Маркс против русской революции - Сергей Кара-Мурза

Маркс пишет в «Экономико-философских рукописях 1844 г.»: «Нетрудно усмотреть необходимость того, что все революционное движение находит себе как эмпирическую, так и теоретическую основу в движении частной собственности , в экономике» [115, с. 117]. До какой же степени должно дойти это «движение частной собственности»? До своего полного исчерпания. Попытку даже пролетариата бороться против этого движения, пока оно не исчерпало свой импульс, Маркс и Энгельс считают реакционной   — даже в форме интеллектуальной  (литературной) борьбы.

Они пишут в «Манифесте Коммунистической партии»: «Первые попытки пролетариата непосредственно осуществить свои собственные классовые интересы во время всеобщего возбуждения, в период ниспровержения феодального общества, неизбежно терпели крушение вследствие неразвитости самого пролетариата, а также вследствие отсутствия материальных условий его освобождения, так как эти условия являются лишь продуктом буржуазной эпохи. Революционная литература, сопровождавшая эти первые движения пролетариата, по своему содержанию неизбежно является реакционной. Она проповедует всеобщий аскетизм и грубую уравнительность» [41, с. 455].

Эта уравнительность, особенно свойственная «крестьянскому коммунизму», рассматривается Марксом едва ли не как главное препятствие на пути исторического прогресса (позже М. Вебер назовет это качество общинного мировоззрения главным противником современного капитализма). «Грубому» общинному коммунизму, в котором русские народники видели культурное основание назревающей революции, Маркс уделял большое внимание с самых ранних этапов разработки его доктрины.

Приведу большую выдержку из «рукописей 1844 г.», потому что в ней проницательно и в карикатурном виде изложены важные черты русского коммунизма, о котором Маркс в то время ничего еще не знал. Он представлял коммунизм, который возникает «без наличия развитого движения частной собственности», когда противоположность между трудом и капиталом «еще не выступает как обусловленная самой частной собственностью», как это и было в России в конце ХIХ — начале ХХ века.

Вот слова Маркса: «Коммунизм в его первой форме… имеет двоякий вид: во-первых, господство вещественной  собственности над ним так велико, что он стремится уничтожить все  то, чем, на началах частной собственности , не могут обладать все; он хочет насильственно  абстрагироваться от таланта и т. д. Непосредственное физическое обладание  представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего  не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей…

Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность  человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть  представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство  и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает — по крайней мере  по отношению к более богатой  частной собственности — зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления  о некоем минимуме… Что такое упразднение частной собственности отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной  простоте бедного , грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее.

Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда  и равенство заработной платы , выплачиваемой общинным капиталом, общиной  как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой  всеобщности: труд  — как предназначение каждого, а капитал  — как признанная всеобщность и сила всего общества…

Таким образом, первое положительное упразднение частной собственности, грубый  коммунизм, есть только форма проявления  гнусности частной собственности , желающей утвердить себя в качестве положительной общности » [115, с. 114-115] (выделено мною — С.К-М ).

Эта изощренная марксистская конструкция является квинтэссенцией антисоветского кредо меньшевиков в 1917-1921 гг. и интеллектуальной команды Горбачева и Ельцина в конце 80-х и начале 90-х годов ХХ века. Согласно идеологии перестройки, советский коммунизм был выражением зависти и жажды нивелирования, он отрицал личность человека и весь мир культуры и цивилизации, он возвращал нас к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не дорос еще до частной собственности. В общем, советская община (всеобщий капиталист) была лишь формой проявления гнусности частной собственности — гораздо худшей, чем на Западе. Антисоветским идеологам Горбачева и Ельцина не пришлось ничего изобретать, все главные тезисы они взяли у Маркса почти буквально .

Более того, даже сегодня ортодоксальные марксисты опираются на концепцию «грубого уравнительного коммунизма» в своем отрицании советского строя. Вот, А.В. Бузгалин и А.И. Колганов призывают граждан России не жалеть об утрате советского строя. Замечательна логика их рассуждений: «Мы живем в стране, которая не просто с сократилась на треть, но стала полуколонией, потеряла самостоятельность и уважение в мире. А ведь при Сталине СССР не только выиграл Мировую войну, но и стал второй сверхдержавой, которую боялись во всем мире! И главное, чем притягателен сталинизм: памятью-мечтой об эпохе, когда народ был защищен государством, имел гарантии (жилища и работы, зарплаты и пенсии, образования и медицинского обслуживания)… Тем самым, сталинизм объективно становится не вызовом будущего, а ностальгией по прошлому   и в этом смысле возрождающимся в ХХI веке подобием «реакционного социализма», описанного еще в «Манифесте коммунистической партии» (я настойчиво советую моим молодым коллегам перечесть соответствующий раздел и сравнить державно-государственнические, патриархально-феодальные интенции того  «социализма» и сталинизма» [109, с. 39, 42].

Замечательна логика этих рассуждений. Победить фашизм в Отечественной войне, жить в независимой стране под защитой сильного государства, иметь надежные социальные гарантии — все это «реакционный социализм», ибо так сказано уже в «Манифесте коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Такой строй не должен быть притягательным для «молодых коллег».

Представление, согласно которому советская ветвь русской революции была неправильной, развивающее идеи Плеханова и меньшевиков, поначалу не было проникнуто антисоветизмом, до прямых выводов об уродливости советского строя не доходило. Но основа для такого вывода закладывалась уже в 60-е годы. Вот, Э.В. Ильенков, выдающийся советский философ-марксист. Он пишет: «Система идей, именуемая «марксизмом», — это естественно созревший результат развития традиций «западной культуры», или, если быть совсем точным, — западноевропейской цивилизации… [Россия] была интегральной частью «западного мира», и революция 1917 года была вынуждена решать типично «западную» проблему» [116, с. 156-158]. По мнению Ильенкова, «отрицательные явления», т.е. искажения правильного хода революции, были вызваны в России остатками «добуржуазных, докапиталистических форм регламентации жизни,… [что] как раз препятствовало здесь утверждению подлинных идей Маркса».

Ильенков высказывает парадоксальную мысль, но как нечто простое и очевидное. С одной стороны, подлинные идеи Маркса вроде бы утвердились только в России (как интегральной части «западного мира», об Азии речь не идет). С другой стороны, в России утверждению этих идей препятствовали «остатки» добуржуазных форм, и потому идеи Маркса и правильный ход революции были искажены. Выходит, не искажены они были именно там, где вообще не утвердились! Ну и диалектика. Во-вторых, само утверждение, что Россия есть часть Запада   и потому «революция 1917 г. была вынуждена решать типично «западную» проблему», противоречит тому, что мы знаем о России, Западе и русской революции. Кому как не марксисту это знать — буквально от самих Маркса и Энгельса.

С середины 80-х годов в политизированном советском обществоведении возник целый жанр, который можно назвать «антисоветским марксизмом». До этого именно на основе «антисоветского марксизма» действовал еврокоммунизм. Перестройка началась с того, что вся горбачевская рать стала твердить о «неправильности» советского строя — «казарменного псевдосоциализма, опирающегося на тупиковую мобилизационную экономику».