По ту сторону рассвета - Ольга Чигиринская

— Берен, — голос Хуана звучал все так же низко и глухо. — Хозяин. Прощай. Хуан умирает. Что мог. Сделал. Убил его. Прости. Хуан не успел.

— Иди сюда, — прошептал Берен. — Отдыхай.

Пес подполз ближе, ткнулся носом в плечо Берена. Тот осторожно, чтобы не задеть друга крюком, обнял его правой рукой за шею. Какое-то время они лежали так, потом золотые глаза валинорского пса остекленели, отяжелела большая лобастая голова и дыхание пресеклось. Эльфы осторожно отодвинули его в сторону.

— Ройте могилу, — тихо распорядился кто-то.

— Берен, — сказал Маблунг. — Ты не выживешь. Даже эльф не выжил бы. Твоя кровь отравлена.

Он кивнул ресницами: знаю.

— Тебя перевязать?

Ему предлагали выбор: быстро истечь кровью или мучиться столько, сколько они смогут длить его жизнь.

— Да.

Он хотел увидеть Лютиэн.

— Камень, — это был вопрос. Эльфы поняли.

— Здесь, — сказал Тингол. Две горячие капли сорвались с его ресниц и упали на лоб Берена. Король Элу плакал. Все плакали, с отстраненным удивлением умирающего заметил горец. Странное дело: ему одному совсем не хотелось плакать над своей потерянной жизнью. Она была не очень длинной — но славной. «Хорошо, да мало!» — сказал бы старый Мар-Реган, обтирая усы и бухая чашкой о стол.

Появился Маблунг, неся Сильмарилл. Эльфы, расступаясь, ахнули сквозь слезы — так прекрасен был Камень в ладони Тяжелой Руки. Сильмарилл. Фиал Света Неискаженного.

Маблунг взял левую руку Берена и вложил в нее Камень. У королевского военачальника глаза тоже были на мокром месте.

Свет согрел, отступила дрожь, и боль сделалась меньше. Берен прижал Сильмарилл к груди.

— Все, — сказал он. — Долг мой избыт, король… И судьба завершена… Мое испытание кончилось… Твое — начинается…

Он протянул Камень Тинголу. Эльф покачал головой, но Берен нашарил у себя на плече его руку и разжал ладонь. Королю пришлось подхватить Камень, чтобы он не упал.

За этим усилием последовал новый прилив боли и слабости. Берен сжал зубы так, словно держался ими за жизнь. Ему нельзя было умирать сейчас, не попрощавшись с Лютиэн.

Носилки готовы, сказал Белег. Шорох, возня. Подхватив под руки и под колени, его быстро переложили на носилки из копий, охапки камыша и двух плащей. Еще несколько плащей набросили сверху — эльфы отлично знали, как мерзнет тот, кто потерял много крови. В губы ткнулась фляжка, у вина был привкус малины…

В глазах темнело. Кто-то склонился над ним, лицо было уже неразличимо, но перед самыми глазами моталось нехитрое украшение из медвежьих зубов.

Белег…

— Что ты говоришь? Чего ты хочешь, Берен?

Неужели мой голос стал таким слабым?

Эльф нагнулся к самым его губам.

— Быстрее, — собирая все силы, шепнул Берен. — Бегом.

* * *

Маблунг замолчал.

Гулко заплескалась вода — Кейрн увидел, что они проплывают под мостом. Словно уловив его мысль, Маблунг переложил руль — и лодка свернула к берегу. Кейрн толкнул Нимроса в бок, и бард очнулся.

Множество народу стояло по берегам реки. Эльфы. Серые эльфы Дориата…

Лодка зашуршала днищем по песку, Маблунг легко перебежал с кормы на нос, соскочил на берег и закрепил конец носового каната о ствол дерева. Кейрн тоже выбрался из лодки — значительно более неуклюже: затекли ноги. Следом, едва не опрокинув лодку и набрав воды в сапоги, вышел Нимрос.

Светало. Вода, отражая наливающееся зарей небо, сделалась светлее берегов. В лесу, пробуя голос, проснулись птицы. Фритур увидел, что вокруг уже не лес, а сад. Но сад этот показался ему недобрым. Эта прекрасная земля принесла его лорду смерть.

Он готовился увидеть Берена мертвым, пытался заранее представить себе его безжизненное лицо — и не мог. Чье воображение способно представить застывшее пламя? Сколько он помнил лицо сына Барахира — оно всегда было живым и страстным, как огонь.

Этот сад был прекрасен — и опасен одновременно. Такой похожий, такой притягательный — и такой непонятный народ эти эльфы… Ах, Берен, Берни, Ирхараз, Талискаран… Зачем ты искал своему пламени такого ветра? Разе ты не видел, что он заставит тебя взметнуться лишь на короткий миг — а потом погасит?

…Это было дерево над всеми деревьями, видное издалека, осеняющее своими ветвями и реку, и подножие высокой и одинокой горы, сквозь которую вода проточила себе дорогу. У корней дерева стояли эльфы — много, много… И Кейрн знал, что они должны идти туда, и знал, что они там увидят.

Эльфы расходились перед ними, склоняли головы — и мужчины, и женщины. Ни Нимрос, ни Кейрн, никогда не видели так много эльфов сразу.

— Мы заберем его тело, — сказал Фритур в спину Маблунгу.

— Хорошо, — отозвался эльф. — Если сможете.

В его словах не было угрозы, была только горечь. Маблунг вывел их в круг и отошел в сторону.

Он сидел на коленях, спиной к ним — высокий, но согнутый горем эльф со снежно-белыми… Нет, — седыми волосами. Король Элу Тингол, Серебряный Плащ

— Мы, — Фритуру на миг заперло горло. — Мы прибыли, Элу-король… Мы хотим забрать тело Берена, сына Барахира…

— Да, — безжизненным голосом сказал эльф. — Конечно. Идите сюда…

Он поднялся, глядя на землю перед собой. Рядом с ним возникла — да, именно так, не подошла, а словно из воздуха вышла — женщина. Сама Мудрость, Красота и Сила. Майя Мелиан. Нимрос поразился, а Фритур на нее даже не посмотрел, он упал на колени там, где только что стоял Тингол.

Здесь же был и Сильмарилл — на бронзовом треножнике для ламп, он сиял, как… Кейрн не нашел слов. Этот волшебный блеск был подобен всему, что дает жизнь и радость — живому огню, солнцу, звездам и радуге — и ни на что не похож. Ничто из виденного прежде, не могло сравниться с этим светом — но все можно было с ним сравнить. Это было чудо, это было сияние нездешнего мира — но чем-то знакомое и родное до боли в груди. Так, не видя океана, нельзя его представить себе, но увидев, понимаешь, что все озера, реки и ручьи — отражения и подобие океана… Ради этого стоило жить.

Но стоило ли умирать?

…Видно его принесли на этих носилках, застланных камышом, что лежат чуть в стороне. Принесли, положили здесь, у подножия этого дерева, а Лютиэн, наверное, тут и была… Ждала их с охоты…

Дождалась.

Он успел ее увидеть. Об этом говорила застывшая на лице улыбка, не стертая даже предсмертной мукой. Он успел коснуться ее руки, они в последний раз сплели пальцы в этом подобии объятия — а потом его дух отлетел.

— Ее девы обмыли и одели его, убрали волосы… И положили здесь. Когда мы несли его, она шла рядом и держала его ладонь. Так, не разжимая руки, легла рядом с носилками на траву…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});