У кладезя бездны. Часть 1. - Александр Афанасьев

Сразу после появления он организовал вполне себе легально существующее агентство «Аграм». Задачи агентства — развитие оружейной промышленности в крае, продвижение ее продукции на мировом рынке. Буквально за два-три года — он сумел закупить самое современное оборудование, из конструкторов, которые до этого делали нелегальное, самодельное оружие отобрать наиболее толковых и организовать производство. Делали легкое стрелковое оружие, боеприпасы к нему, легкие и средние гаубицы, скорострельные пушки всех видов, легкие скоростные катера с германскими и североамериканскими подвесными моторами — даже легкие вооруженные турбовинтовые штурмовики! Варили бронекорпуса для шасси грузовиков, переоборудовали пикапы с внедорожники в машины — рейдеры и штурмовые машины, на базе банковских бронемашин делали легкие броневики. В общем все, что нужно небольшой частной армии, собираемой с какими то целями. Когда была возможность обойти патенты — обходили, когда такой возможности не было — клепали нарушая патентное право. Качество было… конечно же не сравнить с чешским, та почти что немецкое но все же приемлемое. Цены — более чем приемлемые, к тому же — не задают досадных вопросов насчет документов, сертификатов конечного пользователя и прочего барахла. Таким образом, продукция эта находила спрос, а экспорт смертоносной стали из Хорватии вырос до четырехсот миллионов рейхсмарок в год — это только то, что смогли посчитать. А что не смогли?

Сейчас генерал был одинок. В смысле — у него не было постоянной женщины и не было семьи. Были такие вот… нимфы, которых на побережье Средиземного моря действительно очень легко наловить… хоть целое корыто. Яхты, приморские города и модные деревеньки…

Как говорят североамериканцы — релакс.

Вот только в кабинете, где сейчас находились генерал Младенович и примас Хорватии — релаксом как раз и не пахло…

— У меня был ЕГО человек — слово ЕГО примас выделил тоном — только что. Я сразу полетел сюда.

— Он сказал что-то новое?

— Да… — примас Хорватии смотрел в пол — скоро в Ватикане будет новый Папа. Это не было произнесено — но это было понятно и без слов.

— Алиллуйя. Чем же ты недоволен?

— Да тем, что я знаю, что будет дальше. Он — хочет выдернуть меня в Рим. Меня — и еще кого-то. Ему нужны свои люди, нужно большинство на конклаве кардиналов. А я…

Примас тяжело вздохнул.

— А я не хочу покидать Аграм. Моя земля — здесь…

Беспокойство примаса Хорватии можно было понять. Его архиепископство не сравнится с постом в Ватикане… некоторые из них предполагают миллионные… да что там — миллиардные доходы. Но это ничто — по сравнению с той опасностью, которая грозит в Ватикане любому непосвященному в местные дела человеку.

Генерал похлопал примаса по плечу.

— Не переживай. Свои есть свои — мы должны держаться друг друга. Верно?

Это было обещанием поддержки — в том числе силовой.

— Когда? — прямо спросил примас.

— Все уже готово, я жду сигнала — откровенно ответил генерал — думаю, со дня на день…

Крым

2013 год

— Ракета слева! Ракета!

— Я пустой!

— Крою!

— Справа! Справа!!!

— Ложись!

Вспышка — в который уже раз перед моими глазами. От этого никуда не деться.

Не уйти…

Я открыл глаза. Нейтрально — зеленые, не ярко-зеленые, а такого приглушенного цвета шторы и точно такого же цвета обои. Я их ненавижу…

Будильник. На тумбочке — по нему выверяют время процедур. Наручные часы нельзя, они нарушают ток крови — поэтому приходится пользоваться будильником. До следующих — еще час. Но я говорю сам себе и говорю врачам, что все нормально — но нормального ничего нет. Хорошо, что я снова могу ходить… все-таки могу. Уже второй месяц я делаю прогулки по берегу. Сейчас — больше трех километров, ежедневно.

Палку я решил не брать. Без палки — больно, но я хожу так вот уже второй день. Когда мне показали устройство, которое мне предстоит использовать в качестве подпорки при ходьбе, слово дворянина, был бы пистолет в руке — застрелился бы. Но я вспомнил кое-что, чему нас учили в училище. Даже если ты висишь над пропастью — никогда не сдавайся. Один шанс из миллиона — что в этот момент произойдет землетрясение, и если ты не упадешь раньше — пропасть закроется.

Теперь — уже и без палки хожу. Вот так вот — всем смертям назло.

Набросив на плечи куртку — что-то с моря ветерок подувает — я начал спускать вниз…

Дорога от санатория к морю — сама по себе проблема. Она очень крутая и замощена галькой — надо идти очень осторожно, а то ноги проскользнут. И нужно держать равновесие, а то, как говорил один альпинист — до низа только уши твои доедут.

С альпинистом этим, точнее — с горным стрелком — я встретился в Персии. Сейчас, по моим данным — в живых его не было, погиб. Просто удивительно — сколько людей погибло за последнее время вокруг меня, сколько людей погибло из тех, кого я знал. Мы становимся каким-то потерянным поколением… взорванным на фугасе, расстрелянным из засады, погибшим — в атомном кошмаре. Как же получилось так, что времена тридцатых и сороковых — вернулись?

Небольшой электрический карт, проезжавший мимо — резко затормозил, я взглянул на пассажира. Так и есть — Исакович, лечащий врач. Точнее — один из лечащих врачей, зато для меня — самый главный. По позвоночнику.

— Господин Воронцов, по этой дороге даже я не рискую спускаться. Вы понимаете, что одно неловкое движение — и плоды месяцев труда лучших докторов пойдут насмарку!

— Понимаю. Но я не хрустальная ваза, доктор. И не желаю ей быть.

Профессор поцокал языком.

— Просто поразительно. Вам надо лежать еще месяца два, прежде чем пытаться вставать на ноги. Ну, куда вы спешите, голубчик!?

Я пожал плечами.

— Может быть, жить, доктор? У меня теперь есть не один, а два сына. Вам не кажется, что этого — достаточно, чтоб еще пожить, а?

На пляж — ведет небольшая, прикрытая с обеих сторон зарослями розмарина и акации тропка. Весна — и на них уже появились набухшие зеленым почки. Природа пробуждается к жизни, к новому лету — и я и в самом деле рад, что я все это вижу своими глазами, чертовски рад!

Просто не представляете как раз.

На пляже — никто не загорает, серое, холодное, почти штилевое море — но вот в кабинках для переодевания кое-кто уже есть… и даже не в одной. Местные, туристам пока тут делать нечего. Когда то давно — и мне для счастья было достаточно кабинки для переодевания на пустынном пляже и доверчивых серых глаз напротив. Там чуть выше интернат Его Величества для тех, у кого не осталось не только отца с матерью, но и деда.

Не буду никому мешать. Пойду. Вон там — положенная мной заметка — валун, причудливой формы, наполовину обросший водорослями. Каждый день — я дохожу до него, беру его в руки, делаю еще двадцать пять шагов — и кладу обратно. Теперь — это моя новая отметка. Новая цель в жизни — каждый день дальше на двадцать пять шагов.

Майкла я, конечно же, заметил — спрятался неудачно, ноги видны. Эх, парень, поступал бы в Гарвард… если его конечно восстановили. Экономический или юридический факультет, потом какой-нибудь солидный банк первой величины или юридическая контора с партнерством к сорока годам, годовой бонус, на который можно купить дом, инвестиционные сделки по всему миру, организация финансирования, клиринговые и учетные операции. Все это — намного проще, чем становиться воином невидимого фронта.

— Эй, мистер!

Я чуть шаркнул ногой — просто проскользнула — но дальше пошел вперед.

— Мистер!

Только бы не…

— Отец!

Я остановился…

Конечно же, я знал, что он рано или поздно придет… та ракета, пущенная с вертолета, повредила мне позвоночник и черт знает еще что — но мозги оставались при мне… более того… они стали работать еще лучше. Разум, не отягощенный мелочными проблемами бытия, становится острым как бритва, особенно если постоянно подкармливать его информацией и заставлять работать. У меня в палате два ноутбука и я работаю на них — до тех пор, пока не выключают свет. Теперь-то я точно знаю — ради чего я должен выздороветь. И ради кого.

Майкл стоял чуть в стороне, не знаю, как он пробрался через сетку, ограждающую пляж — но как-то пробрался. Он отпустил волосы, они у него моего цвета, но чуть вьющиеся как у матери. В джинсах и с волосами, заколотыми сзади в косичку — он выглядел стопроцентным мачо — североамериканцем.

Песок на пляже был сухим, проваливался под ногами — а это мне пока не слишком хорошо дается, все-таки меня тогда здорово прибило, спасатели почти мертвым вытащили. Но, в конце концов — это мой сын, что бы он не думал, и ради него — можно перетерпеть и не такое.