Крестом и стволом - Михаил Серегин

Он предлагал компьютеру слово за словом, стирая одно и набирая новое, но каждый раз на мониторе появлялась табличка с малопонятными английскими словами, извещающая, что пароль набран неверно.

Санька полез в бар-холодильник и достал себе газировки, предложил Копылову, и они вместе сидели по бокам от священника, наблюдая, как он бьется над решением загадки, оставленной покойным бандитом. Но священник перепробовал все: рай и ад, исповедь и правда, жизнь и победа и еще несколько десятков выхваченных из воспоминаний о том вечере слов. «Подожди! – осенило его. – Но к чему мы пришли в конце разговора? Никто не спасется, сказал Парфен. Вот увидишь, никто… Так что это за слово?»

Он набрал «никто» – выскочила табличка. Он набрал «спасется» – тот же результат. И вдруг священник почувствовал легкое томление внутри, как предчувствие чего-то важного… и набрал слово «спасение».

Что-то моргнуло, и картинка на экране поменялась.

– Бог мой! – вскочил с кресла Копылов.

– О черт! – кинулся к монитору Санька. – Ты вошел?!

Священник кивнул, вышел из-за стула и отошел в сторонку. Спина раскалывалась. Он глянул на часы: 4.35. Они просидели здесь больше двух часов!

– Что с бабками будем делать?! – весело крикнул из-за стола Коробейник. – Слышь, Мишаня? Может, тебе на приют надо или для монастыря.

– Отдайте кесарю кесарево, – проронил отец Василий.

– Не понял.

– Владимир Семенович, – обернулся к Копылову отец Василий. – Эти деньги принадлежат нескольким десяткам предприятий – верно?

– В принципе, да.

– Вы можете разослать их туда, куда надо разослать? Прямо сейчас.

– Конечно, – громко сглотнул Копылов. – У меня давно все подготовлено.

– Сделайте это.

– Ты чего, Мишаня?! – привстал со своего места Коробейник. – Ты хоть знаешь, сколько здесь бабок?

– Не знаю и знать не хочу, – покачал головой священник. – И тебе не советую на чужое зариться. Сам знаешь, как это называется.

Копылов долго смотрел, как мается Коробейник. Санька видел перед собой деньги нескольких группировок и практически всего Усть-Кудеяра. Имея доступ и послушного, грамотного Копылова под рукой, он мог отправить их куда угодно, хоть в Антарктиду.

– Хрен с вами! – махнул рукой Санька и тяжелым взглядом посмотрел на Копылова. – Делай все, как он сказал!

Копылов кивнул и запустил какую-то бухгалтерскую программу.

– Вы правильно все решили, молодые люди, – тихо сказал он. – Очень правильно. Я сам думал над этим несколько дней, а потом понял, что хочу жить спокойно, без опасения, что однажды не проснусь, потому что мне отомстили.

Дверь с грохотом отлетела в сторону, и на пороге вырос огромный, страшный, с синяком на всю правую половину лица… Лось. Сзади, прижав автоматы к груди, подпирали босса молодые бугаи разной степени помятости.

– Вот и все, козлы вонючие! – с чувством сказал он. – Вот я вас и застукал!

– Чего тебе надо, Лось? – даже не вставая с кресла, поинтересовался Коробейник.

– То, что мне положено, – зло усмехнулся бандит.

– Ты это уже получил, – тихо проронил Санька. – Не так ли, Владимир Семенович?

– Вы, извините, кто будете? – повернулся к Лосю Копылов. – Название фирмы, номер счета, что-нибудь…

– А ты-то сам кто? – оторопел бандит.

– Я – Бухгалтер, – криво усмехнулся Владимир Семенович и щелкнул несколькими клавишами.

– Ты?!! – В глазах Лося застыло недоумение.

– Впрочем, это уже неважно, – нажал несколько клавиш подряд Владимир Семенович. – Все счета уже оплачены. Значит, и ваш также…

– Ты – Бухгалтер?! – не мог прийти в себя от изумления Лось.

Внезапно его оттолкнули, и на пороге появился… Ковалев. Он решительным шагом подошел к компьютеру и хозяйским жестом положил руку на монитор.

– Все операции по делам Парфенова Александра Ивановича замораживаются! – веско произнес он. – До выяснения всех обстоятельств. – Ковалев со значением посмотрел в глаза Копылову и с осуждением покачал головой: – Не ожидал я, Владимир Семенович, что это вы парфеновскую кассу вели. Не ожидал.

Следом за ним в кабинет уже входили, один за другим, люди в бронежилетах.

– Поздно, Павел Александрович, – тихо сказал из своего угла отец Василий. – Все операции уже завершены. Возвращайтесь домой – спать.

И тогда Лось захохотал. За ним, шмыгнув носом, всхлипнул, словно от невыразимого облегчения, Копылов. Громко засмеялся Санька. Хрюкнул бугай в дверях, сначала нерешительно, а затем все громче подключился второй бугай.

Они смеялись, понимая, что все кончилось, и больше никого не запрут в подвал и никому не поставят на живот утюг, чтобы завладеть сказочным парфеновским богатством единолично, что теперь оно разлетелось по всей России – кредиторам, партнерам, в бюджет, и вытащить эти деньги назад и положить их в свой персональный карман не удастся никому.

Ковалев удивленно посмотрел на каждого, кто стоял в этом кабинете, и тоже глупо хихикнул. Вот он, Бухгалтер, бери его. Только предъявить ему нечего – он честно исполнил свой долг и проплатил все, что был должен Парфен. Вот он, поп – растопчи его, да только и поп ко всей этой истории уже не имеет ни малейшего отношения. И все только потому, что денег, источника всей суеты последнего месяца, просто нет. Нет – и все!

Ковалев покачал головой и махнул бойцам:

– Пошли, ребята.

Бойцы дружно вышли и так же дружно затопали ногами по лестнице. Повернулся и направился к выходу Лось, и только у дверей оглянулся, выразительно посмотрел на Саньку, потрогал посиневшую щеку, усмехнулся, махнул рукой и вышел прочь.

– Не пора ли и нам? – глянул на священника Коробейник.

Отец Василий посмотрел на часы и поднялся из кресла.

– Пора, Саня, пора. У меня через час утреннее богослужение начинается.

И только «Бухгалтер» Владимир Семенович Копылов остался сидеть в своем рабочем кресле, потирая отчаянно разнывшиеся от потрясений, поседевшие за последние дни виски.

* * *

Осень легла на Усть-Кудеяр огромным золотым одеялом. Ночи стали прохладнее, а по утрам над текущей к Волге речкой Студенкой плавало рваное полотно тумана.

Совсем, казалось, недавно, на следующий день после странной гибели Парфена, Усть-Кудеяр проснулся нищим и безработным. А теперь, когда на счетах некогда принадлежавших бандиту предприятий возникли из небытия пропавшие было деньги, экономическая жизнь райцентра словно обрела второе дыхание, и маленький провинциальный городок осознал, что не все потеряно… На второй автобазе появилось топливо и возможность исполнить заказы клиентов, возобновились работы на замершей вместе с утратой оборотных средств птицефабрике, и даже в речном порту закипела деловая осмысленная суета.

Едва закончилась эта криминальная круговерть вокруг бандитских денег, священник забрал Олюшку домой, с восторженным удивлением отметив, как увеличился ее живот. Казалось бы, он и не виделся-то со своей беременной женой от силы недели две… или три? Ольга сразу же принялась наводить порядок, на кухне стало пахнуть блинами, в ванной комнате – сладковатым цветочным шампунем, а во всем доме – налаженной семейной жизнью. Огромное напряжение, в котором отец Василий жил последнее время, спало, и священник с трепетом душевным отмечал, сколь много, оказывается, значат для него эти маленькие семейные радости, о которых он и позабыл в суете и тревогах. Впрочем, забыл – не то слово; он всегда и все помнил и здорово тосковал по утраченному, просто в какой-то миг нормальное семейное счастье стало казаться ему нереальным, почти невозможным. И вот теперь все возвращалось на круги своя.

Правда, в городок нагрянули сразу несколько комиссий, и, как подозревал главврач Костя, целью большинства из них была надежда как-то поживиться на вновь обретшем цену парфеновском наследстве. Но священник предпочитал оставить домыслы сплетникам, для него даже приезд одной комиссии, а точнее, следственной группы, обернулся большой головной болью. Потому что сразу же пришлось давать показания о причинах гибели начальника СИЗО майора Тохтарова.

– Значит, вы утверждаете, что Марата Ибрагимовича убили умышленно? – сурово посмотрел на священника через стол руководитель группы, массивный мужик с обрюзгшим лицом и тяжелыми, набухшими веками.

– Я этого не утверждаю, – решительно поправил его отец Василий. – Но одно я могу сказать совершенно точно: никакой необходимости в стрельбе не было. Мы вышли безоружными, а нас буквально расстреляли!

– По вам не скажешь… – буркнул военный следователь, искоса глянув на крепкого, источающего жизненную силу священника.

– Мне повезло, сохранил господь.

– И вы по-прежнему настаиваете на том, что в СИЗО были совершены массовые убийства подследственных?! – повысил голос военный следователь.

– Я только слышал из-за двери, как часа два подряд по коридору волоком таскали что-то тяжелое, а когда мы ползли к выходу, пол был залит кровью.