Вино поцелуев - Вайолет Уинспир

— Вот и хорошо, дитя мое. Превосходно! — Веер снова заходил ходуном, перстни вспыхнули на ее руках, которые так жаждали покачать ребенка Леонардо, прежде чем они перестанут цепляться за жизнь и успокоятся навсегда. — Знаешь, когда люди любят друг друга, дети рождаются счастливые. Мой Леонардо в детстве был не очень счастлив. Он видел, что между его родителями не было любви; слышал их частые ссоры, а потом все эти слухи и сплетни. Пришло время и моему мальчику тоже испытать счастье.

Графиня перевела взгляд на своего обожаемого внука, который сейчас на другом конце зала разговаривал с Чано и молодым цыганом, танцором фламенко. Граф был выше всех в этой компании, черты его лица имели что-то ястребиное, как и его выправка. Он стоял с бокалом красного вина в руке, и было видно, что он полноправный хозяин здешних мест и замка. Но, владея и распоряжаясь здесь всем, он не кичился этим. В нем безошибочно угадывалась порода и хорошее воспитание, но одновременно что-то мавританское проглядывало в повороте головы, в профиле, который четко рисовался на фоне украшающих аркаду арабесков серебристо-голубого, с примесью пурпура, оттенка.

Внезапно Лизу охватило волнение. Сердце словно очутилось в эпицентре бури, тело стало невесомым. Она ощутила в себе разрушительный ураган чувств, ненужных, незваных, но живых и до странности опьяняющих, хотя она знала, кого он любит на самом деле и к кому стремится мечтой.

— Я очень довольна, что ты его любишь, — говорила ей между тем графиня тихим значительным голосом. — На днях мне показалось… ах, но ведь старики всегда немного подозрительны по части молодежи. Наверное, это потому, что, когда мы стареем, воспоминания нашей юности внезапно оживают и делаются острее. В разгар жизни у женщины слишком много дел, чтобы предаваться воспоминаниям, но когда тени становятся длиннее, в памяти вдруг начинают всплывать и окрашиваются яркими красками события юности, влюбленности, сомнения, смешные случаи. Юные женщины редко прибегают к логике — это дар, который дается с опытом… Но что тебя смущает, деточка? Ты боишься, что жизнь с испанцем предвещает тиранию?

Лиза промолчала, потому что не знала ответа на этот вопрос, и графиня издала тихий довольный смешок.

— Он дьявол, не правда ли? Однако у тебя даже есть преимущества перед более бойкой и смелой женщиной, которую он мог привезти сюда в качестве своей невесты. Английские красавицы расцветают перед наступлением ночи, а чувствительные натуры больше прислушиваются к зову природы. Я ни минуты не сомневаюсь, что временами Леонардо кажется тебе невыносимым и деспотичным. Он бывает мрачен, как ворчащий вдали гром. Это очень типично для испанцев, и тебе не стоит этого бояться, потому что в другое время он само очарование и осветит твое сердце щедрым солнечным светом. Ведь это стоит небольшой бури, а?

О да, подумала про себя Лиза. Она уже давно догадалась, что, влюбившись, Леонардо может быть страшен в своих проявлениях и что его возлюбленной придется ненадолго мириться с громом и молнией, чтобы затем вдоволь насладиться нежностью и лаской.

— Ты еще так молода и немного боишься жизни, — прошептала ей на ухо графиня, — но женщинам это свойственно. Мужчины считают это неотразимым. И мне кажется, Леонардо почувствовал в тебе этот страх и ему это пришлось по вкусу, раз он подарил тебе сапфир, а не жемчуг, который предпочитала носить его мать.

Цыганская гитара забренчала вновь. В тишине полилась грустная, прекрасная мелодия, доносясь до аркады, где ветви дикого винограда так плотно слились, что свисали до земли, и графиня перевела Лизе слова песни:

— «Любовь — оливковое дерево, смесь серебра и тени, приносит плоды сегодня, хотя корни глубоко в прошлом. Любовь — белая голубка, и красный рубин, и открытое море, плещущее в береговые камни. Любовь высока, как сикимора, и низка, как диванная подушка, и в ее слезах слышно пение птиц».

Это были милые, чудные слова, такие выразительные. В них слышались отголоски мавританского прошлого, все еще ощутимого в этих отдаленных уголках Испании. Лиза уютно устроилась среди диванных подушек и прислушалась к музыке. Глаза у нее наполнились радостью и нежностью. И в этот момент она поняла, что изо всех воспоминаний, которые увезет с собой из замка, воспоминание об этом вечере будет самым незабываемым. Музыка, страстные черные глаза, длинные — цыганские кудри, схваченные серебристыми гребешками…

Волшебный вечер. Его очарование ничто не могло испортить, даже сознание того, что скоро он станет только частью воспоминаний и никогда — ростком ее будущего.

В тот вечер графиня поздно ушла к себе в спальню, и внук пошел ее проводить. Лиза сидела в своей комнате, готовясь лечь в постель — лицо ее было без косметики, а волосы распущены по плечам, — когда в дверь вдруг постучали. Она подумала, что это Ана решила поболтать перед сном, и, накинув халат, пошла открывать.

К ее удивлению, за дверью стоял Леонардо. Он был в вечернем смокинге, и Лизе стало ужасно стыдно, что она почти не одета. Она отпрянула от него назад в комнату и стыдливо запахнула поплотнее полы халата, под которым виднелась только прозрачная шифоновая ночная рубашка. Это была одна из немногих вещей, которую Лиза прихватила с собой в путешествие — не потому, что шифон прибавляет очарования девушке, просто рубашка занимала в чемодане мало места.

— Ч-что вам нужно? — Ужас от того, что она видит его поздно ночью у себя в спальне, превратил ее и без того большие серые глаза в два огромных блюдца. На самом деле причина ее испуга была в том, что она беспрерывно думала о нем и сердилась на себя за это. В глубине души она как будто надеялась снова увидеть его сегодня вечером… наедине.

— Вы боитесь, что я начну к вам приставать? — надменно выпрямился он и, небрежно сунув руку в карман брюк, непринужденно вошел в комнату и закрыл дверь. Каждое его движение казалось нарочитым и рассчитанным на эффект, однако по хитрому блеску глаз Лиза догадалась, что он пришел сюда не только за тем, чтобы попугать ее.

Он быстро кинул взгляд на ее лицо, затем указал на обитый бархатом табурет у изножья кровати:

— Прошу вас, Лиза, присядьте. Мне нужно с вами кое-что обсудить, и я думаю, будет лучше, если вы услышите это сидя.

В груди Лизы зародилась новая тревога. Она вся съежилась и ответила ему с нахальной дерзостью, как будто заранее защищаясь:

— Будет лучше, если вы сами сядете, сеньор. Вы возвышаетесь надо мной как башня, и мне начинает казаться, что я на суде инквизиции. Прошу! — Она указала рукой на один из стульев в спальне, слегка испугавшись, что у нее вдруг подкосились ноги, когда она опускалась на табурет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});