Великий Гусляр - Кир Булычев

Собака Тренога вежливо тявкнула из-под стола.

– Вопрос был принципиальный, - продолжала Марья Степановна. - Доросли ли люди до контактов с межзвездной цивилизацией? Или еще нет? Тогда они выбрали самый обычный дом в самом обычном городе и взяли нас на время, поглядеть...

– Мы очень сначала расстроились, - сказала Леокадия. - Ох, как много оказалось в нас всякой требухи, всяких родимых пятен, мещанства, суеверий, злобы и сварливости.

– Особенно во мне, - улыбнулась Марья Степановна.

– И во мне тоже, - призналась Леокадия.

– Нам показали возможности, которые открываются перед человечеством в галактическом содружестве, показали счастливый мир общемировой дружбы и потом спросили, не возражаем ли мы, если они попробуют избавить нас от недостатков как физических, так и моральных, - сказала теща.

– Мы их сначала не поняли, - добавила Леокадия. - Мы думали, что в нас нет недостатков, что все недостатки в окружающих.

«Ох, - подумал Семенский, - как она гладко говорит. Может, это все-таки подставная жена?»

Но тут Леокадия кинула на него ласковый взгляд, какого не кидала со времен свадьбы, этот взгляд Семенский ни с чем бы не спутал.

– Их интересовало, - сказала Марья Степановна, - можно ли нас от недостатков избавить? Наносные ли они. Или неисправимые? Если неисправимые, придется объявить на Земле карантин на тысячу лет. А если в основе своей люди не так уж злы и плохи, то еще, как бы сказать, не все потеряно.

– И вы согласились?

– Мы несли ответственность за всю планету, - серьезно ответила Марья Степановна.

– Зато когда нас отпускали обратно, то жали нам руки и очень радовались, что теперь не надо карантина. Все исправимо. Ты кушай, кушай. Я там краткий курс всемирной кухни прошла, буду тебя баловать разносолами...

Ночью, нежась в сладких объятиях жены, Семенский испытал большое чувство благодарности к зеленым исследователям. Правда, это чувство несколько уменьшилось, когда Леокадия шепнула ему:

– С завтрашнего дня будем с тобой, мой драгоценный, готовиться к институту. За нашей семьей налажено деликатное космическое наблюдение. Нам бы не хотелось тебя стыдиться...

– Надеюсь, ты не обидишься за нашу прямоту, - сказала утром Марья Степановна. - Но человеку свойственно стремиться к прогрессу, к свершениям.

– По большому счету, - закончила Сашенька, подняв пальчик.

Давно не плакал Семенский. Даже потеряв семью, он не проронил ни слезинки. Но сейчас что-то горячее заструилось по его щекам. Семенский зарыдал. Семенский с душевным трепетом и глубокой радостью вступал в новую жизнь...

Соседи и знакомые завидуют Семенским. Загляните к ним домой, пусть даже невзначай, не ко времени. Даже если в этот момент Семенский повторяет неправильные глаголы, Леокадия погружена в тайны интегрального исчисления, Марья Степановна пишет очередное эссе об охране животного мира, а Сашенька, закончив уроки, дышит по системе йогов. Даже в такой момент вам будут рады. Любой гость - награда для этой скромной семьи. Марья Степановна, с помощью родных, быстро приготовит скромное, но вкусное угощение, остальные будут развлекать вас интересным разговором об Эрмитаже, о новых археологических открытиях и моральном совершенствовании. И если вы не укоренившийся в отсталости человек, вы уйдете от Семенских душевно обогащенным, удовлетворенным и чуть подросшим.

Сам Семенский за прошедшие полгода сильно изменился в лучшую сторону. Он пополнел, но не чересчур, от хорошей калорийной пищи и обязательных утренних пробежек рысцой. Во взгляде его присутствует светлая задумчивость, даже увлеченность. Семейное счастье, буквально обрушившееся на него с неба, требует ответных действий. Он отличный работник, передовик, после работы всегда успевает забежать в магазин, купить картофель или стиральный порошок, уделить час, а то и больше общественной деятельности - и торопится домой, где его ждут занятия и добрые улыбки ненаглядных родственников.

Вот именно в такой момент его и встретил недавно старшина Пилипенко. Семенский тяжело ступал по мостовой, потому что нес на голове телевизор «Горизонт» из починки, в правой руке сумку с бананами, в левой портфель, набитый научными монографиями.

– Здравствуй, Коля, - сказал ему старшина. - Не трудно тебе? Может, помочь?

– А кто будет бороться с трудностями? Кто будет закаляться? - спросил Семенский.

– Ты прав, - вздохнул старшина. - Тебе сказочно повезло. Ведь могли другой дом захватить. И оставался бы ты со злой тещей и отрицательной женой, как другие несчастливцы.

– Могли, - сказал Коля и осторожно опустил на землю тяжелые сумки. - И все было бы как у людей.

– Тебе, наверное, теперь на нас смотреть противно, - сказал старшина.

– А я не смотрю, - сказал Семенский. - Некогда.

– Может, пива выпьем? - спросил старшина.

– Пиво вредно, - ответил Семенский.

– Ты прав, - согласился старшина. - Вредно. Но я уж сменился. Приму кружку.

И вдруг, к своему удивлению, старшина увидел, как глаза Семенского наполняются слезами.

– Ты чего?

– Ничего, все в норме... пройдет. Нервы... Ну хоть бы разок тявкнула!

– Ты о ком?

– О собаке своей, Треноге. Знаешь, Пилипенко, она со всей улицы бездомных котят собирает, к себе в конуру. И облизывает.

– Смотри-ка...

– А теща их шампунем импортным моет. А у жены ни одного родимого пятна не осталось!

– Да, приходится соответствовать, - сказал Пилипенко. И не знал уже, радоваться за Семенского или...

Вдруг телевизор на голове Семенского покачнулся, рухнул со всего размаха в пыль - Пилипенко его подхватить не успел - и вдребезги. Семенский обратил тоскующий взор к небу, где висело одинокое вечернее облако, и спросил:

– Наблюдаешь?

– Ты чего? - удивился Пилипенко, который стоял в пыли на коленях, сгребая в кучу остатки телевизора. - Это же просто облако.

– А вдруг не просто?

Стояла вечерняя тишина, даже собаки молчали. И в этой тишине к небу несся усталый голос Семенского:

– Может, возьмете их обратно, а? Хоть временно...

Связи личного характера

Сидели на дворе, играли в домино. Дело было летом, после дождя, в хорошую погоду. Облака, вытряся воду, плыли над головой пышные и умиротворенные, лужи сохли быстро, от них поднимался невидимый пар, скоро идти ужинать, игра малость приелась, и пришло время побеседовать о разных вещах.

– Устал я сегодня чего-то, - сказал Василь Васильич, принюхиваясь к сложным ароматам, слетавшимся вниз, к игрокам из двенадцати кухонь дома.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});