Принцессы возвращаются домой - Лариса Кириллина

Говорили они о каких-то странных вещах – правилах виртуальных шахмат в неэвклидовом пространстве, катализаторах антропоморфных и зооморфных трансформаций, принципах соответствия сущностей в параллельных мирах и искажениях ауры при клонировании духовных субстанций…

Когда было названо имя «Асканий», Лапушкин от неожиданности шевельнулся и хрустнул сучком под ногами. Все глаза повернулись к нему.

Пришлось рассекретить своё присутствие, выйдя на призрачно-розовый поздний закатный свет, растворённый в сумеречном приозёрном тумане. А за Лапушкиным подтянулось семейство: две девчушки и Лена с коляской.

– Здравствуйте, Николай Евгеньевич! – с натужной приветливостью улыбнулась Ляля. – Вы что, нас выслеживали? Уверяю вас, мы ничего не нарушили! Не шумим, не мусорим, не браконьерствуем!

– Добрый вечер! – ответил Лапушкин. – Я… мы… тут тоже гуляем. Познакомьтесь – вот моя жена, Елена Семёновна, Лена, а это – дочки, Даша и Маша, в коляске – наш Павлик…

– О, так значит, мы с вами соседи? – удивился Громов. – Вы участок Капустиных, что ли, купили? Я слышал, они продавать собирались – старик их умер, а наследникам деньги нужнее, чем дачка.

– Не Капустиных, а Маначаровой – она уехала в Белоруссию к дочке, – пояснил Николай Евгеньевич. – И не купили, а сняли на лето. Скажите, Ляля, а вы позвонили Екатерине Витальевне, сообщили, что с вами всё в порядке?

– Конечно! – ответил за девушку рыжий парень в очках.

– А что там слышно о моём двойнике? – перешёл в наступление Громов.

– Тайна следствия. Не тревожьтесь, он теперь никуда не денется. Лялечка, а у меня к вам, если можно, вопрос. Вы, когда бывали в фургоне с этими зеркалами, не видели там случайно беленьких шариков, вроде конфеток-драже?

– Неужели наркотики? – ахнула Ляля.

– Ну, почти. Вещество довольно опасное.

– Нет, – решительно покачала она головой. – Ничего такого я там не видела. Только корм собачий в углу лежал – пара, знаете ли, коричневатых сухариков. У него ж, говорят, собака была?

– Кто говорит?

– Аркадий Сергеич рассказывал, – снова встрял в разговор рыжий парень.

– Если не ошибаюсь, ты – Родион?

– Не ошибаетесь. Родион Александрович Князев. Одноклассник Клавы.

– Почему ты всё время говоришь за неё?

– А у нас нет секретов! – дерзко отпарировал тот.

– Не ершись, – пресёк его вспышку Аркадий Сергеич. – Зачем нам ссориться с органами?

– Я сейчас не на службе, – миролюбиво ответил Лапушкин.

– И к чему тогда этот допрос? – не унимался Клавин защитник.

– Никакого допроса, – заверил Николай Евгеньевич. – Просто меня самого очень сильно занимает вся эта история. По-человечески. Никогда ничего похожего в жизни не видел! Лишь в кино. Причем в фантастическом.

– А что именно вас удивляет? – спросил Аркадий Сергеевич.

– Всё! – развёл руками Лапушкин. – Странный псих-аферист, как две капли воды похожий на другого, причем совершенно не знакомого с ним гражданина, – это, знаете ли… расскажи кому – не поверят. Признайтесь, уважаемый Аркадий Сергеевич, у вас не было близнеца?

– Насколько я знаю, нет, – пожал плечами Громов. – Но сейчас умеют делать такие пластические операции, что дублировать чью-то внешность – совсем не проблема. А если ещё и загримировать хорошенько, отличить невозможно. Некоторые двойники знаменитых людей этим даже на жизнь зарабатывают. Вы что, никогда не встречали живого Ленина, бродящего у мавзолея в обнимку с царём Николаем Вторым?..

– Да, но в вашем-то случае это зачем? – не унимался дотошный милиционер. – Вы-то не суперзвезда, чтоб на вас зарабатывать. Если он вас не знает, и если не претендует на ваше имущество, место работы и… прошу прощение… любовь ваших близких – зачем ему подделываться непременно под вас?

– Кто же вникнет в логику психа! – усмехнулся Аркадий Сергеевич. – Может, просто мой образ понравился.

– А вы паспорт, часом, никогда не теряли?

– Нет. Но несколько раз оставлял в залог. Это было.

– Где, когда?

– Дайте вспомнить… Ну, хотя бы в парке этой зимой, на катке – там, знаете, требуют документ, чтоб коньки не украли. По-моему, на лодочной станции тоже, только прошлой весной. Мы с Наташей, дочкой, катались.

«Снова парк!» – мелькнуло в голове у Лапушкина. Появилась какая-то крохотная зацепка: Гроссмагус промышлял в той части, где аттракционы – значит, мог видеть Громова, обнаружить некое сходство между ним и собой, проследить его путь, сговориться с кассиршами либо отвлечь их внимание и вынудить выйти из павильончика – скажем, с помощью дрессированного пса, быстро сфотографировать паспорт…

Да, но зачем, для чего?!.. Выходит, Гроссмагус подделал лишь внешность и взял те же самые инициалы «А. С. Г.», но прочими сведениями не воспользовался?.. И какой в этом смысл?.. Если он клинический псих, смысла, видимо, нет никакого, однако теперь уже Лапушкин не был уверен, что ответ так уж прост… Допустим, что тип, за которым Николай Евгеньевич гнался в парке, ни в какую свинью превратиться не мог – это было лишь галлюцинацией, но в таком случае белый кругляш, которым был сделан выстрел, содержал психотропное вещество сокрушительного воздействия… Интересно, в какой же лаборатории производят такое оружие?… И как оно оказалось в руках у человека без определённых занятий и с весьма сомнительным паспортом?..

Может быть, Громов чего-то не договаривает, и фургон на самом деле – его, а несчастный Асканий – всего лишь подставное лицо, козёл, так сказать, отпущения? Психбольному нетрудно внушить, что угодно – что он маг или даже король, и заставить творить такое, что в страшном сне не приснится…

«Коля, поздно уже, детям спать пора», – вывела его из раздумий Лена. – «Может, мы потихоньку пойдём, а ты нас догонишь?»..

– Если нужно поговорить, вы заходите, – пригласил Аркадий Сергеевич. – Наш участок – номер тринадцать, дом выкрашен синей краской, двухэтажный, с высокой мансардой. Завтра мы ещё здесь, но только до вечера: в понедельник мне на работу, а у ребят последний экзамен.

– Может быть, загляну, – согласился Лапушкин. – Спокойной всем ночи! Даша, Маша, домой!

Девочки с трудом оторвались от кота и, не очень довольные, поплелись вслед за мамой и папой.

А когда Николай Евгеньевич укладывал сестричек в постель, они вдруг сообщили ему: «Знаешь, папа, а кот нам сказал – он волшебный, и явился сюда, чтоб вернуть принцессу домой»…

Говорящий кот и исчезнувшая принцесса?..

Вот выдумщицы!

Постойте…

Какая – принцесса?

Асканий, помнится, тоже что-то болтал про принцесс…

100

Королевский совет уже много часов не мог прийти к соглашению.

Великий маг Асканий так и не представил аттестат достижений и дарований принцессы Эвлалии в области теории и практики волшебства.

Её величество Килиана уверяла, что недавно имела конфиденциальную беседу с магом, который сообщил ей, что принцесса обладает большими способностями и потому способна выдержать испытание любой степени сложности – вплоть до укрощения диких драконов.

«Но, помилуйте, Ваше величество, это слишком жестоко!» – возразили члены совета. – «Да и где мы возьмём подходящий объект? Разве только создать его временно, с помощью высшей магии, но на это никто из присутствующих не способен, а почтенный Асканий отсутствует»…

Это был почти откровенный намёк на необходимость немедленно вызвать из добровольной ссылки старого Гронта.

Однако именно этого Килиане и не хотелось – тогда пришлось бы просить у него прощения и признавать, что Асканий в должности великого мага оказался несостоятельным. Королева в глубине души соглашалась со справедливостью столь нелицеприятной оценки, но не в её обычаях было уступать обстоятельствам и виниться перед кем бы то ни было.

И вот после изнурительных прений и согласований сама Килиана предложила нечто неслыханное, но всем показавшееся вполне уместным в такой ситуации.

Вердикт совета гласил:

«Принимая во внимание великолепные и многосторонние дарования и познания Её высочества, предложить принцессе Эвлалии самолично выбрать себе подобающее испытание».

У неё оставалась лишь ночь, чтобы перечитать свои конспекты по магии и придумать, чем бы таким удивить королеву, совет и народ.

101

Асканий старался уйти подальше от Первоапрельского отделения и от парка, где его могли бы узнать в лицо. Он сел в маршрутку, ехавшую в совершенно другом направлении, затем съел в ларьке у метро подозрительную, но смачно пахшую шаурму, запив её мутной горячей гадостью под названием «кофе», нырнул в подземку и… обмер: со стены возле будки дежурной по эскалатору красовался его крупно воспроизведённый портрет. А рядом с будкой стояли трое милиционеров с цепкими недружелюбными взглядами.