Выкупи меня - Яся Белая

в руку Аристарха и бормочу:

— Милый, мы точно туда приехали? Здесь как-то совсем романтикой не пахнет.

— Это потому, — с какой-то нелепой кривой улыбкой произносит Арис, — что ты не видела его. А он уже расцвел.

— Кто расцвел? Что ты несёшь?

Он оборачивается ко мне, вместо глаз — тёмные провалы. Улыбка такая — как у куклы. Будто рот тянут верёвочками.

Меня продирает жуть.

Пытаюсь вырвать руку, но он сжимает пальцы ещё крепче, почти до хруста моих костей и отвечает пугающим неживым тоном:

— Серебряный лотос. И ты должна его увидеть.

Нет! Нет! Нет!

Сознание бьётся вытащенной на сушу рыбёшкой. Я снова пытаюсь вырваться, но меня не собираются отпускать. Аристарх держит крепко.

— Не дёргайся! — рявкает он. — Всё это — для твоего же блага! Ни одна женщина прежде не видела цветущий лотос. Ты удостоишься высочайшей чести. Будь благодарной!

Не могу! Потому что мне страшно! За что он так со мной? Отсроченная месть за побег и любовь к Вадиму? А я-то поплыла, дура. Поверила, что всё всерьёз! Чуть не влюбилась.

Но, несмотря на то, что меня почти выворачивает и дышать получается лишь рвано, я пытаюсь достучаться, потому что надежда ещё не умерла:

— Аристарх, милый, давай уедем отсюда. Мне здесь не нравится. И я забыла сказать тебе в парке — у меня завтра коллоквиум. Нельзя пропустить.

Он продолжает ухмыляться всё так же мерзко и пугающе и, качая головой, говорит:

— Нет, Сахарок, мы не уедем. А что касается твоей учёбы — тебе больше не нужно будет тратить на неё своё драгоценное время. Теперь ты будешь делать лишь то, что позволит тебе Мастер.

— Что ты несёшь? — злюсь я. Злость — лишь прикрытие. Внутренне меня трясёт, я в панике и не знаю, что делать. — Какой ещё мастер?

— А вот этот, — кивает Аристарх, и я оборачиваюсь, замирая.

На тропинке, ярко освещённый рыжеватым светом фонарей, стоит человек в длинном плаще, в какой обычно наряжают волшебников в фильмах фэнтези. И в серебряной маске. Только у нас тут ни черта ни вымышленный магический мир, а я — слишком рациональна, чтобы в подобное верить.

Но не бояться не могу.

— Ну, здравствуй, — тянет этот мастер, рассматривая меня. — Будь благоразумной девочкой, и наше с тобой общение будет более приятным для тебя, чем то, если ты начнёшь выделываться.

— Угрожаете? — пылю я, хотя понимаю, что сила не на моей стороне. Просто отчаяние — дурной советчик, а я сейчас испытываю его крайнюю степень.

— О нет, предупреждаю. Будь благоразумна. Последуй примеру своего мужа.

Оборачиваюсь к Арису, и вижу, что тот уже преклонил колено и с блаженной улыбкой взирает на происходящее.

И теперь мне страшно уже по-другому — я понимаю, что всё-таки не ошиблась по поводу внушения. Это ужасно. Ведь последствия могут быть самими страшными и непредсказуемыми.

Мне хочется подбежать к нему, потрясти за плечи, разбудить, вернуть прежнего, чуть озорного, наглого и бесцеремонного Ариса. Того, который не выглядел таким жалким.

Но едва только делаю попытку рвануться вперёд — меня грубо хватают за плечи.

— Не так быстро, дорогуша, — говорит мастер, и голос из-под маски звучит глухо. — Сначала ты тоже увидишь, как цветёт серебряный лотос.

Он щёлкает пальцами, и появляются ещё несколько человек в таких же плащах волшебников и масках. Они катят непонятного предназначения тумбу.

Эту штуковину останавливают неподалёку от меня. Мастер нажимает какую-то кнопку на корпусе, и из центра тумбы выдвигается какой-то конус. Вернее, поначалу кажется, будто конус. Потом обретает очертания вытянутого бутона. И начинает медленно расцветать.

Да, красиво, эффектно, но ничего особенного. В детстве — ещё додетдомовском — в моей комнате стоял похожий ночник. Сейчас я вспоминаю его чётко, до мелочей. Он тоже постепенно распускался, играл тихую мелодию и крутился на подставке. И тоже напоминал скорее водное растение…

— И? — я вскидываю брови, не понимая, что должно произойти со мной. Нашли чем удивить! Но возмущаюсь ровно до той поры, пока не бросаю взгляд на Аристарха.

Его в буквальном смысле… колбасит. Иначе эти раскачивания и размахивания руками не назовёшь. И глупая улыбка, кажется, ещё шире.

— Что вы делаете с ним? — снова хочу кинуться и прикрыть собой, но меня вновь крепко удерживают.

— Так я и думал, — мастер внимательно рассматривает меня. — На тебя не действует. Истинная дочь Дрейнга. — В его голосе сквозит почти восхищение. — Отключайте цветок, — машет он своим приспешникам, и бутон вновь прячется в тумбу.

И тут… Аристарх словно приходит в себя.

Вскакивает, отряхивается, оглядывается.

— Ника… — брови ползут вверх, смешно складываются домиком. — Что ты здесь делаешь?

Пожимаю плечами:

— Ты привёз меня…

— Я… Чёрт… Зачем?

— Потому что, — выступает вперёд мастер, — ты хороший неофит, Ресовский. Послушный. Ты выполнил требование цветка.

— Что за хрень вы несёте? — мотает головой, как мокрый пёс. — И немедленно отпустите мою жену! Не смейте её лапать!

— Поздно, — усмехается мастер, — ты её отдал нам. Она наша. Увидите женщину, — кивает он, и меня довольно бесцеремонно тянут в сторону ворот того странного мрачного дома.

Аристарх кидается следом:

— Нет! Ника, нет! — кричит он, но на него налетают и начинают избивать…

Скопом… Взгляд улавливает шестерых…

Уроды…

Мне подносят к носу какую-то мерзко пахнущую жидкость, от запаха которой сознание ускользает во тьму…

Аристарх

Боль не чувствую. Страх сильнее — он парализует, сковывает, лишает способности здраво размышлять. Леденит. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает.

Ника… У них — Ника! Моя сахарная девочка! Хрупкая, беззащитная, совсем одна.

Я сам её привёз и отдал!

Блядь.

Мудак последний. Урод. Мразь.

Мне дышится через раз. Потому что, если страх сковывает холодом, то ненависть к себе обжигает, полосует, как бич.

Я злюсь на Глеба и на Севу. Они тогда явились, оба такие крутые, просто киношные