Клин - Андрей Буторин

Мало того, я сильно пожалел, что столь упорно приналег вчера на чаек. Теперь он не менее упорно просился наружу, а снаружи… Ну да — круг замкнулся. Мне стало бы смешно, не будь мое положение на самом-то деле весьма и весьма невеселым. Это же надо — в который уже раз в этой чертовой Зоне я становлюсь заложником своего мочевого пузыря! Впору вообще прекращать пить какие-либо жидкости — говорят, без воды организм может протянуть что-то около недели, а я очень надеялся, что за неделю мы отсюда все-таки выберемся. Или, на худой конец, который мне казался в тот момент не самым наихудшим, Зона меня за это время все же прикончит.

Однако терпеть целых семь дней у меня не было сил. Да что там дней — я не был уверен, что продержусь и семь минут! И я решился уже было открыть дверь и выбраться наружу, когда заворочался на лавке Серега. Почти одновременно с ним поднял голову и Штейн.

Увидев, что мы с братом проснулись, он зашептал, поглядывая на отвернувшуюся к стенке девушку:

— Ну что, мужики, пока Анна спит, приоткроем дверь, оросим мать сыру землю?..

— Если она и так сыра, чего ее еще орошать? — пробубнила, не поворачиваясь, Анна. А потом одним рывком села и обвела нас хмурым взглядом: — А я как? Обо мне вы подумали?

Вот честное слово, уразумев, что не одного меня мучает заветное желание, оно, это желание, стало уже как бы не таким острым. Но, разумеется, окончательно не пропало.

— Тогда что? — потянулся к автомату Штейн. — Оружие в зубы — и на волю. Проведем, так сказать, разведку боем.

— На спусковой крючок нажимать ты тоже зубами будешь? — невесело усмехнулась девчонка. — Или одной рукой стрелять, а другой — ширинку расстегивать?

— А ты что предлагаешь? — насупился Сергей. — Прямо здесь опростаться?

— Я предлагаю, — сердито на него зыркнув, ответила Анна, — распахнуть дверь и сразу всем открыть шквальный огонь. Затем, очистив от тварей центральный сектор, двое возьмут под прицел его левую и правую границы, еще один будет целиться выше головы прямо, а четвертый выйдет и сразу под дверью сделает свои дела. Тут уж, пардон, не до комплексов. Потом, соответственно, будем меняться.

— Отличная мысль! — осклабился брат в гримасе сарказма. — А в это время тварь вылезет из-под днища и, соответственно, вцепится этому четвертому в одно место зубами… Тебя это, к счастью, не касается.

— Предложи тогда что-нибудь получше, умник! — злобно выкрикнула вмиг ставшая пунцовой Анна.

— Сядьте все и помолчите! — прикрикнул вдруг, резко сменив тон, Серега.

В его голосе было нечто такое, что мы сразу послушались и расселись по лавкам. Брат же, наоборот, поднялся и, пригнувшись, будто к чему-то прислушиваясь и приглядываясь, замер напротив закрытой двери. Постояв так пару минут, он, не поворачиваясь, медленно отступил назад и процедил сквозь зубы:

— Оружие — наизготовку. Открывайте дверь — и сразу огонь! Они все там…

Опять же, он произнес это таким тоном, что переспрашивать и уточнять никому не пришло в голову. Мы с ученым похватали свои автоматы, Анна взяла винтовку и, подкравшись к дверце, резко распахнула ее.

Прямо перед нами стояли и сидели псевдособаки. Много, особей тридцать. Мерзкие плоские морды все до одной были повернуты к нам. На нас же смотрели и налитые кровью глаза. Но в этих глазах, как мне показалось, не было ни ярости, ни нестерпимой жажды охотника добраться до загнанной в угол жертвы. Эти глаза были совершенно пустыми, как у слепых собак.

Впрочем, рассматривать особенности их глаз мне было недосуг. Мы одновременно, с трех рук, открыли по тварям огонь. И похоже, загнанной в угол жертвой оказались как раз они, а не мы. Ни одна из псевдособак даже не подумала убежать, увернуться от кинжального шквала свинцовой смерти. Лишь летели в стороны брызги крови и клочья черной шерсти, выдранные порой прямо с мясом.

Твари падали, будто кегли. Мы расстреливали их, словно неподвижные мишени в тире. Не прошло и пары минут, как все было кончено. Ни одному из нас не пришлось даже менять магазин.

Я оглянулся на брата. Теперь он сидел прямо на железном полу и, постанывая, держался обеими руками за голову.

— Анна!.. — позвал я, бросаясь к Сереге. Мне на помощь тут же подоспел Штейн, и мы с ученым подхватили и уложили моего двоюродного брата на подстилку из спецодежды и ветоши, на которой только что спали сами.

— Что с ним? — взволнованно спросил Штейн.

— Он… — замялся я, а потом все же вывалил то, о чем уже сам догадался: — Он как бы влез в головы этим собакам и заставил их не двигаться. Он уже делал подобное. Только в тот раз было куда меньше тварей.

— Ничего, ничего… — рылась уже в своей аптечке Анна. — Потерпи немножко, Матросик, миленький, сейчас я тебе… — Она вскочила на ноги, метнулась к нам и рыкнула на ученого: — Воды! Быстро!..

Штейн вскочил и через пару мгновений уже держал наготове открытую бутылку воды. Анна приподняла голову Сереги и вложила ему в рот две продолговатые красные пилюли. Такие же, что и в первый раз. Правда, тогда она дала ему всего одну.

Ученый склонился над Сергеем и поднес к его губам горлышко бутылки. Брат начал судорожно глотать воду, которая лилась не только в рот, но и по впалым щекам, и по его подбородку, скатываясь по шее с дергающимся вверх-вниз острым кадыком на подстилку.

От вида льющейся воды мне вновь нестерпимо захотелось в уборную. Подхватив валявшийся на полу автомат, я бросился к двери, выскочил наружу и, как и говорила до этого Анна, помочился прямо под дверью, забыв о предупреждении брата, что какая-нибудь тварь может наброситься на меня из-под днища. Впрочем, Сергей, а после него и мы, постарались на славу, и вокруг, кроме истекающих кровью омерзительных трупов, не было ни одного исчадия Зоны.

Не успел я застегнуться, как из кузова выпрыгнул Штейн, который, как и я, не стал отбегать далеко — тоже, думаю, не из-за чувства опасности.

Я быстро забрался в вездеход и сказал Анне:

— Давай, иди тоже, я посижу с ним.

— Чего со мной сидеть, — пробормотал, открывая глаза, Серега. — Вы мне лучше тоже выбраться помогите, а то ведь устрою тут всемирный потоп…

— А ты как вообще? — спросил я, обрадовавшись, что брат не только пребывает в сознании, но и пытается шутить.

— Я нормально. Голова пройдет, а вот мочевой пузырь, если лопнет…

— Сейчас, сейчас! — заметался я. Анна уже выбралась наружу, зато в кузов как раз забирался Штейн, которого я тут же и призвал на помощь. С ним вместе мы подняли Сергея на ноги и вывели его наружу.

Анны видно не было. Я окликнул ее и, услышав в ответ голос девчонки, успокоился. К тому времени, когда она вернулась к вездеходу, управился со своими делами и Серега.

— Спасибо, — сказал он, бросив на нее быстрый взгляд и тут же отведя глаза в сторону.

— За что? — нахмурилась, ожидая новый подвох, Анна.

— За твои пилюли. Здорово они помогают. В это раз даже быстрее оклемался.

— В этот раз я дала тебе сразу две, все-таки ты сил куда больше потратил. И пилюли это не мои, они есть в каждой аптечке, в твоей, кстати, тоже. Я тебе покажу. Потом, если что, сам будешь пользоваться. А спасибо как раз не мне, а тебе. Выручил нас.

— Точнее, наши мочевые пузыри, — усмехнулся брат, по-прежнему не глядя на девушку. — Но у меня на сей раз все даже как-то проще получилось. Если бы тварей не было так много, то я бы, наверное, даже не вырубился. Привыкаю, наверное.

— Неплохая привычка, — кивнула Анна, направляясь к двери. — И очень, между нами, девочками, полезная.

Позавтракали мы быстро, а потом, оставив протестующего Сергея окончательно приходить в себя, втроем отправились чинить гусеницу. Точнее, ремонтом занимались мы со Штейном, Анна же с винтовкой в руках озиралась вокруг, охраняя нас от нападения еще какой-нибудь гадости.

Лопнувший трак — отдохнувшие, при свете дня — мы поменяли на удивление быстро. Мне это показалось хорошим предзнаменованием. Появилась даже определенная надежда, что если все и дальше пойдет столь же хорошо, то уже сегодня мы с братом сможем попасть домой. Правда, я сразу попытался прогнать эту надежду подальше — очень уж тяжелым бывает потом разочарование в случае неудачи, — но далеко она уходить не захотела, так и крутилась неподалеку, на задворках моего подсознания.

Завелся вездеход тоже сразу, хоть и по-прежнему лихорадочно продолжал тарахтеть и трястись. Но ведь и ехать нам, судя по всему, оставалось недолго, так что меня это не особенно расстроило. Правда, я тут же вспомнил, что это для меня и Сереги путешествие может скоро закончиться, но ведь в Зоне останутся Анна и Штейн, которым придется еще выбираться из Темной долины. Настроение у меня снова испортилось. Даже не знаю, от чего больше — из-за того, что я лишний раз убедился в истинной сущности своей эгоистичной душонки, либо из-за неизбежности скорого расставания с новыми друзьями. Скорее всего, от того и другого вместе.

Прежде чем ехать, Анна еще раз сходила к «жарке» и снова проверила болтами ее границы, поскольку аномалии, как я уже знал из ее прежних рассказов, имели свойство менять свое местоположение. В Зоне вообще, насколько я понял, не существовало ничего постоянного и незыблемого. Таковой оставалась разве что ее подлая суть, но это являлось скорее философской, нежели практической проблемой, а философия интересовала сейчас меня меньше всего. И когда мы наконец тронулись, я почувствовал непередаваемое облегчение — насколько все-таки лучше двигаться, приближаясь к цели не только мысленно, но и реально, чем пусть даже и действовать в интересах этой же цели, но физически притом оставаться на месте.