Если 2003 № 11 - Тед Чан

Самый, пожалуй, известный из фантастических экспериментаторов — писатель из Бургаса Янчо Чолаков, автор книги «История одинокого солдата» (1995) и многих публикаций в сборниках и периодике, лауреат премии «Гравитон» (1997). Агоп Мелконян назвал прозу Чолакова «истинной фантастикой», не скованной никакими границами, избавленной от литературных догматов. И в самом деле, бургасский литератор пишет очень странную прозу, не поддающуюся никакому определению — в рамках одного текста могут благополучно соседствовать НФ, космоопера, мифология, религиозно-библейские мотивы. Рядовому читателю фантастика Чолакова покажется сложной для восприятия, она рассчитана на читателя эрудированного, свободно ориентирующегося в культурных напластованиях, религии, мифологии и… научной фантастике. Ни один из рассказов этого автора не поддается простому пересказу, его проза — это сложная сюжетная архитектура, многоуровневая игра смыслами, символами, цитатами. Но эта игра завораживает, свидетельство чему — число почитателей странной фантастики Я. Чолакова.

Свою особую нишу в жанре занял и Николай Светлев, пришедший в фантастику из поэзии. Жанровым дебютом автора стал роман-предупреждение о грядущем Апокалипсисе «Все сияние зла» (1993) — антиутопия, навеянная последствиями политического и экономического краха коммунистической системы (это выражается и в публицистической прямолинейности авторских обобщений). «Все сияние зла» положил начало трилогии о метафизической борьбе Добра и Зла в современном обществе. Вторая книга трилогии — «Сказка о непобедимом Добре» (1996) — исполнена в жанре сказочной фантастики и имеет подзаголовок «Для детей от 7 до 107 лет». Наконец, в 2000 году вышел завершающий серию роман-притча «Я, грешный Иван», в котором дана оригинальная интерпретация апокрифов об Иване Рильски, святом отшельнике, небесном покровителе болгарского народа. На сегодняшний день это лучшее произведение Н. Светлева — вероятно, единственного болгарского автора, последовательно осваивающего такое редкое направление в литературе как «религиозная фантастика».

Стоит назвать и другие наиболее заметные произведения «странной» фантастики — роман еще одного поэта Димитра Ленгечева «Даже боги играют с азартом» (2000), написанный в очень экзотическом жанре — футурологической философской фэнтези; еще более крепкая смесь обнаруживается в дилогии Милана Асадурова «Нечего мямлить, или Первая книга об истории Ничего» (1997) и «Вторая Библиотека и словарь Ничего» (1998), представляющей собой НФ-фэнтезийно-мифологическую модель и одновременно хронику человечества. В рамках короткой формы любопытные тексты создает Иван Н. Хаджиев, тяготеющий к городской сказке для взрослых и апокрифической фантастике.

Необходимо упомянуть еще одно имя. Прозу Алека Попова трудно назвать «странной». Этот автор создает просто очень добротную литературу, отчасти исполненную эстетского снобизма. Он с равным успехом пишет гротесковую социально-сатирическую НФ, иронические детективы и «модную» прозу. Почти «чистая» фантастика составила содержание трех его сборников — «Отвратительные сны» (1994), «Игра магии» (1995) и «Капустный цикл» (1997). Попов один из немногих штатных работников фантастического цеха, вольготно ощущающий себя в приемной мэйнстрима.

Вообще же авторы мэйнстрима все активнее используют приемы и атрибутику фантастики. В качестве примера можно привести получившие в начале 1990-х широкую известность романы поэтессы Благи Димитровой «Урания» (1992) и В. Писаровского «Гомо Булгарис». В первом из них средствами лирико-психологической прозы автор конструирует некую новую реальность, апеллируя к потаенным возможностям разума. Жанр романа Писаровского уместно назвать «синтетическим», поскольку постмодернистский «Гомо Булгарис» представляет собой сплав сатирической, социальной, бытовой прозы с фантастикой и элементами фольклора и даже эссеистики.

К середине—концу 1990-х выпестовалась новая генерация фантастов, в буквальном смысле новое поколение, ведь многие из этих авторов родились в конце 1970 — начале 1980-х годов. Это поколение, выросшее уже не на традициях европейской литературы, а на переводах современной англоязычной фантастики. Поэтому вполне закономерно, что в их творчестве преобладают более «мобильные» направления — фэнтези, хоррор, киберпанк. В целом, эта волна болгарской фантастики находится в процессе становления, и говорить о каких-то тенденциях, устоявшихся группах рано. Но и здесь уже появились свои звезды. Назовем Елену Емануилову, дебютировавшую в 1996 году романом-фэнтези «Великое испытание» и к сегодняшнему дню издавшую уже четыре книги в жанрах героико-романтической и философской фэнтези. В периодике активно публикуется и другой автор, тяготеющий к жанру фэнтези — Благой Иванов.

Первая книга Юлианы Мановой вышла, когда автору едва исполнилось 13 лет: фэнтезийная повесть-игра «Замок барона Аристоу» (1996). Пятью годами позже увидел свет и авторский сборник молодой писательницы «Время сатаны» (2001), неплохо встреченный критикой. Как понятно уже из названия, Ю. Манова тяготеет в своем творчестве к темной фэнтези, хоррору и психоделической фантастике — как и другой юный фантаст, Мирослав Пенков (сборник «Кровавые луны», 2000).

И все-таки на поле НФ преобладает мужская половина молодой фантастики. Здесь стоит назвать Ивайло Иванова, автора сборника новелл «Наследники» (2002), Красномира Крачунова, в 2001 году выпустившего роман-антиутопию «Здание», действие которого происходит в недалеком будущем, в мире, задыхающемся под гнетем разросшегося спрута Бюрократии. На стыке НФ и фэнтези написана дебютная книга Искрена Зайрянова «Последнее соглашение» (2002): бок о бок существуют две цивилизации — техногенная и Низинные земли, обитатели которых живут, скажем так, по «антинаучным» законам.

Самым же перспективным фантастом нового поколения критики называют 30-летнего Ивана Попова, дебютировавшего в печати в 2001 году с киберпанк-повестью «Наши маркированные процессы». Этот автор пока не успел выпустить книги, но его повести и рассказы уже нашли поклонников.

* * *

Российский читатель утолил голод книжной продукцией Очень Дальнего Зарубежья за четыре года. В Болгарии пока наблюдается ситуация, сопоставимая с российской периода 1989–1993 годов. Один мой болгарский знакомый однажды с горечью заметил: «Увы, у нас в крови медлительность и недоверчивость. Мы не слишком верим в собственные возможности».

Век долгий. Подождем.

Проза

Джон Боден, Рон Коллинз

Пока вертятся колёса

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});