Сказочные повести. Выпуск десятый - Виктор Виткович

— А он все читает и читает!..

— Его отец тоже умел читать, — сказал Абд аль-Кадир. — Но искусством чтения он овладел, когда ему сделалось сорок два года. А у меня такая большая семья, — гордо добавил старик, — что я до сих пор не знаю букв.

С грохотом распахнулась калитка, и вбежал Аладдин. Он долго не мог отдышаться. А когда смог — сказал:

— Я держал за руку царевну Будур!

Мать посмотрела на Абд аль-Кадира:

— Это что-то новое. Вчера он сказал, что летал на драконе.

— Клянусь! Я держал ее за руку! — сияя, воскликнул Аладдин.

— Что мне с ним делать? — горестно вздохнула мать.

Сторож взял в руки колотушку, опять положил. И сказал:

— Твой отец всю жизнь делал кувшины, а не летал на драконах. И он женился на достойной женщине — твоей матери…

Но Аладдин, как видно, все еще держал за руку царевну Будур.

— Я слышал, что царевнам надо дарить рубины и изумруды…

— Какие рубины и изумруды?! Опомнись! — поразился старик.

И старая Зубейда опять запричитала:

— Нет, он не хочет слушать, когда говорят старшие… Он хочет быть нищим!

— И он будет нищим! — подтвердил Абд аль-Кадир.

И надо же случиться такому — едва он произнес эти слова, как в калитку постучали. И во дворик шагнул человек с подносом на голове и громко спросил:

— Не здесь ли живет избранник счастья и хан удачи Аладдин?

Зубейда прошептала:

— Аладдин… Мой сын…

Посыльный опустил к ногам Аладдина поднос, уставленный яствами. На нем были миндаль, и рахат-лукум, и фисташки, и халва, и всякие диковинные плоды.

— Это посылает тебе твой дядя, — сказал посыльный.

Мать робко сказала:

— У него никогда не было дяди…

Посыльный ничего не ответил и ушел.

Все молчали, глядя с опаскою на поднос.

— Наверно, это стоит сорок дирхемов, — почтительно сказал сторож.

Аладдин протянул руку — взять кусочек халвы. Мать ударила его по руке.

— Никакого дяди у тебя нет и никогда не было! Они перепутали! Сейчас за этим придут, и надо, чтобы все было цело.

Калитка распахнулась опять, и вошли еще двое посыльных. У одного в руках был кальян чеканной работы и дамасская сабля, осыпанная бирюзой, у другого — тюк шелковых материй и связка туфель с загнутыми концами:

— Здесь ли живет Аладдин, сын Али аль-Маруфа?

Старик и мать, потрясенные, молчали. Аладдин весело спросил:

— От дяди?

— От дяди! — сказали посыльные, сложили дары к его ногам и ушли.

— Что это? — жалобно спросила Зубейда у сторожа.

Тот долго думал, переводя озабоченный взгляд с кальяна на саблю, с сабли на козу, и наконец остановил взгляд на Аладдине:

— А может, у него правда есть дядя?

— Никогда не было — твердо сказала мать.

В это время над забором появилась голова верблюда и черный горб. Верблюд загадочно глядел на Аладдина.

Калитка распахнулась, в нее вошел чужеземец в магрибской одежде. На его лице была маска необычайной сладости.

— Где мой брат Али аль-Маруф? — вскричал он и раскрыл объятия, пытаясь в них заключить Абд аль-Кадира.

Старик ошеломленно отпрянул:

— Али умер и погребен три года назад…

Маска сладости на лице магрибинца сменилась маской отчаяния.

— О несчастный мой брат! — И слезы выступили на его глазах. — Сколь горька и жестока моя судьба! Сорок лет у лучших магов Магриба я обучался магии и колдовству…

При этих словах сторож несколько отступил к калитке. А магрибинец продолжал:

— …Сорок лет я потратил на то, чтобы сделать три волшебных снадобья! Первый порошок — приводящий в движение небосвод. И второй порошок — отшибающий на целых полчаса у людей память. И третий порошок… Но о третьем потом! И все сорок лет я думал только о том, как возвращусь и заключу брата в объятия…

— Я не знала, что у моего Али был брат, — пролепетала мать Аладдина.

Магрибинец горестно вздохнул:

— Это целая история, почему он думал, что я умер, а также о том, почему он меня не вспоминал. Когда-нибудь ее расскажу…

И спросил дрогнувшим голосом:

— Где было любимое место покойного?

— Здесь, — сказала Зубейда, указывая под тутовое дерево.

Магрибинец подошел и поцеловал землю.

Улучив удобный момент, сторож шмыгнул в калитку. А Худайдан-ибн-Худайдан выпрямился. Теперь его лицо сияло добродушием.

— Где мой племянник Аладдин?

И широко раскрыл объятия, заключив в них юношу.

Неизвестно, сколько времени продолжалось бы это трогательное объятие, если бы не коза. Никто не видел, как она разбежалась, но все увидели, что из этого вышло. Она поддала дядю рогами так, что тот повалился на стену вместе с племянником.

— Пошла вон! — сказала Зубейда и привязала козу.

— Ну, а теперь, возлюбленный племянник, — сказал магрибинец, потирая зад, — скажи мне самое сокровенное свое желание, и я его исполню.

— Что его спрашивать, — сказала мать, хлопоча по хозяйству. — Он попросит у вас луну с неба! Только что он собирался сватать, кого бы подумали? Царевну Будур!

Худайдан-ибн-Худайдан внимательно посмотрел на Аладдина и сказал:

— Сегодня в полночь, о возлюбленный племянник, я покажу тебе то, чего не видел никто из живущих. Я и ты — мы оба отправимся в путь, как только солнце спрячется вот за этот забор. Ты меня слушаешь?

— Слушаю, — сказал Аладдин.

На самом деле он не слушал, а смотрел в свою книжку, где был нарисован дворец.

Худайдан-ибн-Худайдан тоже заглянул в книжку: теперь они оба смотрели на дворец.

Аладдин сказал:

— Я подарю ей вот такой дворец.

— Кому?

— Царевне Будур.

— Я так и думала, — сказала Зубейда, подошла и дала сыну подзатыльник. — Иди за водой, бездельник!

Аладдин со вздохом взял кожаное ведро и скрылся в калитке.

* * *

Один говорит «было», другой говорит «не было», а вы послушайте, что расскажем. Было вот как.

Едва пришла ночь, Худайдан-ибн-Худайдан, как и обещал, привел Аладдина за город, чтобы показать то, чего не видел никто из живущих.

Древние руины спали в лунном свете, кое-где поблескивали осыпающиеся изразцы. Пели цикады, их звоном полно все пространство. Летящие серебристые облака закрывали луну, и тогда все погружалось во мрак. А потом опять заливалось мертвым светом.

Магрибинец начал шептать заклинания. Аладдин с любопытством смотрел на дядю. Оба старались не нарушать безмолвия ночи. Даже черный верблюд был неподвижен, на камнях лежала его длинная изломанная тень.

Неожиданно откуда-то сверху послышались свист и вой. Магрибинец рухнул среди камней, прикрыв голову руками, — Аладдин отступил в тень древней гробницы.

С нарастающим воем приближался огненный смерч, дьявольски крутясь. Он на мгновение замер, и Аладдин увидел ужасное лицо огненного чудовища.

Оно покачивалось, а внутри его туловища медленно извивались прозрачные пламенные части его одежды. Это был дэв — злой дух волшебных сказок.

С пронзительным стоном огненный дэв провалился сквозь землю. И воцарилась мертвая тишина.

Худайдан-ибн-Худайдан осторожно поднял голову, его лицо было искажено страхом. Он прислушался. Руины спали в вековой тишине. Тогда он стал отползать на четвереньках, вздрагивая при каждом шорохе. Потом поднялся и подошел к Аладдину.

— Кто это? — спросил тот.

— Огненный дэв.

— А куда он летает?

— В кратер вулкана… купаться… — шепотом сообщил магрибинец.

И стал бормотать свои заклинания сначала. Аладдин смотрел на дядю. Из третьего и последнего мешочка, что висел на его поясе, Худайдан-ибн-Худайдан высыпал на ладонь порошок. Швырнул порошок на камни.

И мир вздрогнул. Загрохотал гром. Хвост лилового дыма взлетел к облакам. От страха Аладдин закрыл лицо руками. Только верблюд оставался бесстрастен.

Земля затряслась и разверзлась. И перед глазами Аладдина открылась бездонная пещера. Ее ступеньки терялись во мраке. Аладдин заглянул в бездну и отшатнулся.

— Боишься? — усмехнулся магрибинец.

— Немножко… — сказал Аладдин.

Худайдан-ибн-Худайдан отстегнул меч и протянул Аладдину. Тот заткнул меч за пояс.

— Слушай и запомни, — сказал магрибинец. — Ты спустишься в эту пещеру. Там, под землей, ты увидишь волшебный сад. На деревьях растут рубины, сапфиры и изумруды. Повтори!

— Рубины, сапфиры и изумруды…

— Возьмешь их, сколько можешь унести. Это все для тебя!

— А что принести тебе, дядя?

— Мне ничего не надо. Мне нужна только старая медная лампа… Повтори!

— Старая медная лампа.

— Вот-вот… — Худайдан-ибн-Худайдан помолчал и добавил: — От нее зависит моя жизнь. И твоя!

Аладдин вздрогнул и посмотрел на магрибинца. Вместо доброго дяди перед ним был страшный человек с лицом, искаженным дьявольской злобой.