Я так хочу - Оксана Фокс

верёвок-артерий, на сцену хлюпала жидкость, заливала всё алым. Музыканты как подкошенные валились вперёд, треснутые лица леденили живую кровь.

Лина не считала дубли, снова и снова погружавшие в абсурдный страх. Из лап постановочного кошмара вырвал спазм в желудке, напомнил, что она живая и не ела с прошлого дня. Посмотрев на левое запястье, Лина удивилась, не обнаружив часов. Видимо в спешке забыла на тумбочке... Ярко освещённый бункер без окон не давал представления о времени. Она отыскала в кармане телефон и выдохнула. Как может быть десять вечера?!

Лина обернулась. Берри вышел из гримёрки в чистой рубашке. Он не планировал останавливаться. Музыканты вновь занимали позиции на улицах города. Спустя минуту съёмок, Крис поднял скрещённые руки, снова прервал запись. Фонограмма оборвалась. Забросив гитару за спину, он в тысячный раз спорил с режиссёром. Оба не церемонились в выражениях, только Нао звучал визгливее. Бордовый, давно скинувший шубу, он засучил рукава водолазки, бросил кепку в ноги:

– Кит, сукин сын! Я умываю руки, делай, как знаешь! Твою ж мать! – грохнув дверью, Щварц сбежал в комнату отдыха.

Коренастый оператор не оглянулся. Он выслушал Берри, собрал камеру и занял новую точку между деревянной телегой и окнами бара. Следом за ним перетащили прожектора техники, заново размещая оборудование. Рабочие перенесли дымовую установку.

Прищуренные глаза Кристофера лихорадочно блестели. Сунув руки в карманы, он оглядел новую экспозицию. Пользуясь секундой статики, подбежали визажисты. Они спешно правили грим, собирали пот на висках и над верхней губой, но Берри уже летел на сцену и отрывисто жестикулировал. Он был одновременно с обеих сторон камер. Бешеная энергия исходила от высокой фигуры толчками. И поддаваясь магии, одновременно ледяных и обжигающих глаз, люди с энтузиазмом выполняли указания, заражаясь его неистовством и страстью.

Лина спрятала разряженный мобильный в саквояж. Приставила новый стакан к горлышку термоса и тоскливо надкусила чёрствый сандвич. Дверной проем заслонила толстушка: она несла очередной пакет энергетиков.

Глава 24

Группа провела на съёмочной площадке более семнадцати часов и в три ночи погрузилась в ледяной микроавтобус. Лина выпала из автомобиля у вывески маленькой гостиницы в Бруклине, напротив парка Уитмена. Готовая в любую секунду отключиться, дотащилась до своей комнаты, упала на кровать, едва переступила порог. Обрывки дня смешались как подхваченные ураганом опавшие листья. Явь и сон перепутались, навязчиво танцуя твист.

Приоткрывая воспалённые глаза, Лина застонала. Горло першило от дыма, череп раскалывался, лицо обожгло запахом алкоголя…

– Давай, просыпайся, – Берри бесцеремонно стягивал с неё кеды и бросал на пол. – Мы не закончили.

– Что? – неохотно возвращаясь в измученное тело Лина, уставилась в злые глаза: – Что ты делаешь?

– Выполняю обязательства.

– О, нет!.. Сейчас не подходящее время. Прошу пусти, я хочу спать.

– Плевать какое время и чего ты хочешь. Договор есть договор.

– Крис, ну пожалуйста, не надо! – взмолилась Лина, хватая пальцы, стаскивающие с неё джинсы.

– Приподнимись, – скомандовал Берри. – Живо!

– Иди к черту! – прошипела она, мучительно сознавая абсурдность происходящего.

– Уже был дорогая, скучно, вернулся за тобой.

Рот, горький от виски, впился в губы. Кожу царапала щетина. Берри причинял намеренную боль. Лина прекратила бессмысленное сопротивление, капитулируя под натиском жёсткого, словно витого из проволоки, тела. Крис прав, – думала она, запуская ладони в спутанные волосы, – это её затея. Притянула его голову ближе и нежно вернула поцелуй.

– Я люблю тебя.

Берри задержал дыхание, отстранился. Лина очертила костяшками твёрдые скулы:

– Она измучила меня. Мне следует, хотеть избавиться от неё – вырезать как опухоль.

Крис грубо встряхнул Лину за плечи.

– Будь добра, заткнись.

– Но я не хочу, – она гладила впалые щеки. Берри дёрнул шеей, поймал её запястья и завёл за голову.

– Люблю тебя, – упрямо ныло сердце.

Крис выругался сквозь зубы, зажал ей рот ладонью. Живот оцарапала молния толстовки, изрезанные струнами ладони цинично обшарили тело. В каждом отрывистом ударе прижатого к груди сердца, Лина слышала ярость. Стиснула кулаки, игнорируя боль в вывернутых суставах. Пусть унизит её, ударит, пусть хоть убьёт, только не оставляет!

Свет настойчиво проникал сквозь ресницы. Лина долго лежала на спине, обхватив себя ладонями. Лицо уткнулось в холодные простыни. Запах стирального порошка разъел следы ночи, воспоминаний не осталось ни в одной складке. Лина поднялась на локти и зажмурилась.

Солнечные пятна легли на коричневый стол, стоптанный ковролин, серый рюкзак в прихожей. Она завернулась в покрывало и сползла с кровати. Опустилась на колени перед грудой мужской одежды. Неухоженная, растянутая, возможно в прошлом дорогая, сейчас выглядела плачевно. Полное презрение к окружающим вещам и... людям. Лина чувствовала себя не лучше линялой майки на дне сумки. Разбросанные вещи могли означать что угодно – она старалась не сильно обнадёживать себя мыслью, что делит с Крисом комнату. Собрав с пола футболки, пару темно-синих брюк, Лина оглянулась. Вместо платяного шкафа в стене торчали крючки. Протянув руку, она заколебалась. Берри не понравится подобная забота. Лучше оставить как есть.

Откинув с лица волосы, Лина посмотрела на часы, висевшие над пыльным зеркалом. Полдень и так тихо. Слишком тихо…

Она оделась и вышла в коридор. Постучалась в соседнюю дверь, прислушалась. Номера на этаже безмолвствовали. Вернувшись в комнату, Лина откинула щепетильность и тщательно проверила все отделения спортивной сумки. Заглянула в карманы брошенной на стул толстовки, обшарила тумбочки. Ничего. Ни буклета, ни визиток или клочка бумаги способного подсказать, где теперь Крис...

Лина сжимала и разжимала кулаки. Идиотка! Провела на съёмках почти сутки и не выяснила адрес павильона! Она проторчит в гостинице до ночи, никто и не вспомнит о ней! Да, Берри мог уже покинуть Нью-Йорк! Что помешает ему оставить её? Лина замерла. Она глядя на его вещи и не верила, что Крис может так поступить. И в сердцах задвинув пустой ящик, взвыла: ещё как может!

Собрав жалюзи, Лина подняла оконную раму. В номер ворвался холодный воздух и грохот улицы. Посмотрела вниз, не надеясь, обнаружить чёрный микроавтобус. Его и не было. Размеренно дыша, она глядела вслед редким автомобилям, которые исчезали за углом дома. Потом замёрзла и закрыла окно.

Надев толстовку Берри, Лина накинула на голову капюшон и упала на кровать. Сухие глаза изучали трещины в потолке. Она тонула в тепле мужского запаха с примесью горького одеколона и поражалась ровному биению сердца, словно ему не было дела до того, что её снова бросили.

Нестерпимый голод заставил, наконец, потянуться к телефону. Лина заказала в номер яичницу и тосты. Ожидая завтрак, она мерила шагами комнату. В мини-баре обнаружилось пиво и