Пронск - Калинин Даниил Сергеевич

Остается только надеяться, что китайцы приблизят свои пороки на эти самые двести шагов! Ну и заодно, чтобы плечи да тетива пробного образца выдержали нагрузку. Мастеровые к следующему дню пообещали уже пяток таких самострелов, да еще более сильных. И думается мне, что, напряги их Мирослав раньше, подобным агрегатом оснастили бы уже каждую башню… Но не напряг.

И как итог, артиллерию врага мы встречаем с единственным опытным образцом.

– Все, тормози! Отсюда бить буду!

Я приказал дружинникам остановиться за один пролет городней слева от надвратной башни. Поначалу мне и предлагали в ней расположиться, но какое-то шестое чувство заставило меня выбрать позицию на стене, на относительном удалении от ворот. Общее командование дружиной на себя принял Кречет – ему бы, по уму, и быть тысяцким головой… Да не удержался я от того, чтобы не похвастаться перед княжной и князем Пронским, потянул на себя одеяло! Впрочем, дядька мое назначение воспринял относительно спокойно. И если вести бой у него получается однозначно лучше, то при планировании боевых операций окончательный голос практически всегда остается за мной. По сути, ранее мы командовали отрядом вместе, потеснив Твердислава Михайловича, а после и прочих сотников, и даже с Захаром Глебовичем говорили на равных, и ведь у нас неплохо получалось! Так что, посопев немного, Кречет согласился признать меня новым воеводой, а я тут же назвал его своим первым помощником… В тоже время уточнив, что в будущей схватке беру на себя противостояние вражеской «артиллерии».

И вот час этой самой схватки настал: ворог катит катапульты по направлению именно к башне. Похоже, шестое чувство меня подвело…

– Давай, Еруслан, ставь треногу. Да нажми на нее покрепче, чтобы держалась прочнее!

Запыхавшийся от бега старший дружинник послушно выполняет мои указания, а секунду спустя Микула с хеканьем водружает тело арбалета на станок. Благодарно кивнув другу, я прильнул к самострелу, утопив приклад в плечо, и принялся накручивать ворот, не забывая при этом посматривать сквозь бойницу в поле.

А секунду спустя грязно выругался: расчеты катапульт остановились где-то за две с половиной сотни шагов от стен.

– Твою же ж!

Дергаю за спуск – и тетива громко, практически оглушительно хлопнула в замкнутом пространстве боевой площадки. После чего я резко разворачиваюсь к Микуле:

– Скорее снимай его! Нам нужно в башню!

Ельчанин молча кивает, схватившись за тело самострела. А как только он его с усилием поднял, я одновременно с Ерусланом кинулся к треноге – решил помочь вырвать ее из дерева. И гридень неожиданно спокойно уточнил:

– Не достанем?

Я только отрицательно мотнул головой и тут же рявкнул:

– Давай!

Треногу мы освободили дружным рывком. С некоторым усилием выпрямившись, я передал ее Еруслану и отрывисто приказал:

– Бегом, братцы, поднажмите!

«Братцы» поднажали, громко затопав по раскату, и я устремился следом, легонько жалея про себя соратников, вынужденных бежать с немалой тяжестью. Но мне, как стрелку, сейчас уставать никак нельзя, иначе трясущиеся от напряжения мышцы не позволят мне точно выстрелить. Впрочем, и вязанка с двадцатью сулицами весит далеко не мало! Правда, у остальных членов расчета также перекинуто за спину по пять дротиков в кожаных чехлах… А ведь пока мы спешим к надвратному укреплению, наши лучники уже принялись бить по приблизившемуся ворогу, отправив в полет первый залп стрел!

…Десяток-другой секунд бега – и мы оказываемся на боевой галерее надвратной башни, возвышающейся над обламом стены, считай, на полтора человеческих роста. Не знаю, хватит ли мне этой высоты, чтобы достать расчеты катапульт, может, и стоит подняться в сторожу… Однако там маловато места, чтобы развернуться, да и времени нет: вон уже заканчивают заряжать катапульты поганые, сейчас начнут обстрел!

– Ставим!

В этот раз размещение станкового арбалета (крепко смахивающего на «скорпион» римских легионеров) занимает считаные секунды. Но прежде чем я успеваю натянуть ворот, а Микула вложить сулицу в направляющую, в башню попадает один из двух пущенных китайцами снарядов! Он врезается в рубленную в два бревна стену чуть ниже и правее бойниц, но языки пламени огнесмеси быстро побежали вверх, попав в поле зрения… Нервно сглотнув, я прицелился к стоящей слева катапульте, рисуя взглядом прямую линию по древку дротика к снующим у пращи порока поганым, а после выдохнул…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

И нажал на спуск.

– Зараза… Е-мае…

В этот раз я допустил ошибку, не слишком плотно прижав приклад «скорпиона» к плечу, за нее и поплатился ощутимым ударом тыльника! Отдачи тут как таковой нет, это не пороховое оружие, но все же в момент спуска дергает… А сулица не долетела шагов как минимум двадцать до камнемета, сбив с ног неудачливого татарина!

Эх, не хватает высоты…

– Микула, Еруслан, помогите мне это все поднять в сторожу.

Мой голос звучит ровно и спокойно, как будто и не слышно за стеной гула многотысячного войска татар, как будто не тянутся вверх, к бойницам, все более широкие языки пламени.

Как будто не врезались секунду назад в башню еще два снаряда с зажигательными смесями.

Елецкий богатырь, как кажется, что-то хотел сказать, помешать мне, но промолчал, встретившись со мной взглядом. После чего молча сдернул тело арбалета, подняв его на руках, а следом мы вырвали из пола и станок.

Короткий подьем по крутой лестнице, и Микула, первым достигнувший сторожи, устанавливает переданную ему треногу, а затем закрепляет на ней самострел. За это время пороки татар успели синхронно ударить еще один раз, и снизу раздался дикий крик обожженных людей… Похоже, поганым каким-то чудом удалось вложить снаряд точно в бойницу.

Спустившись на лестничный пролет, северянин внимательно, ищуще посмотрел мне в глаза, после чего взволнованно спросил:

– Егор, ты точно уверен? Башня уже горит, еще немного, и ты просто не сможешь спуститься вниз!

Всего секунду я медлю с ответом, всерьез колеблясь в душе. То, что сказал порубежник, – правда. Но если я даже не попытаюсь потягаться с расчетами пороков, то они однозначно разобьют обламы на нескольких участках стены, позволив гулямам и спешенным половцам начать общий штурм! И коли не сдюжим мы в рукопашной, коли войдут татары в город… Как мне потом жить с тем, что я испугался огня и единственный, кто мог хоть как-то помешать врагу, ничего не сделал?!

Пусть даже оставшийся срок моей жизни будет совсем недолог…

Что-то такое прочел в моих глазах Микула – то, что убедило его промолчать, когда он услышал мое твердое: «Я должен». Остановить меня он уже не пытался… А вот во взгляде Еруслана, подавшего мне свой запас сулиц, я с удивлением разглядел одобрение и даже признание… Что неожиданно сильно меня взбодрило. Кивнув обоим ратникам, я строго приказал:

– Уходите из башни, меня не ждите!

После чего принялся быстро карабкаться наверх…

Н-да, маленькая караулка явно не рассчитана на то, чтобы стать боевой площадкой для мини-«скорпиона»! Впрочем, места поставить треногу и встать у самострела хватило – после того, как я закрыл за собой люк над лестницей. Да и дышится тут не в пример легче и свободнее, и обзор шикарный! Позволяет оценить весь масштаб превосходства тумена над силами защитников…

Старательно натянув ворот арбалета, я вложил в направляющий желоб новый дротик, после чего развернул его в сторону катапульты, находящейся справа. С высоты сторожи стало понятно, что до нее сейчас все же на десяток шагов ближе… Китайский расчет уже перенес огонь на стену, стараясь уложить не столь и большой, но увесистый булыжник в боевую галерею!

С первого раза, правда, не получилось – камень врезался под облам. Зато по бойницам щедро ударили срезни: поганые приблизились на сто шагов, и теперь стрелы летят в смертельных врагов уже с обеих сторон!

Хорошо хоть по мне татары еще не бьют…

Несколько секунд на прицеливание, пока я все так же пытаюсь провести прямую линию по древку сулицы к вражескому пороку, а после, утопив приклад в плечо, нажимаю на спуск.