубанской земле, был обезврежен.

Все реже и реже на горных тропах и в плавнях раздавались бандитские выстрелы, разносившиеся тревожным эхом в округе.

В станицах и на хуторах уже не полыхали по ночам пожары, не рыскали с обрезами бандиты, установилась тишина. Станичники пахали поля, сеяли и убирали урожай без винтовок за плечами. Все реже к ним наведывались чекисты, жившие все эти годы напряженными, полными самоотверженности буднями борьбы с теми, кто посягал на завоевания Великого Октября. Врагов настигло неотвратимое возмездие.

«Вчера, 17 апреля 1923 года, — сообщала газета «Правда», — военная коллегия Верховного Суда начала слушание, в открытом заседании дела о 15 белогвардейцах, ведших ожесточенную борьбу с Советской властью.

Начало «операций» подсудимых относится к двадцатому году, когда после разгрома деникинской армии на Кубани и подавления восстания генерала Фостикова остатки их армии скрылись в лесах Кубанской области и положили начало бандитизму. Отдельные бандиты объединялись под командой офицеров бывшей царской армии и совершали налеты на населенные пункты Кубанской области; грабили и убивали представителей Советской власти. Одним из организаторов таких банд, особенно проявивших себя ожесточенностью, был бывший полковник Рутецкий-Белов, скрывавшийся в лесах, чтобы не регистрироваться в числе военных специалистов. Около трех лет Белов скрывался в лесах, принеся Советской власти и населению Кубанской и прилегающих областей неисчислимый вред. Все подсудимые признали себя виновными в части преступлений, инкриминируемых им обвинительным заключением».

ЧИСТЫЕ РУКИ

1

Майор Силенко оторвался от своих бумаг на столе и вспомнил наш недавний разговор с секретарем райкома партии после собрания.

— Да... Секретарь райкома был прав, — сказал задумчиво. — Для кого-то война закончилась, а для нас она продолжается. Правда, ее сейчас не слышно, кругом тишина, а нет-нет да и даст о себе знать, так сказать, крупным планом! Кому-кому, а нам-то ясно, что с гитлеровцами убежали не все их пособники — старосты, полицаи и всякого рода предатели из зондеркоманд и фельджандармерий, у которых руки в крови. А сколько они агентуры навербовали?.. Вот хотя бы этот, — показал майор на лист с машинописным текстом на полстранички. — Некий Тюпа из зондеркоманды. Принимал участие в расстрелах советских граждан. Где он теперь, этот Тюпа? А найти его надо во что бы то ни стало. Немало предателей скрываются под другими фамилиями, а то и просто отсиживаются на чердаках, в подвалах, в темных норах, как суслики, и дрожат. Найди их! Одним словом — работы нам с тобой на годы.

Крепко сбитая коренастая фигура начальника отделения майора Силенко с копной уже седеющих, но все еще густых волос и безупречно сидящий на нем китель подчеркивали не только его внешнюю опрятность, но и аккуратность во всем, в том числе и в работе.

— Я предпочитал бы открытый бой, как на передовой, — сказал я, глядя на тощую папку, раскрытую на столе майора. — По крайней мере, там все ясно, с НП многое можно увидеть. Недаром же всю войну стремились овладеть высотой, господствующей на местности. Посмотришь с нее, и обстановка проясняется. А тут...

— Узнаю фронтовика, — прищурился добрыми глазами майор. — Но в данном случае мы оказались на наблюдательном пункте в темную ночь, когда не только противника не видно, но даже неизвестно, какой он из себя. Читай вот и удивляйся, как тут мало сказано. Строители говорят — нулевой цикл. И у них, между прочим, на этом цикле всегда возводится здание! Ясно? В общем, делай заметки, обдумывай план действий. Потом обменяемся мнениями.

В свое время майор посадил меня рядом с собою, за соседний стол, и взял надо мною шефство с целью «сделать из меня работника». Я у него все время был на виду и выполнял только его поручения. Приходилось работать не только в дневное время. Сам он трудился без устали, оставаясь за рабочим столом далеко за полночь. Такой распорядок был у всех, кто работал на том невидимом фронте в первые послевоенные годы.

Передав тоненькую папку с бумагами, майор задержал свой взгляд на мне, видимо, пытаясь уловить мое отношение к поручению, в основе которого, по его же словам, был пока только «нулевой цикл».