Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков

узнают немцы… Я его успокоил и обещал в случае необходимости обеспечить выезд из Германии. Что касается опасения за расшифровку, предложил ему не болтать о связи с нами даже своей жене. После некоторых колебаний “Лицеист” согласился… Хочу отметить, что “Философа” беру потому, что “Лицеист” плохо говорит по-русски, а я тоже не блещу немецким. “Философ” и я обоюдно разъясняем».

В деле «Захара» есть протокол допроса от 21 мая 1947 года арестованного Мюллера Зигфрида[12], уроженца Штутгарта, 1916 года рождения, немца, с высшим образованием, бывшего члена национал-социалистической партии. Он служил в гестапо в отделении 4-Д, которое под руководством Шрейдера работало по советскому посольству и вообще по русским, находящимся в Германии, с 1940 года перешел в абвер.

Привожу выдержку из этого протокола.

После слов Мюллера: «Кобулов был нами довольно ловко обманут» — последовал такой диалог:

«Вопрос: В чем выражался этот обман?

Ответ: К Кобулову в августе 1940 года был подставлен агент германской разведки латыш Берлингс, который по нашему заданию длительное время снабжал его дезинформационным материалом.

Вопрос: Откуда у вас такая уверенность, что вам удалось обмануть Кобулова? Может быть, наоборот, Кобулов водил вас за нос?

Ответ: Я твердо уверен, что Кобулов не подозревал об обмане. Об этом свидетельствует тот факт, что Кобулов в беседах с Берлингсом выбалтывал ему некоторые данные о политике советского правительства в германском вопросе. Как мне известно со слов работника германской разведки, полковника СС Ликиуса, руководившего работой Берлингса, сведения, полученные из бесед с Кобуловым, представляли интерес для Германии и его донесения докладывались Гитлеру и Риббентропу. Например, Берлингс говорил, что ему удалось настолько влезть в доверие к Кобулову, что последний рассказывал ему даже о том, что все его доклады он направляет лично Сталину и Молотову. Очевидно, все это позволило Гитлеру рассматривать Кобулова как удобную возможность для посылки дезинформации в Москву, в связи с чем он лично занимался этим вопросом. Материалы, предназначавшиеся для передачи Кобулову, прежде Риббентропом докладывались Гитлеру и только с его санкции вручались агенту Берлингсу, который после этого относил их Кобулову».

Так продолжалось с августа 1940 года вплоть до нападения Германии на Советский Союз.

Показания Мюллера — не единственное свидетельство игры немцев через агента-двойника. В германских архивных документах, опубликованных после войны, есть ссылки на донесения Орестеса Берлингса, которому немецкой разведкой было присвоено кодовое имя «Петер». В сопроводиловках его донесений, в том числе на имя Риббентропа, он называется «немецким агентом в советском посольстве».

Берия докладывал Сталину на основе информации, полученной от «Лицеиста», что 22 октября 1940 года Риббентроп обсудил с Гитлером подготовленный германским МИДом план, одним из элементов которого является заключение пакта СССР с Японией, «чтобы показать миру полный контакт и единение между четырьмя державами» (Германией, Италией, Японией и СССР).

В то время когда надежные источники наших разведслужб — Шульце-Бойзен Харро («Старшина»), Харнак Арвид («Корсиканец») и другие «бомбили» информациями о готовившемся нападении Германии на СССР, о том, что именно этой цели служит концентрация немецких войск у его границ, а Ильзе Штёбе («Альта») в феврале 1941 года сообщила об основных положениях плана «Барбаросса», направлениях готовившихся немецких ударов по СССР, нарком государственной безопасности Меркулов составил менее чем за месяц до начала войны (25 мая) записку на имя И. В. Сталина, В. М. Молотова и Л. П. Берия, в которой со ссылкой на донесения «Лицеиста», в частности, говорилось:

«Война между Советским Союзом и Германией маловероятна, хотя она была бы очень популярна в Германии, в то время как нынешняя война с Англией не одобряется населением. Гитлер не может идти на такой риск, как война с СССР, опасаясь нарушения единства национал-социалистической партии… Германские военные силы, собранные на границе, должны показать Советскому Союзу решимость действовать, если ее к этому принудят. Гитлер рассчитывает, что Сталин станет в связи с этим более сговорчивым и прекратит всякие интриги против Германии, а главное, даст побольше товаров, особенно нефти».

Нужно сказать, что несколько профессионалов, продолжавших работать в 5-м отделе ГУГБ НКВД (внешняя разведка), судя по материалам дела «Захара», не были в восторге от деятельности резидента в Берлине. Но Кобулов «мастерски» нейтрализовал такие настроения письмом в Центр, в котором намекал на свои тесные связи с Берия.

Полагаю, что определенное недоверие к «Лицеисту» нашло отражение и в указании начальника 5-го отдела П. М. Фитина Кобулову выяснить у Берлингса, какие части германской армии переброшены на границу с СССР. По словам Мюллера, когда Кобулов поставил соответствующую задачу перед Берлингсом, состоялся совет с абвером и выше. Решили, что в условиях готовящейся войны правдивую информацию давать нельзя, а дезинформация может быть выявлена и Берлингс «сгорит». Поэтому ему было поручено сказать, что у него нет источников в военной сфере.

Как явствует из очередного донесения Кобулова в Центр, он счел такой ответ показателем искренности «Лицеиста». А в Центре в ответ промолчали.

Конечно, описанный эпизод с Кобуловым не может характеризовать деятельность разведки в целом, даже в тот нелегкий предвоенный период, не говоря уже о военном и послевоенном времени, когда внешняя разведка встала на ноги и играла роль, которую трудно преувеличить. Поэтому мои коллеги в то время, когда я пришел в СВР, сочетали неприятие отрицательного прошлого с нежеланием отказываться от традиций вообще. Я понимал их, я чувствовал себя их частью. Настороженность, даже враждебность оголтелых противников КГБ и полную поддержку и даже восторженное отношение со стороны преобладающего большинства сотрудников и ветеранов спецслужб вызвало мое решение отметить в декабре 1991 года День разведчика, совпадающий по дате с Днем чекиста, в клубе имени Дзержинского. Ни одна другая часть бывшего КГБ к нам официально не присоединилась. А неофициально в зале были многие сотрудники всех этих подразделений.

Все это ни в коей мере не мешало внедрять в деятельность разведки новые ориентиры, методы, способы работы. Наоборот, помогало этому.

Трудный прорыв

Может быть, самым «прорывным» в нововведениях внешней разведки России было развитие контактов и взаимодействие со спецслужбами различных стран, в том числе входящих в НАТО. Во время холодной войны установилось сотрудничество ПГУ, Комитета госбезопасности СССР в целом с партнерами из социалистических государств и ряда развивающихся стран, которые причислялись нами к «антиимпериалистическому лагерю». Сотрудничество было достаточно плотным, интенсивным, но не всегда означавшим полное открытие друг другу всех своих файлов, архивов и особенно агентуры. Так, например, разведка ГДР — Штази проводила некоторые операции за спиной КГБ и в ряде случаев давала ПГУ «дозированную» информацию. Не могу сказать, что мы, в свою очередь, были абсолютно открытыми перед партнерами. Такова уж специфика разведки, что даже различные спецслужбы одной страны до конца не бывают откровенны друг с другом. Но сотрудничество, повторяю, было в ту пору весьма интенсивным и приносило несомненную обоюдную пользу.

Теперь, однако, речь шла